Ключевые слова

прагматика, речевой контекст, коммуникация, речевой акт, эквивалентность, адекватность и переводимость, коммуникативный эффект, адресат, адресант, трансформации, тезаурус, прагматическая мотивация текста, первичная и вторичная коммуникация.

Ч.Моррис, который ввел термин “прагматика”, понимал его как учение об отношении знаков к их интерпретаторам. Характеризуя конкретные задачи и проблемы прагматических исследований естественных языков, Н.Д.Арутюнова отмечает, что они, постепенно расширяясь, обнаруживают тенденцию к стиранию границ между лингвистикой и смежными дисциплинами (психологией, социологией, этнографией и др.), а также с соседствующими разделами лингвистики (семантикой, стилистикой, риторикой). Прагматика отвечает синтетическому подходу к языку.

Совокупность таких факторов, как связь значения с внеязыковой действительностью, речевой контекст (эксплицитный и имплицитный), коммуникативная установка, которая связывает высказывание с меняющимися участниками коммуникации – субъектом речи и ее получателями, фондом их знаний и мнений, ситуацией (местом и временем), в которой осуществляется речевой акт, именно эта совокупность образует мозаику широко понимаемого контекста, который как раз и открывает вход в прагматику смежных дисциплин и обеспечивает ей синтезирующую миссию [Арутюнова, Падучева, 1985, с.3-5].

Рассматривая проблемы эквивалентности, адекватности и переводимости, мы уже отмечали, что требование коммуникативно-прагматической эквивалентности является главнейшим из требований, которые предъявляются к переводу, так как оно предусматривает передачу коммуникативного эффекта исходного текста и поэтому предполагает выделение того его аспекта, который является ведущим в условиях данного коммуникативного акта. Отсюда был сделан вывод об иерархии уровней эквивалентности, в соответствии с которым прагматический уровень (включающий такие важные для перевода компоненты, как коммуникативная интенция, коммуникативный эффект и установка на адресата/получателя) управляет другими уровнями, является неотъемлемой частью эквивалентности вообще и наслаивается на другие её уровни.

В.Н.Комиссаров подчёркивает, что в процессе перевода функционируют две языковые системы, но они функционируют не независимо друг от друга, а соотнесённо, с параллельным использованием коммуникативно равноценных единиц. Поэтому и перевод определяется им как особый вид соотнесённого функционирования языков [Комиссаров, 1978; Комиссаров, 2004 и др.]. Акцент на функционирование языков особо подчёркивает динамичность процесса перевода в отличие от статичного, иногда механического (как в машинном/компьютерном переводе) установления типологических параллелей [Мирам и др., 2003]. В процессе перевода переводчик выражает смысл высказывания на родном языке средствами другого [например, Нелюбин, 1999, с.69-70]. Однако перевод как параллельная речевая реализация не исключает использование переводческих трансформаций. Как утверждает Г.Мирам и А.Гон, в сознании переводчиков уже существует прямая связь между формами двух языков, и часто перевод идет по механизму прямых соответствий. Но в то же время ни в коем случае нельзя забывать, что переводческие трансформации являются “искусственной моделью перевода”, а в реальном процессе перевода прямые соответствия между формами разных языков практически отсутствуют [Мирам и др., 2003].

Для того чтобы ответить на вопрос о том, каковы прагматические отношения, характеризующие перевод как акт межъязыковой и межкультурной коммуникации, необходимо рассмотреть основные звенья процесса перевода, в которых реализуются различные типы отношений между знаками и коммуникантами. Характерной особенностью этих звеньев является их двухъярусный характер: акты первичной и вторичной коммуникации образуют два яруса – вторичная коммуникация наслаивается на первичную:

О → Т → П

↓

П¹ → О¹ → Т¹ → П²

В звеньях этой коммуникативной схемы возникают различные типы прагматических отношений, i.e. отношений между знаковыми совокупностями (текстами) или их элементами и коммуникантами. Особенность коммуникации в том, что отношения, которые возникают в определённых звеньях первичной коммуникации, воспроизводятся (в соответственно модифицированном виде) во вторичной коммуникации, e.g. : звено О – Т (i.e. отправитель исходного текста/адресант – исходный текст) характеризуется отношением, которое можно назвать коммуникативная интенция отправителя, или прагматической мотивацией текста. Отправитель текста (сообщения) на языке оригинала “означивает” этот текст, используя свою систему знаний о языке, на котором он формулирует свое высказывание, и о предмете. Эти системы знаний называют тезаурусом, i.e. отправитель текста использует свой языковой и предметный тезаурус.

