logo search
Е

Глава I. Понятие переводческой эквивалентности

Успешное решение конкретных переводческих задач невозможно без чёткого и упорядоченного представления о пе­реводе в целом. Изучением общих закономерностей перевод­ческой деятельности занимается наука, именуемая переводоведением. Первые серьёзные изыскания в этой области относятся к началу прошлого века. С тех пор переводоведение стремительно развивалось и в настоящее время является са­мостоятельной общепризнанной дисциплиной со своей теоре­тической базой, понятийным аппаратом и системой терминов.

Среди широкого круга проблем, изучаемых переводоведением, центральное место занимает понятие переводческой эк­вивалентности, под которой понимается максимальное совпа­дение между содержанием исходного и переводящего текстов. Без этого признака перевод теряет свою сущность.

Разные исследователи, будучи едины в том, что понятие эквивалентности отражает сущность переводческого процес­са, по-разному трактуют его содержательную сторону. В дан­ном пособии мы опираемся на концептуальный аппарат ком­муникативной модели перевода, трактующей перевод как акт межъязыкового общения [16. С. 61].

Сущность коммуникативной модели можно представить в виде следующей схемы:

Отправитель О порождает исходный текст Т, предназна­ченный для получателя П. Переводчик, выступающий в двоя­кой роли — получателя П1 и отправителя О1 ,— переводит ис­ходный текст и направляет текст перевода Т1 получателю П2.

Звено О->Т обозначает коммуникативное намерение отправителя или цель общения. В лингвистической литературе для именования этого понятия используется термин «языко­вая функция».

Языковых функций шесть:

поэтическая, акцент на выборе формы сообщения. Звено Т->П воспроизводит коммуникативный эффект, то

есть результат общения, соответствующий его цели. Этим ре­зультатом может быть понимание содержательной информа­ции, восприятие экспрессивного, фатического, командного и других аспектов текста. Степень коммуникативного эффекта зависит от знания предмета сообщения и общих фоновых зна­ний получателя.

Такова первичная коммуникация, то есть общение в пре­делах исходного языка. Перейдём ко второй части схемы, где воспроизводится вторичная коммуникация, то есть перевод, трактуемый как акт общения между исходным и переводя­щим языками.

Переводчик выступает в двойном качестве: как получа­тель исходного текста П1 и отправитель текста перевода О1

Звено О1->Т1 соответствует отрезку О->Т в контуре пер­вичной коммуникации, обозначающем коммуникативное на­мерение отправителя О, и отражает одно из принципиальных положений коммуникативной модели перевода. Действитель­но, речь идёт о той основе, на которой происходит сопоставле­ние исходного и переводящего языков. В исходном языке цели общения выражаются посредством своих, присущих только ему, языковых средств. В задачу переводчика входит отыска­ние их соответствий, то есть лексических и грамматических единиц, которые используются в переводящем языке для вы­ражения тех же самых целей общения.

Поиск переводческого соответствия сопряжён со всевоз­можными лексическими и грамматическими преобразования-

ми. Используя этот термин, надо учитывать, что «преобразо­вание» не означает каких-либо изменений в исходном тексте. Речь идёт лишь о том, что в переводящем тексте для выраже­ния аналогичных целей общения используются иные лексиче­ские и грамматические средства.

Звено Т->П1 коммуникативной цепочки обозначает отно­шение переводчика, выступающего как получатель П1? к ис­ходному тексту Т. Имеется в виду степень влияния мировоз­зрения переводчика, его вкусов, знакомства с предметом и т.п. на принимаемые им решения. Тема весьма интересная, но в круг нашего рассмотрения не входит.

Обзор схемы переводческого процесса завершает звено Т1->П2 , обозначающее отношение получателя текста перево­да П2 к тексту перевода Т1.

Выше отмечалось, что при переводе сопоставляются не только два языка, но и две культуры. То, что получателю ори­гинального текста понятно, может, по причине межкультур­ных различий, вызвать непонимание у получателя текста пе­ревода. В задачу переводчика поэтому входит не только отыскание языковых средств, необходимых для передачи коммуникативной установки отправителя, но и предоставле­ние получателю текста перевода необходимых пояснений, когда на пути правильного восприятия целей общения стоят межкультурные различия.

Так в общих чертах выглядит схема, отражающая пред­ставление о переводе как акте межъязыкового общения. По­ясним сказанное на примерах.

Перевод является эквивалентным, то есть передаёт содер­жание исходного текста, в том случае, если реакция иноязыч­ного получателя во всех существенных чертах соответствует реакции получателя сообщения на исходном языке. Примени­тельно к денотативной функции это означает понимание ино­язычным получателем заложенной в исходном тексте инфор­мации об окружающем мире:

When we came in she held us silent for a moment with a raised hand. Увидев нас, она предостерегающе подняла руку.

