§ 2. Грамматика, ее объем и ее задачи

      Термин грамматика— даже в лингвистической литературе — употребляется в двух значениях: и как учение о строе языка, и как синоним выражения "строй языка".

      Под грамматикой обычно понимают систему языковых норм и категорий, определяющих приемы и типы строения слов, словосочетаний, синтагм и предложений, и самый отдел лингвистики, исследующий эту систему. В грамматике как учении о строе языка чаще всего намечают три части: 1) учение о слове и его формах, о способах образования слов и их форм; 2) учение о словосочетании, о его формах и его типах; 3) учение о предложении и его типах, о компонентах (составных частях) предложений, о приемах сцепления предложений, о сложном синтаксическом целом (фразе). Учение о грамматической структуре слов, о формах слов, об образовании слов и форм слов обычно называется морфологиейи отделяется от синтаксисакак учения о словосочетании и предложении.

      "...Морфология представляет, так сказать, инвентарь отдельных категорий слов и их форм, а синтаксис показывает все эти слова и формы в их движении и жизни — в предложении речи", — так формулировал эту точку зрения проф. В. А. Богородицкий (3). Против такого деления грамматики есть серьезные возражения, так как границы между морфологией и синтаксисом очень неустойчивы и неопределенны. Часть грамматических явлений, относимых к морфологии, легко находит себе место в синтаксисе и лексикологии. Синтаксис не может обойтись без учения о слове как о составной части предложения. "...Всякое изменение слова по заданию предложения понятно лишь на его общем фоне и не может рассматриваться отдельно от него" (4).

      Другая часть морфологии, исследующая и излагающая методы образования слов, может войти в лексикологию, т. е. в учение о словаре, о закономерностях изменений лексической системы языка. Таким образом, положение морфологии как науки о строении и образовании слов и форм слов оказывается непрочным. Ф. де Соссюр писал: "Отделяя морфологию от синтаксиса, ссылаются на то, что объектом этого последнего являются присущие языковым единицам функции, тогда как морфология рассматривает только их форму... Но это различение — обманчиво... формы и функции образуют целое, и затруднительно, чтобы не сказать невозможно, их разъединить. С лингвистической точки зрения у морфологии нет своего реального и самостоятельного объекта изучения; она не может составить отличной от синтаксиса дисциплины" (5). Мысль о том, что морфологию следует свести к синтаксису, стала общим местом некоторых направлений лингвистики. Так, например, С. Д. Кацнельсон заявляет: "Иллюзия независимости и автономности формы слова привела к отрыву морфологии от синтаксиса; поддаваясь иллюзии, наука долго рассматривала отдельное слово как исходный пункт грамматического анализа. Между тем, форма слова есть лишь частный случай формы словосочетания, проявляющейся здесь лишь в более сложном и искаженном виде. Форма слова подлежит поэтому сведению к формам словосочетания так же, как морфология в целом подлежит сведению к синтаксису" (6).

      На этой же почве возникает противопоставление синтаксиса лексикологии. С этой точки зрения происходит пересмотр отношений между синтаксисом и лексикологией. Некоторые лингвисты склонны и синтаксис, и лексикологию считать частями грамматики. Акад. И. И. Мещанинов пишет: "...учение о слове, выделяемое в особый отдел (лексикология), не может быть изъято из грамматического очерка. Нельзя учение о формальной стороне слова с его значимыми частями (морфемами) отделять от учения о значимости самого слова... <...> Изъятие лексикологии из грамматического очерка вредно отражается также и на историческом понимании языковых категорий" (7). Поэтому И. И. Мещанинов предлагает делить грамматику (за вычетом фонетики) на лексику (учение о слове в отдельности и о словосочетаниях лексического порядка) и синтаксис (учение о слове в предложении и о предложении в целом). Сама по себе мысль о тесной связи грамматики и словаря не нова.