Это отношение (О – Т) воссоздаётся в цепи вторичной коммуникации, где в звене О¹ - Т¹ его воспроизводит переводчик, создающий новый текст – аналог исходного. Сообщение (текст) получает переводчик, “декодирует” (“расшифровывает”) его и создаёт его аналог на языке перевода, пользуясь уже своим языковым и предметным тезаурусами. Заметим, что у переводчика языковой тезаурус состоит их двух частей: часть тезауруса исходного языка и часть тезауруса языка перевода. Но так как коммуникативная ситуация, в которой это высказывание (текст) создаётся, не является идентичной коммуникативной ситуации, не может быть и полного тождества между исходным прагматическим отношением О – Т и вторичным прагматическим отношением О¹ - Т¹. Различия между этими отношениями определяются хотя бы тем, что отправители разных текстов (исходного и конечного) не могут, когда создают их, не видеть за ними разных получателей (адресатов) [Швейцер, 1988]. В связи с проблемой переводческой эквивалентности мы говорили и о важной роли функциональной типологии текстов (К.Райс, Р.Якобсон). Для анализа коммуникативной интенции, которая лежит в основе переводимого текста, может быть использована и теория речевых актов [ДЖ.Остин, 1962; Дж.Сëрл, 1969], которая изучает различные типы речевых высказваний в связи с той конкретной ролью, которую они играют в процессе коммуникации.

Следующее звено коммуникативной цепочки, которое играет важную роль в переводе – звено Т – П (текст – получатель/адресат). О – Т и Т – П представляют собой тесно взаимосвязанные звенья. По сути дела, прагматические отношения, характеризующие их, это разные стороны одного и того же явления – коммуникативная интенция и коммуникативный эффект. От переводчика высказывание поступает к получателю, i.e. к тому, кому оно предназначено. Получатель интерпретирует опять с помощью собственного языкового и предметного тезаурусов. Здесь следует учитывать то, что тезаурусы адресанта, переводчика и адресата никогда полностью не совпадают. Однако вернёмся к коммуникативной интенции и коммуникативному эффекту. Их согласование составляет основу переводческой эквивалентности. Здесь также обнаруживается функциональное сходство между звеньями первичной и вторичной коммуникации (Т – П – в первичной коммуникативной цепи и Т¹ - П² - во вторичной). Коммуникативный эффект представляет собой результирующую многочисленных сил воздействия текста, соответствующих его функциональным характеристикам. Но подобно тому, как исходная коммуникативная интенция модифицируется в процессе вторичной коммуникации, коммуникативный эффект варьируется в конечном звене процесса двуязычной коммуникации в соответствии с характеристиками конечного получателя.

Остаются еще два звена коммуникативной цепочки, которые характеризуются особым типом прагматических отношений: Т - П¹ (исходный текст – переводчик – получатель) и О¹- Т¹ (переводчик – отправитель – конечный текст). Уже отмечалось, что полное слияние личности переводчика с личностью автора исходного текста возможно лишь в идеале. Более того, только в идеальной схеме возможен переводчик, не только полностью “вошедший в образ” автора, но и воспринимающий исходный текст с позиций носителя исходного языка и исходной культуры. Таким образом, приравнивание друг к другу соответствующих звеньев первичной и вторичной коммуникативных цепей носит в определённой степени условный характер.

Считается, что самые большие информационные потери происходят в том звене цепочки коммуникации, где производится перекодирование текста (i.e. в процессе перевода). Специалисты утверждают, что отчасти это вина переводчика (то, о чём мы уже упоминали – ни один переводчик не может знать оба языка одинаково хорошо), отчасти расхождения, потери – это результат иного оформления текста на языке перевода и иного восприятия получателем.

