1 Теория перевода и психолингвистика

Выявление психологической основы перевода является необходимой предпосылкой для познания его сущности. С.Н. Сыроваткин считает, что в самой своей сокровенной части перевод – это психологический процесс, включающий три стадии: 1 – понимание исходного текста; 2 – ‘отсмысливание’ от форм исходного языка; 3- выбор форм языка перевода [Сыроваткин, 1978]. Это побуждает теоретиков перевода обращаться к данным психолингвистики.

Задачи теории перевода и психолингвистики во многом совпадают, поскольку объектом теории перевода является особый вид речевой деятельности, а объектом психолингвистики – сама речевая деятельность. К теории перевода вполне приложимы данные психолингвистики о механизмах порождения и восприятия речевого высказывания, о структуре речевого действия, о моделях языковой способности. Определённый интерес для теории перевода представляют разработанные психолингвистами положения о трёхчленной структуре речевого действия, которое включает фазу планирования / программирования, фазу осуществления и фазу сопоставления; о необходимости учёта цели и мотивации речевого действия; об эвристическом принципе порождения речи; о лежащем в основе этого принципа вероятностном прогнозировании; об активном характере процесса восприятия речи [Леонтьев, 1969].

Остановимся подробнее на эвристическом принципе, согласно которому в зависимости от конкретной экспериментальной ситуации субъект может избрать тот путь психолингвистического порождения высказывания, который в данной коммуникативной ситуации представляется оптимальным. Этот методологический принцип применим к моделированию порождения речевого высказывания в процессе перевода. Анализ переводов, как указывает А.Д. Швейцер, свидетельствует о том, что, как и любая речевая деятельность, перевод не осуществляется по единой модели. В процессе перевода находят применение и лексико-синтаксические перифразы, и грамматические трансформации, и семантические преобразования. При этом выбор оптимального способа анализа исходного текста и построения соответствующего текста на другом языке диктуется конкретными условиями межъязыкового коммуникативного акта. Поэтому сведение процесса перевода к единой модели порождения конечного текста представляется неправомерным [Швейцер, 1988].

В одной из своих работ Юдж. Найда отстаивает положение об универсальности трансформационной модели как единственной адекватной модели перевода. Как считает Юдж. Найда, существуют две системы перевода. Первая сводится к формулированию ряда правил, которые указывают, что именно следует делать, чтобы для какой-либо единицы или сочетания единиц исходного языка найти соответствующую форму в языке перевода. В некоторых вариантах теории перевода постулируется наличие языка-посредника, через который и осуществляется перевод. Но независимо от того, вводится ли в модель перевода эта промежуточная структура (i.e. язык-посредник), данный подход основан на применении правил на уровне поверхностных структур языка.

Вторая система предусматривает более сложную процедуру, которая включает три стадии:

1 - анализ, в ходе которого поверхностная структура на языке А анализируется в терминах грамматических трансформаций с учётом грамматических отношений и значений слов и словосочетаний;

2 – перенос, в ходе которого подвергнутый анализу материал переносится из языка A в язык B;

3 – реконструирование, в ходе которого перенесённый материал обрабатывается с целью окончательной адаптации конечного сообщения к нормам языка перевода.

Юдж. Найда считает, что одноэтапная процедура перевода неадекватна. В то же время трёхэтапная модель более точно отражает характер языкового поведения переводчика, анализирующего исходный текст с помощью обратных трансформаций (преобразование поверхностных структур в ядерные предложения) и создающего конечный текст с помощью преобразования ядерных предложений в поверхностные структуры языка перевода [Nіda, Taber, 1969]. А.Д.Швейцер отмечает, что анализ переводов свидетельствует о том, что грамматические трансформации действительно находят применение в качестве одного из приёмов семантического анализа исходного текста и одного из способов построения конечного высказывания. Но сведение перевода к грамматическим трансформациям слишком упрощает реальную картину, так как в переводе находят применение и методы лексико-синтаксического перифразирования, и семантические модификации, которые обусловлены ситуативно-прагматическими факторами. Кроме того, в ряде случаев возможно применение одноэтапной процедуры нахождения прямых соответствий. Например, в устном, в особенности синхронном переводе, который требует мгновенного принятия решений, использование многоступенчатой схемы представляется маловероятным [Швейцер, 1973].