Коммуникативная установка этого высказывания состоит и том, чтобы передать информацию о конкретном сегменте ок­ружающего мира, имеющем вид предметной ситуации. Под этим термином понимаются отражённые в высказывании предметы и объединяющие их отношения. Для того чтобы мысль автора была передана без искажений и воспринима­лась русским получателем так же, как получателем англий­ского текста, приходится отказываться от дословного перево­да и применять ряд переводческих преобразований. В частности, по правилам русского языка для описания назван­ной предметной ситуации требуется использование одного и того же субъекта в главном и придаточном предложениях. По­этому обстоятельственное придаточное предложение when we came in заменяется деепричастным оборотом «увидев нас», связанным с первым логическим причинно-следственным от­ношением: мы вошли (причина) — она увидела нас (следст­вие). Нормы русского языка также диктуют необходимость разворачивания словосочетания raised hand в предложение «она подняла руку», а в отношении оборота held us silent for a moment, наоборот, свёртывания его в обстоятельство «предо­стерегающе» при глаголе-сказуемом «подняла».

Применительно к экспрессивной функции, отражающей отношение отправителя к тексту, задача переводчика состоит в том, чтобы сохранить экспрессивный эффект оригинала. При этом следует учитывать, что внешне однотипные стилис­тические средства подлинника и языка перевода по степени экспрессивности могут не совпадать. Переводчик должен иметь это в виду и в случае необходимости заменять их дру­гими языковыми средствами. Так, более эмоционально-выра­зительного соответствия часто требуют английские глаголы с широким значением движения и действия, типа give, go, fall, leave, take:

At the end of July a German courier fell into the hands of the Austrian police.

В конце июля в руки австрийской полиции попался германский курьер.

Несколько иные проблемы возникают при передаче фатической функции, связанной с установкой на поддержание контакта между участниками коммуникативного акта. На­глядным примером использования языка в этих целях служит обмен приветствиями при встрече знающих друг друга людей. Произнося несколько общих фраз, они дают понять, что канал связи между ними открыт и может быть использован для пе­редачи более важной информации.

Аналогичную функцию выполняет так называемая «вер­бальная пауза», набор речевых сигналов в виде ничего не зна­чащих слов или просто звука «м-м-м», свидетельствующих о том, что отправитель не знает, как лучше сформулировать свою мысль, и просит получателя не торопиться с передачей своего сообщения.

Со своей стороны получатель также даёт знать, что сооб­щение интересует его, и он продолжает слушать. Эти сигналы реализуются по-разному в каждом языке (ср. русское «Так вот..., Да..., Неужели? Интересно...» и английское Well... I see... Is that so? Oh, yes!).

Имеются случаи использования одного и того же высказы­вания одновременно в денотативной и фатической функциях. Примером может служить фраза I don't know. В первом из приведённых ниже высказываний эта фраза используется в своём прямом значении, а во втором — в качестве вербальной паузы:

Where is Peter? I don't know.

Где Пётр? Я не знаю.

What are you going to do this summer?

Oh, I don't know. Go abroad, I suppose, or work with friends in the

summer student camp.

Что вы будете делать летом?

Да как вам сказать. Может быть, поеду за границу или поработаю

с друзьями в летнем студенческом лагере.

Металингвистическая характеристика речи связана с ус­тановкой на сам используемый в общении язык. Иногда она также может доминировать над остальными целями общения. Примером является следующий отрывок из романа Ч. Дик­кенса «Крошка Доррит» в переводе Е. Калашниковой:

Papa is a preferable form of address, observed Mrs. General, 'Father' is rather vulgar, my dear. The word 'Papa' besides, gives a pretty form to the lips. Papa, potatoes, poultry, prunes, and prisms are all very good words for the lips, especially prunes and prisms. Предпочтительнее говорить «папа», моя милочка, — заметила мис­сис Дженерал. — «Отец» звучит несколько вульгарно. И, кроме то­го, слово «папа» придаёт изящную форму губам. Папа, пчела, пломба, плюш, и пудинг — прекрасные слова для губ, в особеннос­ти плющ и пудинг.

Командная функция в английском языке наряду с другими языковыми средствами может быть передана посредством мо­дальных вопросительных предложений. В переводе они часто приравниваются к русским повелительным предложениям:

May I speak to Mrs. Joan, please? Позовите, пожалуйста, госпожу Джоун.

Won't you sit down? Садитесь, пожалуйста.

Наконец, поэтическая функция, в которой упор делается на самой форме речевого высказывания, также часто выра­жается средствами, невоспроизводимыми в переводе. Такая проблема возникает, например, при передаче каламбуров. Поиск их соответствия в переводящем языке бывает связан с существенными модификациями значения английских слов. Показательный пример, раскрывающий логику переводчес­кого решения в подобной ситуации, приводит в своей книге Нора Галь:

«Человек пришёл посмотреть на торжественную и скорбную про­цессию — хоронят королеву.

I'm Late —

И ему возражают: Not you, sir. She is.

У английского слова Late — два значения. Герой спрашивает, имея в виду первое значение: Я не опоздал? И слышит в ответ второе зна­чение: Вы не покойник, сэр. Покойница (или — скончалась) она.

Как быть?

Переводчику пришлось отказаться от игры буквальной, на двойном смысле именно этого слова, и обыграть нечто соседнее.