В заключение отметим, что рассмотрение перевода как коммуникативного акта подтверждает ограниченность трансформационного подхода к переводу (но не отказ), поскольку при этом подходе не просматривается очень важный этап – этап адаптации тезаурусов социо-культурных и этнографических знаний носителей исходного языка и языка перевода.

Вопросы

1. В чём суть одного из главных требований к переводу?

2. Как перевод определяется школой В.Н.Комиссарова?

3. В чём особенность процесса перевода как акта межъязыковой и межкультурной коммуникации?

4. Каковы основные звенья коммуникативной схемы процесса перевода?

5. Что составляет основу переводческой эквивалентности?

Лекция 5.

Коммуникативная интенция отправителя.

1. Р.Якобсон “Лингвистика и поэтика”

2. .

1.1 Акт речевого общения.

0. Различие между сообщениями – различная иерархия функций языка.

1. Функции языка.

1. Триада: коммуникативная интенция – функциональные параметры текста – коммуникативный эффект применительно к переводу.

2. Важность разграничения различных типов функциональной эквивалентности (ФЭ).

Ключевые слова

коммуникативная интенция, функциональные параметры текста, речевой акт, коммуникативный эффект, функциональная эквивалентность, общность смыслового содержания, металингвистическая функция, функциональная доминанта текста, прагматическая мотивация.

Говоря о коммуникативной интенции и функциональной эквивалентности, очевидно, нельзя обойти статью Р.Якобсона “Лингвистика и поэтика”, в которой автор подробно рассматривает функции языка. К тому же использование терминов Р.Якобсона при изучении проблемы коммуникативной интенции отправителя подтверждает настоятельную необходимость ознакомиться хотя бы с некоторыми положениями этой статьи, актуальными для нашей темы.

Р.Якобсон подчёркивает, что лингвистика является общей наукой о речевых структурах. Вопрос о связях между словом и миром касается не только словесного искусства, но и вообще всех видов речевой деятельности. Ведению лингвистики подлежат все возможные проблемы отношения между речью и “универсумом (миром) речи”. Лингвистика должна отвечать на вопрос, какие элементы этого универсума словесно оформляются в данном речевом акте и как именно это оформление происходит. В то же время автор отмечает, что значения истинности для тех или иных высказываний, поскольку они являются внеязыковыми сущностями, лежат за пределами лингвистики. Язык следует изучать во всём разнообразии его функций, и начинать нужно с рассмотрения структуры акта речевого общения. Р.Якобсон предлагает следующую схему акта речевого общения. Адрессант (А1)/addresser посылает сообщение адресату (А2)/addressee. Чтобы сообщение могло выполнять свои функции, необходимы: контекст, о котором идет речь (т.е. он должен быть вербальным или допускать вербализацию), код (полностью или частично общий для А1 и А2), контакт (физический канал и психологическая связь между А1 и А2, обусловливающие возможность установить и поддерживать связь между А1 и А2):

Адресант - контекст сообщение, контакт код – Адресат

Каждому из этих факторов, пишет Р.Якобсон, соответствует особая функция языка: “Различия между сообщениями заключаются не в монопольном проявлении какой-либо одной функции, а в их различной иерархии…”[Якобсон, 1975, 193-231]. Далее автор характеризует эти функции:

1-референтивная/денотативная/когнитивная – установка на референт, ориентация на контекст, является центральной задачей многих сообщений;

2-эмотивная/экспрессивная функция сосредоточена на адресанте; её цель-прямое выражение отношения говорящего к тому, о чём он говорит. “Она связана со стремлением произвести впечатление наличия определенных эмоций, подлинных или притворных; поэтому термин “эмотивная”, который ввёл и отстаивал А. Марти, представляется более удачным, чем “эмоциональная”. Чисто эмотивный слой языка представлен междометиями. Они отличаются от средств референтивного языка как своим звуковйм обликом (особые звукосочетания или даже звуки, не встречающиеся в других словах), так и синтаксической ролью (они являются не членами, а эквивалентами предложения) […]. Ясно, что все эмотивные признаки безусловно подлежат лингвистическому анализу ” [ibid., 221-225];

