1.3. Названия вьючных животных и связанных с ними понятий

Названия, связанные с вьючными животными, в лезгинском языке, как и названия МРС и КРС, разнообразны. Это связано с тем, что лезгины с древнейших времен использовали их как тягловую силу и как средство передвижения.

Различны названия вьючных животных в лезгинском языке не только по семантике и происхождению, но и в структурном отношении. Здесь много терминов, обозначающих пол, возраст, характер, нрав и поведение животных и т. д.

В лезгинском языке и диалектах для обозначения табуна используется единая простая непроизводная основа рамаг, которая, в свою очередь служит для образования производного термина посредством заимствованного из персидского языка суффикса деятеля -бан – рамаг-бан «табунщик».

Понятия «лошадь» и «конь» в лезгинском языке передаются одним самостоятельным термином балкІан (лит., исп., сал., зиз., орт., юх., ках.) – палкам (ахт.) – палкан (джаб.). Происхождение слова неясно. Родственная основа зафиксирована также в диалектах лакского языка [Абдуллаев, Маммаева 1988: 52].

Существует также один редко употребимый специальный термин для обозначения коня – шив. Семантика слова в диалектах меняется: сал. «красивый конь, скачущий быстро» – ахт. 1) «сказочный конь» 2) «красивый породистый конь» – джаб. «откормленный красивый конь» – зиз. «сказочный конь»: ам шив хьти палкам йе (ахт.) «эта лошадь очень красивая», букв. «эта лошадь (красивая) как конь шив». Генетически родственные основы с разной семантикой и звучанием представлены в авар. чу «лошадь», ахвах. ичва, ичу «кобыла», багул. ичу «кобыла», чамал. иша «кобыла», ботл. ича «конь», карат. ичва «кобыла», годоб. ича «кобыла», анд. ича «кобыла», бежт. шуго «кобыла», гинух. шегве «кобыла», гунз. шугу «кобыла», дарг. урчи «лошадь», лак. чу «лошадь», арчин. ноІш «кобыла», хинал.пши «лошадь» [СИЛДЯ 1971: 152]. Изменения в основах лезгинских языков Б. Б. Талибов объясняет делабиализацией согласных с последующим перескоком элемента лабиализации и трансформации его в самостоятельный губно-губной согласный, который в одних случаях переходит в разные по способу образования губные в, б, п, м, в других случаях – в среднеязычный и, способный в отдельных случаях перейти в сонант р (хиналуг. пши < *шви «лошадь», лезг. шив < *шви «конь», арчин, ноІш < моІш < боІш < воІш< швоІ < *шви [Талибов 1980: 243-246].

В некоторых диалектных единицах лезгинского языка существуют и другие специальные термины для обозначения сказочного коня: къират (сал.) 1) «сказочный конь» 2) «сильный выносливый конь», дуьлдуьл (зиз., джаб.) «сказочный конь», дулдул (сал.) «сказочный конь, могущий летать» (ср. азерб. дуьлдуьл «белый мул Мухаммеда»). Первоисточником данного названия А. К. Шагиров считает арабский язык, ср. араб. duldul «дикобраз», «мул, принадлежащий пророку» [Шагиров І977: 152].

Термин лам является единым для всех лезгинских диалектов и передает понятие «осел». С некоторыми фонетическими отклонениями основа представлена и в других лезгинских языках, ср. крыз., буд. лем, удин. элэм, цахур.аьмаьле, рутул. йимал, йумал, хинал.гьилам [Хайдаков 1973: 26]. Кроме основного значения «осел» данная лексема обозначает также «мокрицу» и «влажность». А форма множественности от этой лексемы ламар используется для передачи понятия «козлы» (подставка в виде бруса на ножках, сбитых крестовиной) [Талибов, Гаджиев 1966: 221].

Родовым наименованием мула является простая лексема къатир (лит., исп.,сал., зиз., орт., юх., ках.) – къетир (ахт., джаб.), тюркского происхождения. В лексическом и семантическом отношениях, за исключением некоторых фонетических различий, данная лексема является единой для большинства тюркских языков [Мусаев 1975: 102-103]. Основа зафиксирована и в других кавказских языках: груз. gatari, агул. qatir, каб. qeter [Абаев 1973: 255].

Название другого вида вьючного животного деве «верблюд», по мнению В. И. Абаева, тюркского происхождения [Абаев 1979: 290]. Оно заимствовано из тюркских языков не только лезгинским языком, но и другими дагестанскими языками. Причину заимствования названия верблюда почти всеми дагеставокими языками У. А. Мейланова объясняет тем, что «особенности дагестанской да и всей кавказской флоры не позволяют разведения и освоения этого животного» [Мейланова 1975: 224], т.е. на данной территории отсутствует сама реалия, отсутствует, естественно, и исконное название данного вида животного.