Слово обыграно другое, а смысл и настроение сохранились, ниче­го не отнято у автора, не проиграл и читатель» [б. С. 148].

Примером необходимости учёта межкультурных разли­чий является следующее высказывание:

It was Friday, so soon they will go out and get drunk.

Была пятница, день получки, поэтому они скоро пойдут и напьются.

Речь идёт о жизни заводских рабочих в Англии в начале прошлого века. Связь между пятницей и намерением рабочих выпить была бы для русского читателя неясной без включен­ного в текст перевода пояснения, из которого следует, что этот день недели был днём выдачи заработной платы.

В рамках коммуникативной модели понятие эквивалентно­сти получает более широкое истолкование. Если авторы дру­гих переводческих теорий рассматривали эквивалентность с общелингвистических позиций и опирались главным образом на денотативную функцию, то создатели коммуникативной модели учитывают и другие языковые функции, наряду с внеязыковыми аспектами перевода, отражающими функциони­рование исходного текста в иной культурной среде.

В данном пособии за основу берётся понятие эквивалент­ности, предложенное одним из создателей коммуникативной теории перевода А.Д. Швейцером. В его понимании перевод­ческая эквивалентность имеет два измерения — одномерное горизонтальное и вертикальное иерархическое. Горизонталь­ный ряд представлен различными видами эквивалентности, вертикальное измерение отражает иерархическую структуру каждого из этих видов [17. С. 147].

Для решения конкретных задач в рамках учебного курса перевода нами была разработана авторская концепция экви­валентности, которую можно представить в виде следующей схемы:

В приведённой схеме эквивалентность между исходным текстом и текстом перевода устанавливается с учётом трёх взаимосвязанных признаков. Это отношения между языковы­ми знаками, характер содержания, сохраняемый в исходном и конечном сообщениях, и вид преобразований, которым в про­цессе перевода подвергается исходный текст.

Общение осуществляется посредством знаков, например, дорожных указателей, сигналов азбуки Морзе, жестов, зару­бок в лесу и т.п. Наука, изучающая знаковые системы, назы­вается семиотикой. Язык также принадлежит к знаковым системам. Роль знаков в нём исполняют лексические и грам­матические единицы.

В семиотике различаются три вида отношений — семанти­ческое отношение (отношение между знаком и тем, что он обо­значает (денотатом)), отношение между самими знаками (синтактика) и отношение между знаком и пользователем (прагматика).

В приведённой ранее схеме коммуникативной модели пе­ревода прагматические отношения объединяют, с одной сто­роны, отправителя и текст, а с другой, текст и получателя. На их основе выявляются ключевые для перевода элементы — коммуникативное намерение (цель общения) отправителя исходного текста и соответствующий этой цели коммуника­тивный эффект, под которым понимается требование о сохра­нении в тексте перевода коммуникативного намерения отпра­вителя и надлежащем учёте различий в объёме фоновых знаний получателей исходного текста и текста перевода, обусловленных дифференциацией культур.

Такая трактовка содержания оригинала, подлежащего со­хранению при переводе, позволяет выделить два вида эквива­лентности — функциональную и межкультурную. С учётом шести упомянутых выше языковых функций, при определе­нии видов функциональной эквивалентности, можно говорить об эквивалентности денотативной, экспрессивной, фатической, командной, металингвистической и поэтической. Всего, таким образом, выделяется семь видов эквивалентности — денотативная, экспрессивная, фатическая, командная, мета­лингвистическая, поэтическая и межкультурная.

В процессе общения ключевую роль играет денотативная функция, определяющая семантические аспекты перевода. Вместе с тем коммуникативная установка отправителя иногда

выдвигает на первый план не денотативную функцию, а дру­гую, скажем, экспрессивную или металингвистическую. По­этому функциональная эквивалентность, помимо обозначения результата коммуникативного акта, соответствующего его це­ли, выполняет важную роль фильтра, определяющего функ­циональную доминанту переводимого сегмента текста.

В связи со спецификой исходного и переводящего текстов, реальная практика перевода часто не допускает максималь­ной передачи всего коммуникативного содержания оригинала. Обеспечить стопроцентную эквивалентность поэтому удаётся не всегда, и определённые потери неизбежны. Иными слова­ми, речь идёт о степени полноты эквивалентности, для выра­жения которой используется понятие адекватности перевода. Если эквивалентность ориентирована на цели перевода и в этом отношении является идеальным конструктом, то адек­ватность связана с конкретными условиями протекания пере­водческого процесса и отражает его оптимальный результат.