3-конативная функция – ориентация на адресата – находит своё чисто грамматическое выражение в звательной форме и повелительном наклонении;

4 – фатическая функция – установить, продолжить, прервать коммуникацию, проверить, работает ли канал связи, привлечь внимание собеседника, etc. Р. Якобсон указывает на то, что стремление начать и поддерживать коммуникацию характерно для говорящих птиц и что фатическую функцию первой усваивают дети; стремление вступать в коммуникацию появляется у них гораздо раньше способности передавать или принимать информативные сообщения

5 – метаязыковая функция – функция толкования

6 – поэтическая. Автор статьи неоднократно подчёркивает, что эту функцию нельзя успешно изучать в отрыве от общих проблем языка, и с другой стороны, анализ языка требует тщательного рассмотрения его поэтической функции. ‛Поэтическая функция – центральная функция словесного искусства, а в других видах речевой деятельности – вторичный, дополнительный компонент…’ [ibid, 228].

В лекции, посвящённой типологии переводческой эквивалентности, мы выделяем три взаимосвязанных компонента следующей триады:

1 – коммуникативная интенция (i.e. цель коммуникации)

2 – функциональные параметры текста

3 – коммуникативный эффект.

Эти компоненты соответствуют трём компонентам речевого акта:

1 – отправителю,

2 – тексту,

3 – получателю, i.e.

О – Т – П

Применительно к переводу соотношение между компонентами триады может быть сформулировано так: переводчик выявляет на основе функциональных доминант исходного текста лежащую в его основе коммуникативную интенцию, и, когда создаёт конечный текст, стремится получить соответствующий этой интенции коммуникативный эффект. Отсюда вытекает важность учёта функциональных параметров текста для обеспечения основного условия эквивалентности – соответствия между коммуникативной интенцией отправителя и коммуникативным эффектом конечного текста.

Необходимо разграничивать различные типы функциональной эквивалентности: референтной, экспрессивной, конативной, фатической, металингвистической, поэтической.

Остановимся на некоторых из них.

Экспрессивная эквивалентность обеспечивается адекватной передачей экспрессивно-эмотивной коннотации текста. Переводчик соизмеряет экспрессивность конечного и исходного текстов, учитывая при этом, что внешне однотипные сходства языка подлинника и языка перевода иногда резко отличаются друг от друга по степени экспрессивности. Поэтому механическое копирование стилистических средств подлинника не ведёт к достижению требуемого коммуникативного эффекта.

В одной из своих статей*, направленных против формалистических установок Е. Ланна, И.А. Кашкин приводит интересный пример буквализма на синтаксическом уровне:

“Out came the chaise – in went the horses – on sprang the boys – in got the travellers” (Ch. Dickens. Pickwick Papers)

“Карету выкатили, лошадей впрягли, форейторы вскочили на них, путешественники влезли в карету” (перевод Е. Ланна).

И.А. Кашкин пишет: ‛Английский текст передан технологически точно, но беда в том, что лошади кажутся деревянными, форейторы – манекенами, карета – игрушечной […] Переводчик, путаясь в глагольных формах и повторах, не видит того, что стоит за английской фразой и что ощутил Иринарх Введенский. В одном издании его перевода

­­­­­­­­­­­­­находим: “Дружно выкатили карету, мигом впрягли лошадей, бойко вскочили возницы на козлы, и путники поспешно уселись на свои места”. Он взамен искусственных инверсий играет на четырёх введённых им наречиях: дружно, мигом, бойко, поспешно и, передав самую функцию диккенсовской инверсии, вызывает у читателя нужное ощущение напряжённой спешки…’ [Кашкин, 1977, 386].

Мы видим из данного примера, что экспрессивная эквивалентность потребовала определённых сдвигов в референциальном содержании (cf. введённую в текст цепочку обстоятельственных слов). Однако эти сдвиги не

* И.А. Кашкин. “Ложный принцип и неприемлемые результаты.” (см. библиографию)

нарушают общности смыслового содержания перевода и подлинника. В комментарии И.А. Кашкина обращает на себя внимание тонкое наблюдение, согласно которому И. Введенский передаёт саму функцию диккенсовской инверсии. Именно в этом заключается основной принцип функциональной эквивалентности.