По мнению А.А. Леонтьева, характерная черта перевода – заданность программы извне. Это означает, что программа переводческой деятельности задаётся переводимым текстом и ситуацией коммуникативного акта. В данном случае понятие программы совпадает с понятием инварианта перевода, так как таким инвариантом является как раз внутренняя программа речевого высказывания – система функционально ‘нагруженных смыслами элементов предметно-изобразительного кода или действий над подобными элементами. А поскольку смысл есть функция соотнесённости мотивации и целенаправленности деятельности, выбор программы обусловлен предшествующим опытом организма (вероятностное прогнозирование), а структура программы, в частности, - факторами ситуации и контекста, постольку все эти факторы релевантны при переводе и должны быть привлекаемы при его психологическом анализе’ [Леонтьев 1969, 169-172].

Подробнее на проблеме инварианта мы остановимся в следующих лекциях, а сейчас только подчеркнём, что это утверждение А.А. Леонтьева стоит лишь немного уточнить с учётом коммуникативного намерения самого переводчика. Перечень детерминантов программы был бы неполным, если бы мы не приняли во внимание той принципиально важной роли, которую играет установка на адресата / рецептора, на преодоление барьера межкультурной коммуникации, на традицию и норму перевода [Швейцер, 1988].

В книге ’Перевод и лингвистика’ А.Д. Швейцер, характеризуя внутренний механизм порождения высказывания при переводе, высказал предположение о том, что поиск оптимального решения при переводе заключается в последовательном приближении к оптимальному варианту путём перебора нескольких возможных вариантов и отклонения тех, которые не соответствуют определённым функциональным критериям. Такое представление о переводе согласуется с распространённой в современной психологии идеей вероятностного программирования, которая восходит к ‘модели будущего’ Н.А. Бернштейна и которая основана на том, что выбор того или иного способа деятельности представляет собой постулирование возможных исходов из наличной ситуации, их последовательный перебор под углом зрения определённых критериев [Швейцер, 1973].

Как и другие модели перевода, модель проб и ошибок не может претендовать на универсальность. Так, она не может быть применена в экстремальной ситуации, в частности – в синхронном переводе, когда время нахождения варианта сокращается до минимума и требуется автоматизм переводческих навыков. Но в целом данная гипотеза подтверждается наблюдениями над деятельностью переводчиков [Швейцер, 1988].

Модель вероятностного прогнозирования использует Г.В. Чернов при описании механизма порождения высказывания в процессе синхронного перевода. По данным Г.В. Чернова синхронный перевод осуществляется при одновременности процессов слушания и говорения, часто до завершения поступающего к переводчику высказывания. Г.В. Чернов считает, что механизмами, которые обеспечивают эту одновременность, являются: механизм вероятностного прогнозирования поступающего к переводчику сообщения и механизм упреждающего синтеза при порождении переводчиком сообщения на языке перевода. Суть выдвигаемой гипотезы в том, что в процессе слухового восприятия оригинала переводчик выдвигает предположение о том или ином смысловом, либо вербальном завершении намерений автора. Выдвижение их осуществляется на основе подсознательной субъективной оценки априорных вероятностей дальнейшего развития данной вербальной ситуации [Чернов, 1978].

Для подтверждения гипотезы о действии механизма вероятностного прогнозирования на вербальном уровне сочетаемости лексических единиц был проведён эксперимент по синхронному переводу текста, который содержал словосочетания разной степени связности. В одном типе высказываний ‘подсказывалась’ высокая степень вероятности определённого вербального завершения, но реальное завершение было другим. Во втором типе каждое слово не сочеталось в смысловом отношении ни с предыдущим, ни с последующим. Полученные в эксперименте данные, по мнению Г.В. Чернова позволяют сделать ряд выводов о механизме вероятностного прогнозирования как на уровне прогноза вероятности сочетаемости слов, так и на более высоком смысловом уровне [ibid., 71-85].

В области письменного перевода техника психолингвистического эксперимента разработана менее. В связи с этим представляет интерес экспериментальное исследование психолингвистического механизма перевода как процесс порождения текста (Университет в Турку). Испытуемые печатают текст перевода на клавиатуре компьютера, фиксирующего все операции по редактированию текста, темпоральные характеристики его порождения, включая паузы, связанные с чтением оригинала и обдумыванием варианта перевода, в частности, характер и величину смысловых отрезков, которыми оперирует переводчик [Tommola, 1986].