В итоге решение, принимаемое переводчиком, нередко но­сит компромиссный характер. Так, в популярном американ­ском мюзикле My fair lady, созданном по мотивам комедии Б. Шоу «Пигмалион», профессор Хиггинс заставляет Элизу распевать песенку The rains in Spain fall mainly in the plains. Цель этого упражнения состоит в том, чтобы научить её пра­вильно произносить дифтонг ei, который в произношении Эли­ны звучит как аi, выдавая её происхождение из лондонских ни­зов. Передать ту же установку средствами русского языка невозможно. Поэтому в русском переводе мюзикла Элиза произносит скороговорку «Карл у Клары украл кораллы», цель ко­торой состоит в том, чтобы научить Элизу труднопроизноси­мым сочетаниям звуков. В результате утрачивается важный социально оценочный компонент оригинала, но перевод в целом может быть признан как адекватный [17. С. 96]. Признавая это, необходимо вместе с тем подчеркнуть, что любое отклонение от эквивалентности должно быть продиктовано не произволом пе­реводчика, а объективной необходимостью.

В рассматриваемой схеме для учёта степени полноты эк­вивалентности вводится понятие иерархии её вертикальных уровней. Принимая во внимание характер учебного пособия, ориентированного на материалы публицистического стиля речи, иерархия уровней эквивалентности устанавливается

для трех ее видов — денотативной, экспрессивной и межкуль­турной. Вертикальная структура других видов эквивалентно­сти не рассматривается.

Уровень, отражающий передачу максимального объёма содержания исходного текста, называется формальным. Пе­ревод на этом уровне осуществляется методом прямых соот­ветствий и сводится к подстановке знаков исходного языка знаками языка перевода при сохранении синтаксического оформления высказывания. Формальный уровень имеется у всех названных видов эквивалентности. Уровни, следующие за формальным, у разных видов эквивалентности устанавли­ваются на основе разных признаков. Общим для них является то, что исходное высказывание и его отдельные компоненты, в отличие от формального уровня, при переводе подвергаются всевозможным преобразованиям.

Рассмотрим отдельно структуру вертикальных уровней каждого из трёх названных видов эквивалентности.

При установлении денотативной эквивалентности на фор­мальном уровне, как было сказано, достаточно осуществить подстановку одних знаков другими, например:

The results were disastrous. Результаты были катастрофическими.

Чаще, однако, исходное высказывание и его отдельные компоненты для установления эквивалентности подвергают­ся определённым переводческим преобразованиям. На уров­не, следующем за формальным, изменяется грамматическое оформление высказывания, тогда как набор образующих его семантических компонентов остаётся прежним. Поэтому дан­ный уровень денотативной эквивалентности называется ком­понентным:

The doctor has been sent for. За доктором послали.

В этом примере при сохранении того же набора семантиче­ских компонентов страдательный залога заменяется действи­тельным.

Следующий уровень называется ситуативным. На нём из­вестные сдвиги происходят не только в грамматической, но и в семантической структуре высказывания. Это связано с тем, что один и тот же сегмент внеязыковой действительности разные языки могут описывать по-разному. На ситуативном уровне меняется и характер переводческих преобразований. Речь идёт о более сложных преобразованиях, затрагивающих как грамматическую структуру высказывания, так и его лек­сическое наполнение:

Fear reduced him to stunned whiteness.

От страха он потерял дар речи и побледнел как полотно.

Словосочетание stunned whiteness не имеет прямого соот­ветствия в русском языке. При описании той же предметной ситуации в нём называются другие её признаки («потерял дар речи» и «побледнел как полотно»), связанные с исходны­ми логическим отношением смежности понятий. Состояние ог­лушённости, потрясения, передаваемое английским stunned, нередко сопровождается потерей дара речи, а понятие «бе­лизны» является смежным по отношению к понятиям «блед­ность» и «полотно».

Высшее место в иерархии уровней денотативной эквива­лентности занимает уровень цели общения. Так, при переводе фразы I wish you many happy returns of the day — русским «Поздравляю с днём рождения» их общей составляющей яв­ляется только коммуникативная цель отправителя — жела­ние поздравить с днём рождения. Перевод осуществляется путём истолкования смысла оригинала. Всё остальное — предметная ситуация, набор семантических компонентов и грамматическое оформление высказывания — полностью из­меняется. Уровень цели общения обозначает ту точку отхода от оригинала, за которой перевод утрачивает свою сущность и приобретает вид реферирования, пересказа и других анало­гичных видов межъязыкового общения.

В предлагаемой схеме экспрессивная эквивалентность со­стоит из двух подвидов — эмотивной эквивалентности и экви­валентности эмфатической, имеющих одинаковые уровни. Для краткости изложения в этом разделе мы рассмотрим структуру уровней только эмотивной эквивалентности. Как и в случае с денотативной эквивалентностью, при установлении эквивалентности эмотивной низшее место занимает формаль­ный уровень. Перевод на нём осуществляется путём установ­ления прямых соответствий, в том числе посредством кальки­рования. Калька допустима, если исходный образ достаточно

понятен для русского получателя и вызывает у него те же чувства, что и у получателя исходного текста:

Although the economy will slow from a gallop to a trot the chances are that America's luck will hold.

Хотя экономика перейдёт от галопа к рыси, вероятно фортуна всё же не отвернётся от Америки.

Использование прямых переводческих соответствий мо­жет привести к эмоциональной перегруженности или, наобо­рот, снижению экспрессивной оценки обозначаемого, непри­емлемой в переводящем языке. В связи с этим возникает необходимость в переводческих преобразованиях, позволяю­щих снизить или, наоборот, повысить экспрессивный фон подлинника, и, как следствие, в переходе на более высокий уровень эмотивной эквивалентности, именуемый нами «кван­титативным», от английского quantity — количество.