В переводе необходимо различать экспрессию, источником которой является сам автор текста, и ту экспрессию, которая исходит от изображаемых в тексте персонажей. Вот один из примеров стилистических приёмов, которые используются для передачи авторской экспрессии:

“How was she to bare that timid little heart for the inspection of those young ladies with their bold black eyes?” (W. Thackeray. Vanity Fair…)

перевод

“Как могла Эмилия раскрыть своё робкое сердечко для обозрения перед нашими востроглазыми девицами?”

“Poor little tender heart! and so it goes on hoping and beating, and longing and trusting…”(W. Thackeray. Vanity Fair…)

перевод*

“Бедное нежное сердечко! Оно продолжает надеяться и трепетать, тосковать и верить…”

Ироническая коннотация в английском тексте выражена в отборе лексических средств, в частности, в насмешке, изображённой положительной характеристикой - that timid little heart, тогда как в переводе аналогичную функцию выполняет и уменьшительный суффикс (робкое сердечко, бедное сердечко).

Рассмотрим несколько примеров экспрессии, которая характеризует речь персонажей. Обычно эти формы экспрессии специфичны для разговорной речи:

“… об заклад бьюсь, что он ездил вчера к нему на чердак и прощения у него на коленях просил, чтобы эта злая злючка удостоила сюда переехать” (Достоевский)

“I’d bet he’d been to see him in his attic and begged his pardon on his bended knees so that this spiteful little horror should deign to move to his house”.

Использование такого характерного для русской разговорной речи экспрессивного средства, как тавтологический эпитет у Достоевского отражает отрицательную экспрессию персонажа, которая в английском переводе передана сочетанием пейоративных эпитетов spiteful little horror. Серия пейоративных эпитетов в сценах перебранок, ссор, etc. часто при переводе на английский сопровождается многократным повтором местоимения you:

“И не стыдно, не стыдно тебе, варвар и тиран моего семейства, варвар и изувер! Ограбил меня всего, соки высосал и тем ещё не доволен! Доколе переносить я тебя буду, бесстыжий и бесчестный ты человек!” (Достоевский)

* примеры из лекций проф. А.Д. Швейцера по Общей Теории Перевода

“Aren’t you ashamed, aren’t you ashamed of yourself, you cruel, inhuman wretch, you tyrant of my family, you, inhuman monster, you! You’ve robbed me of everything, sucked me dry, and you’re still dissatisfied. How much longer am I to put up with you, you, you, you shameless and dishonest man!”

Замена одного экспрессивного приёма другим часто обусловлена уникальностью исходного языкового средства:

“Jenny. Oh God forgive you! How could you strike an old woman like that?

Bill. You Gawd forgive me again and I’ll Gawd forgive you one on jaw that’ll stop you praying for a week.”

В приведённом отрывке из “Майора Барбары” Б. Шоу для вербализации насмешливо цитируемой фразы собеседника использует конверсию. В основу же перевода положен компенсационный приём, когда вместо конверсии используется рифма “прости вас боже – прощу по роже”:

“Дженни. Прости вас боже! Как вы могли ударить старую женщину?

Билл. Сунься-ка ещё раз с этим твоим ‛прости вас боже’, так я тебя так прощу по роже, что ты на неделю забудешь молиться”.

При передаче конативной (i.e. волеизъявительной) функции формулы волеизъявления иногда переводятся на основе устойчивых лексико-синтаксических соответствий, cf.: …they would not remember – они не желали помнить… (would – здесь модальный глагол, выражающий настойчивое желание)

I wish I could see him just once –

Хоть бы разок на него посмотреть

Хоч би одним оком глянути на нього

Переводчик также приравнивает друг к другу, например, английские модальные вопросительные предложения и русские (тж. украинские) повелительные предложения:

May I speak to Mr. Bailey, please – Позовите, пожалуйста, господина Бейли

Won’t you sit down – Садитесь, пожалуйста – Сідайте, будьте ласкаві

Joan, would you please get the stapler for me? – Дай мне, пожалуйста, машинку для скрепок, Джоун.