Однако сведение синхронного перевода к модели вероятностного прогнозирования представляется неправомерным. Как и другие виды перевода синхронный перевод вполне допускает применение разных стратегий в зависимости от ситуации. Этого не отрицает и Г.В. Чернов, когда пишет, что ‘… модель семантико-смыслового уровня вероятностного прогнозирования не только не отрицает возможной стратегии подстановки прямых лексических и синтаксических соответствий в синхронном переводе без перехода на глубинный уровень в рамках отдельного предложения, но, напротив … подтверждает эвристический принцип выбора стратегии переводчиком’ [Ширяев, 1979, 136].

Переводческая компетенция – одна из тем психолингвистического анализа речевой деятельности. Переводческая компетенция является существенным фактором перевода, объединяющим рецептивную компетенцию понимания и продуктивную компетенцию формулирования. Переводческая компетенция включает способность понимания исходного текста и способность создания текста на языке перевода. При этом жизненный опыт переводчика интерпретируется как фоновые знания [Stolze, 1982].

Идиоматическое^ владение языком перевода представляет собой один из важнейших компонентов переводческой компетенции. Переводческая компетенция включает и элементы двух соприкасающихся в переводе культур. Согласно концепции Р.Штольце, переводчик, чётко ориентируясь на исходный текст, включается в процесс поиска и принятия решения, который завершается ‘перевыражением оригинала на языке перевода’. Определение переводческой компетенции Р. Штольце представляет собой лишь перечень некоторых её компонентов, но не даёт исчерпывающего ответа на вопрос о том, какие навыки и способности необходимы переводчику.

В. Вильс представляет более развёрнутую характеристику переводческой компетенции [Wills, 1977]. Переводческая компетенция является центральной категорией прикладной теории перевода, в предметную область которой, в свою очередь, входят следующие задачи: лингвистическое описание и классификация переводческих трудностей, которые возникают при ‘переносе’ (transfer) исходного текста в язык перевода; разработка лингвистически обоснованных форм обучения переводу; разработка эффективного, охватывающего все релевантные языковые явления анализа ошибок (как предпосылки для критики перевода); разработка описательных, интерпретационных и оценочных процедур с целью теоретического и методического обоснования критики перевода. Первые две задачи прикладной теории перевода В.Вильс называет проспективными, две последние – ретроспективными аспектами. Оптимальным направлением перевода В.Вильс считает направление ‘иностранный язык (ИЯ) – основной язык (ОЯ)’, так как при билингвизме (а компетенция переводчика является компетенцией билингва) компетенция в сфере ОЯ интернализуется в более высокой степени, чем компетенция в сфере второго языка. Исходя из доминирующей роли компетенции в сфере ОЯ, можно сделать вывод о том, что при направлении ИЯ – ОЯ существует бóльшая вероятность точного анализа и адекватного преодоления переводческих трудностей. Но это не исключает полностью возможности успешного перевода в обратном направлении. При переводе в направлении ИЯ – ОЯ трудности рецептивного характера, связанные с анализом исходного текста, проявляются в бóльшей мере, чем трудности репродуктивного характера, которые сопряжены со структурированием конечного текста на языке перевода. Переводческая компетенция не является единой деятельностной характеристикой. Существует её дифференциация в двух измерениях: 1 – жанр текста; 2 – направление (с родного языка на иностранный и с иностранного языка на родной). Каждая из этих частичных компетенций охватывает две субкомпетенции (рецептивную – в сфере исходного языка и репродуктивную – в сфере языка перевода). Обе субкомпетенции взаимодополняют друг друга и образуют основу компетенции, которая необходима переводчику для передачи сложных в содержательном и стилистическом отношении текстов с необходимой степенью коммуникативной эквивалентности.

В. Вильс утверждает, что именно этот текстуальный характер переводческой компетенции объясняет тот факт, что лица, свободно владеющие двумя языками, не обязательно становятся хорошими переводчиками.

Здесь есть смысл вспомнить гипотезу, в своё время не получившую экспериментального подтверждения [Butzkamm, 1973, 129] о том, что лица, владеющие координативной двуязычной системой (i.e. абсолютные билингвы), менее способны к переводу, чем лица, владеющие субординативной двуязычной системой (i.e. относительные билингвы). А.Д. Швейцер считает, что характер билингвизма не влияет непосредственно на переводческую компетенцию, так как для неё решающую роль играет не абсолютный или относительный характер двуязычия, а характер владения языками. При субординативном, так же как и при координативном двуязычии языки могут существовать как автономно, независимо друг от друга, так и будучи соотнесёнными друг с другом. Именно эта соотнесённость, прежде всего соотнесённость на уровне узуса и нормы образует языковую базу переводческой компетенции.

В. Вильс читает, что роль самого переводчика в процессе формирования перевода во многом остаётся неясной.