Выбор этого термина объясняется стремлением подчерк­нуть характер содержания оригинала, сохраняемого в перево­де. Общим для двух текстов является наличие экспрессии, а переменной величиной — изменение её количественной ха­рактеристики. Переводческие преобразования на упомянутом уровне заключаются в использовании иных, чем в оригинале, выразительных средств, а также в наличии широкого круга трансформаций, присущих ситуативному уровню денотатив­ной эквивалентности.

Наглядным примером служат высказывания с так называ­емыми стёртыми метафорами, то есть метафорами, во многом утратившими свою первоначальную образность. При исполь­зовании в тексте перевода прямого соответствия и сохранении того же образа русский получатель может воспринять подоб­ную метафору как необычное и яркое выразительное средст­во, что не соответствует коммуникативной установке отпра­вителя. Более правильным решением будет применение русской стёртой метафоры, близкой к английской метафоре по смыслу, но основанной на другом образе:

The fly in the ointment, in the opinion of the US presidential chief of staff, Donald Regan, was the president's wife Nancy Reagan, who had insist­ed that she should consult her husband on different aspects of his work. По мнению главы президентской администрации Дональда Ригана, ложкой дёгтя в бочке мёда было стремление жены президента Нэн­си Рейган давать советы мужу по разным вопросам, связанным с его работой.

Сохранение в переводе неизвестного русскому получате­лю образа мухи, попавшей в елей, привело бы к неоправдан­ному повышению эмотивной экспрессии, которая в оригинале имеет вид лёгкой иронии. Поэтому английское the fly in the ointment передаётся аналогичной по смыслу русской стёртой метафорой «ложка дёгтя в бочке мёда».

На третьем, высшем уровне эмотивной эквивалентности, как и в случае эквивалентности денотативной, общей состав­ляющей исходного и переводящего текстов является цель об­щения, то есть экспрессивная оценка обозначаемого. Необхо­димость в переходе на этот уровень возникает в тех случаях, когда прямой перевод передаёт лишь денотативное значение оригинала, но не его экспрессивную коннотацию.

Ошибка переводчика, вызванная дословной передачей иронических выражений, используемых в противоположном значении, лежит в основе анекдота о русской женщине, кото­рой в английском суде предъявлено обвинение в краже кури­цы. Протесты возмущенной обвиняемой «Всю жизнь мечта­ла!» и «Нужна мне ваша курица!» переводчик воспринимает буквально и переводит их соответствующим образом: It is my lifetime's dream, I needed your hen badly. Узнав о приговоре, осужденная восклицает: «Здравствуйте, я ваша тетя!», о чём переводчик тут же сообщает судье: Your honor, the defendant claims to be your close relative.

Естественно, подобная ситуация воспринимается только как шутка. Не разобраться в ней и, как следствие, оказаться в затруднительном положении вряд ли мог бы даже начинаю­щий переводчик. Тем не менее следует признать, что экспрес­сивный компонент оригинала иногда действительно от внимания переводчика может ускользнуть, а в том случае, ес­ли его присутствие достаточно очевидно, подчас бывает не-легко найти адекватное соответствие. Такая ситуация неред­ко наблюдается при переводе метафор, не имеющих аналогов и русском языке. Найти приемлемое решение помогает метод поясняющего перевода:

In 1986 the price of oil plummeted from $30 to $10 a barrel, and Texas quaked in its oversized boots.

В 1986 году после обвала цен на нефть с 30 до 10 долларов за бар­рель экономика Техаса, целиком зависевшая от нефтяного секто­ра, испытала сильнейшее потрясение.

Образ, выражаемый английским метафорическим оборо­том Texas quaked in its oversized boots, в русском тексте едва ли может быть сохранён. Поэтому он опускается, а экспрес­сивное значение английской фразы передаётся методом пояс­няющего перевода, в котором используется усилительное наречие «целиком», форма превосходной степени прилага­тельного «сильный» — «сильнейшее» и экспрессивно окра­шенное словосочетание «испытала потрясение».

Вследствие различий в исходных знаниях восприятие од­ного и того же текста представителями разных культур мо­жет быть не одинаковым. Задача переводчика поэтому состо­ит не только в том, чтобы в полной мере донести до русского получателя коммуникативное намерение автора, но и обеспе­чить установление межкультурной эквивалентности.

Вертикальная структура этого вида эквивалентности так­же начинается с низшего формального уровня. На нём пере­водческие преобразования сводятся к замене языковых знаков при сохранении синтаксического оформления высказывания. Это бывает в тех случаях, когда упоминаемые в оригинале яв­ления культуры присутствуют и в культуре переводящего языка или хорошо известны получателю текста перевода:

The legislature cannot easily remove the government, short of impeach­ment.

Законодательный орган может сменить правительство не иначе как через процедуру импичмента.