Специфичная для фатической эквивалентности установка на поддержание контакта также реализуется по-разному в разных языках. Иногда наблюдается омонимия фраз, которые выполняют фатическую и референтную функции:

Lady Britomart. Now are you attending to me, Stephen?

Stephen. Of course, mother.

Lady Britomart. No, it’s not of course. I want something more than your everyday matter-of-course attention –

“Леди Бритомарт. Теперь ты меня слушаешь, Стивен?

Стивен. Само собой, мама.

Леди Бритомарт. Нет, не само собой, Стивен. Мне не нужно такое внимание, которое само собой разумеется.”

В приведённом примере из Б. Шоу обыгрывается буквальный смысл of course – одного из речевых сигналов, который используется для поддержания контакта между собеседниками.

Противоречие между языковой формой и выполняемой ею функцией разрешается в процессе перевода в пользу функции; cf перевод вопросительной по форме фразы How do you do?, которая используется в качестве ритуальной формулы установления контакта:

“Mrs. Eynsford Hill. My daughter Clara.

Liza. How do you do?

Clara. How do you do? ” –

“Миссис Эйнсфорд Хилл. Моя дочь Клара.

Элиза. Очень приятно.

Клара. Очень приятно.”

Иногда фатический речевой сигнал приобретает особую форму, определяемую социальной ситуацией. Так, у Б. Шоу “Yes, Sir” используется как маркер асимметрии ролевых отношений при обращении в армии младшего к старшему:

“Tallboys. Private Meek.

Meek. Yessir” –

“Толбойс. Рядовой Миик!

Миик. Слушаю, сэр.”

Особую трудность вызывает передача металингвистической функции, которая характеризуется установкой на сам язык, на его формы. Поэтому и особенно остро вопрос о соотношении формы и функции стоит в тех случаях, когда в фокусе высказывания оказывается именно та форма, которая не воспроизводима в переводе. Вот пример из “Ярмарки тщеславия” У. Теккерея:

“Do you remember when you wrote to him to come on Twelfth Night, Emmy, and spelled twelfth without the f” –

“Помнишь, Эмми, как ты его пригласила к нам на крещение и написала ‛и’ вместо ‛е’?”

Орфографическая ошибка, о которой идёт речь в письме Беки (‛twelth’ вместо ‛twelfth’) в исходном тексте, в переводе передана с помощью компенсационного приёма (‛крищение’ вместо ‛крещение’).

Поэтическая эквивалентность (i.e. установка на выбор формы) допускает еще бóльшую свободу при установлении соответствий на референтном уровне. Очень интересный и показательный пример стратегии, связанный с передачей поэтической функции, приводит И.Левый в книге “Искусство перевода” [Левый, 1974, 144]. Автор приводит строки из стихотворения К.Моргенштерна “Эстетическая ласка” и перевод этих строк на английский язык М.Найта, cf:

Ein Wiesel A weasel

Sass auf einen Riesel Perched up on an easel

Inmitten Bachgeriesel… Within a patch of teasel…

В комментарии к этому переводу переводчик добавил, что эти строки можно было также перевести:

A ferret A mink

nibbling a carrot или sipping a drink

in a garret … in a kitchen sink…

И.Левый, анализируя эти переводы, приходит к выводу о том, что в данном случае существеннее игра на рифме, чем зоологическая или топографическая точность значения отдельных слов - сидящая в ручье ласка переносится на мольберт, на чердак, в кухонную раковину, превращается в хорька и в норку. Очевидно, в этом стихотворении поэтическая функция текста полностью оттесняет на задний план референтную функцию. Казалось бы, из этого можно сделать вывод о том, что в некоторых случаях “формальная” эквивалентность может перевешивать эквивалентность на более высоких уровнях, в том числе и прагматическом. Но на самом деле это не так. Выдвижение на первый план формального подобия определяется функциональными доминантами этого текста, задуманного как словесная игра, и, таким образом, соответствует коммуникативной интенции автора, i.e. прагматической мотивации текста. Другими словами, перевод М.Найта эквивалентен оригиналу в прагматическом отношении, но не эквивалентен ему на более низком – семантическом уровне.