      Акад. Л. В. Щерба так проводил пограничную черту между описательной грамматикой и словарем: "В описательной "грамматике" должны изучаться лишь более или менее живыеспособы образования форм, слов и их сочетаний; остальное — дело словаря, который должен содержать, между прочим, и список морфем" (8). Однако эта схема слишком прямолинейна. Она не затрагивает общего вопроса о скрещении и взаимодействии грамматики и лексики, а только очерчивает автономные области той и другой.

      Шире эта проблема освещена в "Курсе общей лингвистики" де Соссюра. Де Соссюр указывал на взаимопроникновение грамматических и лексических форм и значений в живой системе языка. "...Логично ли исключать лексикологию из грамматики? На первый взгляд может показаться, что слова, как они даны в словаре, как будто бы не поддаются грамматическому изучению, каковое обычно сосредоточивают на отношениях между отдельными единицами. Но... множество этих отношений может быть выражено с таким же успехом словами, как и грамматическими средствами" (9).

      С точки зрения функции лексический факт может сливаться с фактом грамматическим. Так, различение видов (совершенного и несовершенного) в русском языке выражено грамматически в случае спросить—спрашиватьи лексикологически в случаесказать—говорить(ср.:брать—взять;ловить—поймать). "Множество отношений, в одних языках переводимых падежами или предлогами (или производными прилагательными), в других языках выражается сложными словами, приближающимися к собственно словам (фр.royaumedescieux, ц.-слав.царствонебесное, нем.Himmelreich), или производными (фр.moulinàvent, русск.ветрянаямельница, польск.wiatrak), или, наконец, простыми словами (фр.boisdechauffageи русск.дрова, фр.boisdeconstructionи русск.лес).

      ...Всякое слово, не являющееся простой и неразложимой единицей, ничем существенным не отличается от члена фразы, т. е. факта синтаксического: распорядок составляющих его единиц низшего порядка подчиняется тем же основным принципам, как и образование словосочетаний....Взаимопроникновение морфологии, синтаксиса и лексикологии объясняется по существу тожественным характером всех синхронических фактов" (10). Однако лексика не покрывается целиком грамматикой.

      Лексика и грамматика "как бы два полюса, между которыми развивается вся система, два встречных течения, по которым направляется движение языка: с одной стороны, склонность к употреблению лексикологического инструмента — немотивированного знака, с другой стороны, предпочтение, оказываемое грамматическому инструменту — правилу конструкции" (11).

      Еще решительнее зависимость грамматики от словаря утверждали Г. Шухардт и Н. Я. Марр. Акад. Марр писал: "Морфология... включает в себя не только так называемые грамматические категории, но также и словарь..." "Законы семантики затрагивают ближе всего сущность морфологии, потому что было бы недостаточно сказать, что в морфологии лишь отражается состояние общественной организации, — само состояние образования этой организации и ее общественных идей отлагается в морфологии" (12). Г. Шухардт высказывался в том же духе, заявляя, что суть грамматики состоит в учении о значениях и что словарь является лишь алфавитным индексом к грамматике (13).

      И все же безраздельное включение лексикологии в грамматику представляется недостаточно мотивированным. У лексикологии как учения о составе и системе словаря, о закономерностях исторических изменений систем лексики и их внутренних взаимоотношениях с условиями быта, производства, с формами материальной культуры и социальных мировоззрений остается свой материал, свой метод и свой объект исследования. "Словарь овеществляет данную в языке и мышлении тенденцию к сознательному охвату отдельных вещей, свойств, явлений, процессов; грамматика же вырастает на основе тех общих связей, которые объединяют предметы, явления и т. д. <...> Вот почему такие конкретные значения, как домилидеревои т. п., не могут по самой своей природе быть представлены в грамматике, а, с другой стороны, общие категории вроде "бытия" или "сущности" находят отражение в словаре исторически позже, чем в грамматике, на ступени, когда научная мысль открывает эти категории как отдельные конкретные моменты универсальной связи вещей и явлений в природе" (14). Однако в реальной истории языка грамматические и лексические формы и значения органически связаны, постоянно влияют друг на друга. Поэтому изучение грамматического строя языка без учета лексической его стороны, без учета взаимодействия лексических и грамматических значений невозможно.