Юридический термин impeachment, обозначающий в аме­риканском варианте английского языка решение палаты представителей о возбуждении в Сенате дела по снятию с должности президента, получил у нас широкое распростране­ние после уотергейтского скандала в 1973-74 годах, когда со своего поста был снят президент Ричард Никсон. Слово «импичмент» зафиксировано в словарях, хороню известно русскому читателю и поэтому воспроизводится в русском тек­сте без каких-либо пояснений методом транскрипции.

К следующему уровню межкультурной эквивалентности, именуемому «понятийным», относятся связанные с культурой понятия, которые наряду с общими чертами имеют ряд отличительных признаков. Лексические единицы и словосо­четания, выражающие такие понятия, не имеют прямых соот-

ветствий в переводящем языке. Для их нахождения применя­ются те же переводческие преобразования, которые уже упоминались применительно к ситуативному уровню денота­тивной эквивалентности, а именно генерализация, конкрети­зация, метонимический перевод.

I came to Warley on a wet September morning with the sky the gray of Guiseley sandstone.

В Уорли я приехал дождливым сентябрьским утром. Небо казалось высеченным из серого песчаника.

Словосочетание Guiseley sandstone, по-видимому, вызыва­ет у английского читателя конкретные образные ассоциации и вполне ему понятно. Русский читатель, знающий, что такое песчаник, вряд ли представляет себе, как выглядит песчаник именно в местечке Гайзли. Для того чтобы образ был ясен, ро­довое понятие Guiseley sandstone в переводе заменяется более общим, видовым понятием «серый песчаник», которое хорошо ассоциируется с образом осеннего неба и позволяет не только преодолеть отмеченное межкультурное различие, но и сохра­нить экспрессивный эффект подлинника [16. С. 244].

Третий, высший, уровень именуется «дескриптивным», то есть описательным. С его помощью передаются понятия, от­сутствующие в культуре переводящего языка и не имеющие в пей близких аналогов. На этом уровне преобладает поясняю­щий перевод:

Managerialism gained momentum during the 1980s and 1990s. Реформа государственной службы продолжалась в 80-е и 90-е годы.

Понятие managerialism, характерное для системы госу­дарственной службы в Великобритании, едва ли будет понят­но широкому русскому читателю. Поэтому следует признать правильным решение переводчика, использующего парафра-зу «реформа государственной службы».

В иерархии уровней эквивалентности существует следую­щая закономерность: каждый уровень эквивалентности пред­полагает наличие эквивалентности на всех более высоких уровнях. Так, эквивалентность на формальном уровне пред­полагает эквивалентность на уровнях компонентном, ситуа­тивном и цели общения. Ситуативная эквивалентность подра­зумевает эквивалентность и на уровне цели общения.

Обратной зависимости не существует. Компонентная эквива­лентность может существовать без формальной, ситуативная — без компонентной, а цели общения — без ситуативной и, разумеется, формальной.

Понятие эквивалентности в своей основе является поняти­ем нормативным. Отступление от иерархии уровней эквива­лентности приводит к нарушениям переводческой нормы, по­лучившим названия: буквальный и вольный перевод.

Буквальный перевод связан с нарушением отмеченной выше закономерности, согласно которой эквивалентность на любом из уровней предполагает эквивалентность на всех вы­шестоящих уровнях. Можно сказать, что буквальный перевод является переводом недостаточно «преобразованным».

Опасность буквализма, проистекающего из недооценки тех или иных требований переводящего языка, состоит в том, что он может полностью исказить смысл исходного высказы­вания, причём обнаружить такую ошибку бывает нелегко. Вот один из примеров, взятый из книги Н. Галь:

You are the only woman I have ever loved.

Ты единственная женщина, которую я когда-либо любил.

«Выходит совсем нелепо, — комментирует этот буквализм автор, — как будто говорящий любил давно и уже успел раз­любить. А надо бы просто: "До тебя я никогда никого не лю­бил"» [6. С. 80].

Переводчик довольствуется уровнем формальной эквива­лентности, не замечая, что в данном случае соответствие меж­ду английским и русским высказываниями устанавливается на уровне цели общения.

Вольный перевод выступает антиподом буквального. Если буквальный перевод недостаточно преобразован, то вольный перевод является излишне преобразованным. Переводчик мо­жет позволить себе отход от подлинника лишь в том случае, если это диктуется нормами переводящего языка. Неоправ­данный отход от подлинника ведёт к тому, что переводчик вы­ходит за круг своих обязанностей и выступает в несвойствен­ной ему роли автора текста.

Ярким примером такого превышения своих полномочий было творчество талантливого русского переводчика XIX века И. Введенского, о котором К.И. Чуковский в своё время пи­сал: «Если Диккенс говорит: "она заплакала", Введенский считает своим долгом сказать: "слёзы показались на прелест­ных глазках милой малютки". Встречая у Диккенса слово "приют", он непременно напишет: "приют, где наслаждался я мирным счастьем детских лет". Никто не станет отрицать у Иринарха Введенского наличие большого таланта, но это был такой неряшливый и разнузданный (в художественном отно­шении) талант, что многие страницы его переводов — сплош­ное издевательство над Диккенсом» [15. С. 96].

