3. Категория лица (а также числа и рода) § 11. Категория лица как фундамент сказуемости

      Категория лица в глаголе обнаруживает тесную связь с категорией лица в классе местоимений (ср.: вижуиявидел, видишьитывидели т. п.). Лиц в системе глагола столько же, сколько личных местоимений. Здесь сохраняет всю свою силу принцип противопоставления говорящего субъекта (я), автора речи, собеседнику (ты) и кому-то или чему-то третьему (он, она, оно, они). Но между категорией лица у глагола и категорией лица у имен существительных — большая разница. В области имен существительных категория лица подчинена категории одушевленности, а категория одушевленности входит в общую категорию предмета (предметности). В глаголе, напротив, предмет, являющийся источником действия, грамматически изображается как личный деятель. Он подчинен категории лица. Особенно ощутителен этот оттенок грамматического "олицетворения" предметов при сопоставлении таких конструкций:ОленяранилострелойиОленяраниластрела. Однако грамматическое различие между лицом в собственном смысле (1-м и 2-м лицом) и лицом-предметом (или предметом в роли лица) выступает очень заметно. И тут также есть аналогия между категорией лица в глаголе и категорией лица в классе местоимений (ср. предметно-личное значение местоимения 3-го л.). В грамматическом значении деятеля, производителя глагольного действия, сказывается это различие категорий лица и не-лица. Формы так называемого 3-го лица глагола существенно отличаются от форм 1-го и 2-го лица (так же как в классе местоимений). Категория лица справедливо выдвигается грамматистами в ряд основных синтаксических категорий глагола (наряду с формами времени и наклонения). Синтаксическое изучение глагольных конструкций должно выяснить роль глагольных форм в строе разных типов словосочетаний, предложений и синтагм. С понятием предложения во многих синтаксических концепциях сочетается вопрос о формах сказуемости. Едва ли не большая часть современных синтаксических теорий самое понятие предложения ставит в зависимость от наличия verbum finitum (50), т. е. глагольных форм, имеющих значения лица, времени и наклонения (это и есть, по традиционному учению, формы сказуемости). Однако грамматическое выражение времени отсутствует в высказываниях, синтаксическим центром которых является повелительное или сослагательное (условно-желательное) наклонение. "Прощай, свободная стихия" (Пушкин); "Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан" (Пушкин); "О, хоть бы ты издохла" (Л. Толстой, "Крейцерова соната"); "Да это бы еще куда ни шло" (Тургенев, "Однодворец Овсяников"). Основное организующее значение "сказуемости" приходится приписывать формам лица и наклонения. Некоторые грамматисты, ссылаясь на безличные или бессубъектные предложения, готовы видеть фундамент сказуемости в формах наклонения и шире: в категории модальности, которая может иметь не только морфологическое, но и разнообразное синтаксическое (в том числе и интонационное) выражение.

      В защиту этого мнения можно привести многое. Понятие предложения, действительно, связано с признаком модальности высказывания. Модальная окраска присуща и неглагольным предложениям (например: Пожар!таклиэто? и т. п.). Можно думать, что значение модальности неотделимо от понятия предложения. Типы предложений обусловлены модальными различиями, Естественно, что в предложениях глагольного строя модальность высказывания выражается прежде всего формой наклонения (а также интонацией, как и в других типах предложений). Но в русской лингвистике еще со второй половины XIX в. укрепилась вера в синтаксическое главенство формы лица. "Личный глагол, — писал В. Ф. Андреев, — выражает независимое понятие конкретно, наглядно. Из всех формальных признаков verbi finiti, наиболее способствующих конкретности, или наглядности, есть обозначение лица и числа....Глагол служит сказуемым не потому, что он имеет время, вид и залог, а главнейше потому, что он способен указывать лицо; словом, в глаголе, служащем в предложении сказуемым, мы считаем главнейшим признаком лицо" (51).