      Если признать права лексикологии на самостоятельность — за пределами грамматики, то область грамматики становится областью почти безраздельного господства синтаксиса. Но и в самом синтаксисе центральная его часть — учение об основных синтаксических категориях, об основных синтаксических единицах (о словосочетании, о предложении, о сложном синтаксическом целом, о синтагме как компоненте этого сложного целого), об основных синтаксических отношениях (об отношениях модальности, об отношениях между членами предложения и об отношениях между предложениями) — будет окружена со всех сторон побочными, вводными темами, задачами и проблемами, которые не связаны непосредственно с изучением словосочетания и предложения. Эти вопросы группируются вокруг своих центров — учения о слове и его формах, учения о морфологических элементах и категориях, управляющих их связью, и т. п. Понятно, что и тут нередко вскрывается синтаксическая сущность морфологических категорий, но здесь выступают и другие формы и отношения, в которых сказывается синкретическая природа языка и которые лишь с большой натяжкой могут быть удержаны в системе синтаксиса.

      В связи с этим само понятие синтаксиса становится расплывчатым, неопределенным.

      Представляется более целесообразным при изложении грамматики современного русского языка исследовать и группировать грамматические факты исходя из грамматического изучения основных понятий и категорий языка, определяющих связи элементов и их функции в строе языка. А такими центральными понятиями являются понятия слова и предложения. Они соответствуют "основным единицам языка" (15). Эти единицы исторически изменчивы и во всякой живой языковой системе соотносительны и дифференциальны. Словосочетание как единица языка обладает меньшей самостоятельностью и определенностью, чем слово и предложение. Кроме того, понятие словосочетания не соотносительно с понятием предложения. Целые разряды словосочетаний, ставших устойчивыми фразеологическими единицами, структурно сближаются с словами (ср.:вверхдном, спустярукава, битьбаклушии т. п.). Напротив, в свободных фразах основным конструктивным элементом оказывается то же слово с его разнообразными грамматическими формами и лексическими значениями. Словосочетание — это сложное именование. Оно несет ту же номинативную функцию, что и слово. Оно так же, как и слово, может иметь целую систему форм. В области лексики этому понятию соответствует понятие о фразеологической единице языка.

      Ф. де Соссюр заметил: "На первый взгляд кажется подходящим уподобить огромное разнообразие фраз не меньшему разнообразию особей, составляющих какой-либо зоологический вид; но это иллюзия: у животных одного вида общие свойства гораздо существеннее, нежели разъединяющие их различия; напротив того, в фразах преобладает различие, и если поискать, что же их связывает на фоне всего этого разнообразия, то натолкнешься, не желая этого, опять же на слово с его грамматическими свойствами..." (16). Однако это не значит, что теория словосочетания не может быть особым разделом грамматики. Типы словосочетаний, формы и правила их построения — необходимая часть грамматического учения. Но эта часть ближе к грамматическому учению о слове, чем к учению о предложении (17). Таким образом, наиболее рациональным делением грамматики (если не включать в нее фонетику) было бы деление ее на: 1) грамматическое учение о слове, 2) учение о словосочетании, 3) учение о предложении, 4) учение о сложном синтаксическом целом и о синтагмах как его составных частях.

      Впрочем, третий и четвертый разделы грамматики большинством лингвистов объединяются, хотя такое объединение чаще всего приводит к двусмысленности или неопределенности таких понятий, как "предложение", "фраза", "синтагма".

      Понятно, что каждый из этих основных объектов грамматики должен изучаться одновременно со стороны форм и функций. "Материальная единица существует лишь в меру своего смысла, в меру той функции, которою она облечена..." (18)