Для снятия многозначности анализируемой языковой еди­ницы и выбора её эквивалента используется контекст, под ко­торым понимается непосредственное окружение языковой единицы в тексте. Контексты подразделяются на языковые и внеязыковые.

В языковом контексте различается два основных типа: узкий и широкий. Под узким контекстом понимаются слова, составляющие окружение данного слова в пределах словосо­четания и высказывания. Широкий контекст состоит из сово­купности языковых единиц, выходящих за рамки высказыва­ния. Это может быть контекст абзаца, главы или даже всего произведения.

Узкий контекст, в свою очередь, распадается на лексичес­кий и синтаксический. В лексическом контексте однозначность слова обычно устанавливается в пределах словосочетания с опорой на ключевое слово. Так, английское слово stale означа­ет «чёрствый» в сочетании со словом bread (хлеб), «банальный» со словом plot (сюжет), «просроченный» со словом cheque (чек) и «с бородой» со словом joke (анекдот).

Под синтаксическим контекстом понимается синтаксичес­кая конструкция, в рамках которой данное слово употреблено в тексте. В качестве указателя на значение слова выступают синтаксические функции слов и порядок их следования. На­пример, глагол strike при подлежащем, выраженном неоду­шевлёнными абстрактными существительными типа thought (мысль), idea (идея), plan (план), означает «осенить», «прийти в голову». Тот же глагол в конструкции strike as при подлежа­щем, выраженном одушевлённым существительным, означа­ет «показаться», ср.: The Blairs struck me as shy — Супруги Блэр показались мне скромными людьми.

При использовании внеязыкового контекста в качестве ок­ружения языковой единицы выступают любые факты реаль­ной действительности, учёт которых помогает переводчику правильно истолковывать значение этой единицы, например, определённый период времени (исторический контекст), мес­то расположения (географический контекст), различные со­циальные и культурологические факторы (социокультурологический контекст) и т.п.

Помимо ключевых переводческих понятий, краткого пояс­нения требуют некоторые лингвистические понятия и терми­ны, используемые в ходе последующего изложения. Прежде всего следует уточнить понятия языка и речи. В современной трактовке язык рассматривается как совокупность знаков и правил их комбинирования, а речь как применение системы языковых знаков для целей общения. В речи языковые значе­ния актуализируются, то есть соотносятся с конкретными предметами и явлениями.

Различаются единицы языка и единицы речи. В роли еди­ниц языка выступают слова и предложения. Для примера возьмём слово «стол». Физическую сторону языкового знака «стол», или его экспоненту, образуют звуки и буквы, а обозна­чаемым (значениями) служат понятия предмета мебели, пи­тания, вида диеты, места определённой деятельности, напри­мер, стол находок, и т.д. Понятием называется обобщающий образ предмета или явления в нашем сознании.

Подобно слову, предложение также является знаком, но знаком особого рода, которое отражает не отдельные понятия, а типичные предметные ситуации.

В речи слово соотносится не с понятиями и всеми прису­щими ему языковыми значениями, а с конкретным предме­том, процессом или явлением и только одним значением. Так, слово «стол» в одном акте речевого общения может обозначать конкретный предмет мебели, в другом — данный вид диеты, а в третьем — определённое место возвращения утерянных ве­щей (стол находок).

Предложению, выступающему в системе языка в качестве абстрактной схемы, в речи соответствуют высказывания. Схема предложения может быть наполнена словами. Напри­мер, схема «подлежащее — сказуемое», среди прочего, может быть представлена словами «Вася гуляет». Это уже нечто иное, не просто формула, а формула с определённым лексиче­ским содержанием, одним из многих возможных. Полученное предложение несравненно богаче по содержанию, но оно ещё не актуализировано в речи, то есть не включено в конкретную коммуникативную ситуацию. И только после того, как имя «Вася» соотносится с данным одушевлённым предметом, а глагол «гуляет» с конкретным действием, предложение стано­вится высказыванием.

Таким образом, высказывание — это единица речи, но оно имеет ту же грамматическую и лексическую структуру, что и соответствующее предложение. Это уточнение весьма важно для целей переводческого анализа. Переводчик имеет дело только с текстом и образующими текст высказываниями, но описание переводческих преобразований производится с опо­рой на члены предложения, части речи и лексические единицы.

Для переводчика важно иметь чёткое представление о сис­теме языковых значений слова в целом и структуре отдельных его значений. Имеется несколько видов языкового значения слова. Прежде всего выделяется его предметное, или денота­тивное, значение, под которым понимается способность лекси­ческой единицы обозначать определённый класс объектов.

Помимо денотативного значения, в семантику слова могут входить дополнительные значения, содержащие указание на определённые свойства денотата. Экспрессивное значение пе­редаёт информацию об оценке денотата отправителем. Это могут быть определённые эмоции, связанные с денотатом, или указание на степень его важности или интенсивности. Так, совпадающие по своему денотативному значению слова glittering и glaring, означающие «яркий», имеют разное эмотивное значение. Glittering подразумевает яркость в положи­тельном смысле, например, the glittering lights of a big city (яр­кие огни большого города), a glaring — слепящую, неприятную для глаз яркость (the glaring headlights of a motor-car — сле­пящий свет автомобильных фар).