Наряду с анализом на уровне функциональных доминант текста целесообразен, как отмечает А.Д.Швейцер, также учёт типологии высказываний, восходящей к Дж.Остину [Austin, 1962] и Дж.Сëрлю [Searle, 1965; 1969]. Для типологии существенным также является учёт расхождений в языковом выражении одних и тех же типов высказываний в разных языках. Список речевых актов (РА), исследуемых Дж.Остином, Дж. Сëрлем и их последователями, включает сообщения просьбы и приказы, вопросы, запреты, позволения, требования, возражения, поручения, гарантии, обещания, предостережения, угрозы, советы, наставления, акты “этикетного поведения” (behabitives) [Вежбицкая, 1972;1985]. Необходимо учитывать, что для некоторых из этих высказываний существуют жёсткие, ритуальные формулы в разных языках. Например, стандартные формулы запретов, фиксируемые обычно в объявлениях:

No smoking – Не курить/Курить воспрещается – Не палити

Keep off the grass – По газонам не ходить

No entry – Вход запрещен

No pets allowed - Вход с домашними животными запрещен

Здесь одной из самых распространённых переводческих трансформаций является антонимический перевод. Характерная особенность этих трансформаций – неупотребление в английских вариантах глагола-перформатива, который эксплицитно называет данное действие (запрет, e.g. * smoking is prohibited).

В ряде случаев грамматическая трансформация является необходимым условием перевода устойчивых ритуальных формул, которые закреплены за определёнными речевыми актами, cf: трансформацию английского вопросительного предложения в повелительное при переводе формулы приведения свидетеля к присяге на русский язык

“Do you solemnly swear to tell the truth, the whole truth and nothing but the truth, so help you God?

I do.”

“Торжественно поклянитесь говорить правду, только праву и ничего, кроме правды, да поможет вам Бог!

Клянусь”.

Перевод ритуальных формул иногда влечёт за собой более сложные семантические и синтаксические преобразования, например:

“But just then, and before he could say anything more, resounding whack, whack from somewhere. And then a voice: “Order in the Court! His Honor, the Court! Everybody please rise”. (Dreiser)

“Но не успел он вымолвить и слова, как раздался оглушительный стук и чей-то голос произнес: “Суд идёт! Прошу встать! ”

Перевод восклицания судебного пристава требует опущений, cf: Order in the Court = Ø; смысловых сдвигов: деятель → действие: His Honor, the Court! - Суд идет! и др.

Перевод устойчивых формул речевого этикета (behabitives) влечет за собой не менее сложные трансформации³:

“See you later, Mary…” – “Пока, Мэри…”

“Be seeing you, John” - “Ну будь здоров, Джон”.

“The two cadets exchanged the careless “See you’s’ that people say when they know they will see each other again in a few hours” (Life) - “Курсанты обменялись небрежным “Пока”, которое произносится, когда люди знают, что им предстоит снова увидеться через несколько часов. ”

Русские эквиваленты этих формул речевого этикета подыскиваются как «готовые блоки», которые соответствуют данной коммуникативной ситуации – прощание, неформальные ролевые отношения между собеседниками.

Таким образом, переводчик, выявляя на основе функциональных доминант исходного текста лежащую в его основе коммуникативную интенцию и создавая конечный текст, стремится получить соответствующий этой интенции коммуникативный эффект. Отсюда вытекает важность учета функциональных параметров текста для обеспечения основного условия эквивалентности – соответствия между коммуникативной интенцией отправителя и коммуникативным эффектом конечного текста. При этом необходимо разграничивать различные типы функциональной эквивалентности, соотносящиеся с функциями языка, классификация которых восходит к исследованиям Р.Якобсона. Передача каждой из них требует использования особого, характерного переводческого приёма.

Для перевода существенным является также учёт типологии высказываний, в частности, учёт расхождений в языковом выражении одних и тех же типов высказываний в разных языках.