Пока можно только сказать, что перевод является результатом лексической, синтаксической, текстуально-прагматической замены исходной комбинации знаков соответствующей комбинацией знаков на языке перевода и что при этом вступают в силу управляющие коммуникативные факторы частично объективного, а частично субъективного характера. Роль субъективных факторов возрастает в тех случаях, когда перевод требует нестандартных, творческих решений.

Переводческая компетенция переводчика – языковая и внеязыковая, рецептивная и репродуктивная – включает то, как переводчик осмысляет переводимый текст, как он строит и перестраивает стратегию перевода, какую он, в зависимости от обстоятельств, избирает функциональную перспективу высказывания, как он на основе оригинала, создаёт новый текст. Все приведённые выше виды компетенции органически связаны друг с другом и вместе образуют компетенцию переноса (die Transferkompetenz), которая лежит в основе процесса перевода и обеспечивает адекватную передачу коммуникативного намерения и достаточную степень коммуникативной эффективности [Вильс, 1977, 284].

Следует обратить внимание на то, что понятие переводческой компетенции, рассматриваемое нами, принципиально отличается от понятия компетенции, разработанного в рамках порождающей грамматики Н. Хомского, где описание языка представлено в виде формальных моделей определённого типа. Генеративная лингвистика выдвинула несколько фундаментальных противопоставлений; чётко различаются: употребление – использование языка в речевой деятельности (performance).

К теории перевода ближе всего понятие коммуникативной компетенции, разработанное Д. Хаймсом [Hymes, 1972]. Коммуникативная компетенция в интерпретации Д. Хаймса – это способность говорящего выбирать из доступной ему совокупности грамматически правильных форм те, которые должным образом отражают нормы поведения в реальных актах взаимодействия [ibid., 277]. Это понятие включает четыре параметра: грамматическую правильность, реализуемость, приемлемость, встречаемость.

Особое отношение к переводу имеет приемлемость (соответствие высказывания контексту ситуации). Применительно к переводу приемлемость означает необходимость учёта как отражаемой в тексте внеязыковой ситуации, так и контекста, в котором допускается использование той/иной формы в исходном языке и языке перевода. В это понятие входит обязательный учёт двух коммуникативных ситуаций – ситуации порождения исходного текста с её участниками, ролевыми отношениями и коммуникативными установками и ситуации перевода с аналогичными параметрами. Другой параметр – встречаемость. Это понятие также приобретает особый смысл применительно к переводу. Нередко единицы – аналоги существуют в обоих языках, но существенно отличаются друг от друга своей встречаемостью (i.e. частотностью). Юдж. Найда предложил для проверки качества перевода применять грубые подсчёты частотности использования определённых грамматических и лексических единиц в исходном языке и языке перевода, e.g.: если известно, что в исходном языке пассивная конструкция используется в 5% возможных случаев, а активных – в 95%, а в тексте перевода пассив употребляется в 20% возможных случаев, то ‘язык перевода’ лишён естественности в отношении данного признака’ [Nida, Taber, 1969, 170].

Переводческая компетенция – это сложная и многомерная категория, которая включает все квалификационные характеристики, которые позволяют переводчику осуществлять акт межъязыковой коммуникации: особое ‘переводческое’ владение двумя языками (как минимум рецептивное владение исходным языком и репродуктивное владение языком перевода), при котором языки проецируются друг на друга; способность к ‘переводческой’ интерпретации носителя другого языка и другой культуры; владение технологией перевода (i.e. совокупностью процедур, которые обеспечивают адекватное воспроизведение оригинала, в том числе модификации, необходимые для успешного преодоления ‘культурного барьера’); знание норм языка перевода; знание переводческих норм, которые определяют выбор стратегии перевода; знание норм данного стиля и жанра текста; определённый минимум ‘фоновых знаний’, необходимых для адекватной интерпретации исходного текста, в частности то, что называется ‘знанием предмета’, необходимым для успешного перевода в рамках специализации переводчика. Понятие переводческой компетенции может быть конкретизировано применительно к тем или иным разновидностям перевода и включать, например, творческие способности, необходимые для художественного (в частности, поэтического) перевода.

А.Д. Швейцер отмечает, что проблема переводческой компетенции ещё ждёт своей экспериментальной разработки с позиций психолингвистики. При этом важно, чтобы перевод в этих исследованиях был бы подлинным объектом анализа, раскрывающего его психолингвистический механизм, его психологическую мотивацию и детерминированность психологическими факторами [Швейцер, 1988].