Стилистическое значение слова указывает на его преиму­щественное употребление в рамках определённого стиля речи — разговорного, книжного или делового. А образное значение выделяет в денотате какой-то признак, который используется в качестве основы образных средств языка, фразеологичес­ких единиц, метафор и сравнений. Так, в русском языке «айсберг» — это не только плавающая в океане ледяная гора, но и эталон холодности (холоден как айсберг).

Анализ значения слова занимает важное место при реше­нии переводческих задач. Недостаточный учёт различия в значениях исходного и переводящего слов нередко приводит к переводческим неточностям. Так, при переводе названия «Красная площадь» английским Red Square изначально не­верно было передано определение «красная». Это слово, поми­мо указания на цвет, имеет значение «важный, красивый» (сравните: красный угол, красна девица). И именно это, а не значение красного цвета, образует смысл словосочетания «Красная площадь», поэтому по-английски правильнее ска­зать Grand Square.

Отдельные значения слова в свою очередь состоят из се­мантических компонентов, или сем. Семы выделяются на ос­нове противопоставления значений одного или нескольких слов и бывают разных видов. При сравнении семантически близких слов различаются семы общие и дифференциальные. Общие семы являются общими для значений сравниваемых слов, а дифференциальные различают значения, служат их диагностирующими признаками. Так, при сравнении слов man и rose общей семой будет компонент «предмет», а диффе­ренциальными семами «одушевлённый» и «неодушевлён­ный», «человек» и «растение».

Ядерные семы обозначают существенные, обязательные признаки денотата, а периферийные — его второстепенные признаки. Так, в значение слова «учитель» входят ядерные семы «человек», «преподаватель», «средняя школа». Призна­ки «обладающий специальным образованием», «взрослый», «занимающийся умственным трудом», «культурный» отно­сятся к периферийным семам.

При установлении связей между прямым и переносным значениями слова решающую роль играют потенциальные се­мы. Например, значение глагола hook включает обязательную сему «ловить» и потенциальную сему «подцепить». Однако именно эта сема становится обязательной в переносном, мета­форическом значении слова hook — «подцепить муженька».

Компонентный анализ позволяет более тонко анализиро­вать смысловую структуру слова при переводе. Дело в том, что семный состав значений слова варьируется от языка к языку. Между тем в переводе компонентная структура слов одного языка порой отождествляется с другим. Так, напри­мер, устанавливая соответствие между английским hug и рус­ским «обнимать», переводчик может упустить из виду тот факт, что в отличие от русского «обнимать», английское hug включает и сему «интенсивности». Поэтому фраза Не gave the baby a hug может быть соотнесена с русской «Он обнял малы­ша» вместо правильного варианта «Он крепко обнял малыша».

Следует, наконец, проводить разграничение между поня­тиями языковое значение и смысл. Языковедами эти понятия трактуются по-разному. Для практических целей удобно ис­толкование, согласно которому смысл есть актуализирован­ное в речи значение языковой единицы.

Так, в зависимости от конкретного акта речевого общения на первый план выступает одно из перечисленных значений слова «стол», которое и становится его смыслом. Предложение «Вася гуляет», имеющее несколько значений, после актуали­зации в речи и преобразования в высказывание приобретает конкретно-контекстуальный смысл, и получатель узнает, кто такой «Вася» — мальчик, кот с таким именем или сосед за сте­ной. В соответствии с реальным субъектом действия уточня­ется смысл и глагола «гуляет».

Для целей общения важное значение имеет имплицитный смысл высказывания, под которым понимается та часть его конкретно-контекстуального смысла, которая выражается не прямо, а опосредствованно. В нашем примере, если речь идёт о соседе по квартире, таким имплицитно выражаемым смыс­лом может быть недовольство его поведением или, наоборот, одобрение и сочувствие.

Переводчик всегда имеет дело с конкретным текстом, то есть оперирует на уровне смысла, а не значения. Каждый язык имеет свою систему значений, поэтому объём значений аналогичной языковой единицы может быть иным (ср. разные значения слов «стол» и table). Что касается смысла, то он не зависит от различий между языками и может быть передан другими языковыми средствами. Так, одно из значений слова «стол» — «стол находок» — в английском языке передаётся словосочетанием lost and found, а значение «питание» — сло­вами diet и board (ср. board and lodging).

В заключение отметим, что понятие эквивалентности, трактуемое как максимальное совпадение между содержани­ем исходного и переводящего текстов, рассматривается в ка­честве основного признака перевода и является одним из цен­тральных понятий переводоведения. Существует несколько видов эквивалентности, при этом каждый вид имеет свою структуру уровней, отражающих степень эквивалентности. Учёт видов и уровней эквивалентности позволяет определить близость перевода к оригиналу при решении конкретных пе­реводческих задач.