§ 6. Слово и его грамматические формы

      Различия между основными типами слов сказываются и в их грамматических функциях, в их грамматической природе, в их формах. Многозначность термина формапородила ряд научных недоразумений, гибельно отразившихся на развитии русской грамматической науки (77). Понятие формы слова отождествлялось с формальным признаком грамматического значения. Иногда же форма слова просто смешивалась с окончанием. Чаще под формой слова понималось внешнее морфологическое выражение грамматического значения в строе отдельного слова. Форма слова, по Фортунатову, — это формальная примета грамматической функции в строении отдельного слова. Она заключается во флексии (внешней или внутренней), в ее отсутствии (отрицательная форма), если это отсутствие служит признаком грамматического значения слова, или в словообразовательном аффиксе. "Присутствие в слове делимости на основу и аффикс дает слову то, что мы называем его формой", — писал акад. Ф. Ф. Фортунатов (78). Согласно такому пониманию формы, одни слова имеют форму (например,вод-а), другие бесформенны, лишены формы (например, несклоняемое существительноепальто, наречияздесь, тут, дома, завтраи т. п.). Слова, имеющие форму, являются грамматическими. Они-то и рассматриваются в морфологии как учении "о формах отдельных слов по отношению к отдельным словам". Все остальные слова, не имеющие форм, считаются неграмматическими. Они остаются за пределами морфологии, хотя и могут снова выплыть в синтаксисе — в связи с изучением форм словосочетания. Такое понимание формы слова отражается и на содержании терминов: формы словоизменения и формы словообразования.

      Формы словоизменения — это флексии падежей и спряжения, под которым понимается изменение глагола по лицам (а следовательно, и числам), временам и наклонениям, иначе говоря, это формы слов как частей предложения. Формы словообразования — это чередования звуков основы, суффиксы, приставки, посредством которых образуются новые слова или лексически видоизменяются уже существующие слова, иначе говоря: это формы слов как отдельных знаков предметов мысли, другие формы отдельных знаменательных слов, не формы словоизменения (например: вод-а, вод-ы, вод-ица, вод-ичка, вод-каи т. п.). По различию форм слова устанавливаются и грамматические классы слов. С точки зрения Фортунатова, приходится признавать наличие языков, вовсе не имеющих форм, языков бесформенных. Но такое понимание формы слова как отдельного морфологического элемента в составе отдельного слова очень узко. Оно уже отвергнуто большинством лингвистов. С ним боролись еще В. Гумбольдт и Потебня. Его формализм и односторонность в современной лингвистике общепризнаны. Так, проф. Ж. Вандриес, пользуясь термином морфемадля обозначения формы, в которой выражена грамматическая категория, относит к морфемам решительно все языковые элементы, выражающие грамматические отношения (аффиксы, их порядок в слове или во фразе, чередование гласных, внутреннюю флексию, ударение, тон, нулевые морфемы, служебные слова, порядок слов) (79).

      Таким образом, здесь под понятие грамматической формы подводятся все средства выражения грамматических отношений в языке. Близкие к этому взгляды на грамматическую форму разделял и акад. А. А. Шахматов. Для Шахматова в содержание грамматической формы входили не только формы словоизменения и словообразования, не только порядок слов, ударение, интонация, связь с другими словами, но и служебные слова и даже корни слов в той мере, в какой они выражают не вещественные, реальные, а сопутствующие грамматические представления (80). Быть может, целесообразнее вместо употребления термина формав этом значении пользоваться терминомформальный признак, или внешний выразитель грамматической категории. Так и поступает проф. Л. В. Щерба. В статье "О частях речи в русском языке" он пишет: "Внешние выразители категорий могут быть самые разнообразные: „изменяемость" слов разных типов, префиксы, суффиксы, окончания, фразовое ударение, интонация, порядок слов, особые вспомогательные слова, синтаксическая связь и т. д. <...> Признаки, выразители категорий, могут быть положительными и отрицательными: так, „неизменяемость" слова, как противоположение „изменяемости", также может быть выразителем категории, например, наречия. Противополагая форму, знак — содержанию, значению, я позволю себе называть все эти внешние выразители категорий формальными признакамиэтих последних... Существование всякой грамматической категории обуславливается тесной, неразрывной связью ее смысла и всехее формальных признаков" (81).

      В связи с этими лингвистическими теориями развивается понимание форм слова как дополнительных формальных значений слова, сопровождающих основное (лексическое) его значение. С этой точки зрения уже нельзя говорить не только о языках, не имеющих формы, но в применении к языкам такого строя, как русский, и о словах, не имеющих формы, или бесформенных. Всякое слово оформлено уже тем, что оно несет известные грамматические функции, занимает определенное место в грамматической системе языка, подводится под ту или иную грамматическую категорию. Во многих философских теориях языка под формой разумеется заложенное в смысловой структуре слова представление его вещественного содержания в свете той или иной грамматической категории и в ее семантических пределах.

      А. А. Потебня так формулировал эту мысль: "... слово заключает в себе указание на известное содержание, свойственное только ему одному, и вместе с тем указание на один или несколько общих разрядов, называемых грамматическими категориями..." (82) "Грамматическая форма есть элемент значения слова и однородна с его вещественным значением" (83). Это грамматическое значение осознается на фоне системы языка в целом. "...Нет формы, присутствие и функция коей узнавались бы иначе, как по смыслу, т. е. по связи с другими словами и формами в речи и языке" (84).

      В русском языке нет бесформенных слов, так как лексическое значение всякого слова подводится под ту или иную грамматическую категорию, так как грамматическое значение органически входит в смысловую структуру каждого слова, находя выражение в его речевом употреблении. К этому кругу явлений применимы слова Гегеля (в "Науке логики"): "Содержание не бесформенно, а форма одновременно содержится в самом содержании и не представляет собою нечто внешнее ему". В связи с этим необходимо вспомнить и запись В. И. Ленина в "Конспекте книги Гегеля "Наука логики": "Форма существенна. Сущность формирована. Так или иначе в зависимости и от сущности..." (85) Этот принцип лежит в основе всего грамматического учения о слове.

      Однако способы выражения грамматических значений и самый характер этих значений неоднородны у разных семантических типов слов. Так, междометия почти не связываются с другими словами. Они лишены флексий, суффиксов и префиксов. Они по большей части морфологически неразложимы. Являясь эквивалентами предложений, они обычно замыкаются в отдельное высказыванье, осознаются как своеобразный аффективный и логически не расчлененный тип эмоционального высказыванья. Грамматическая природа модальных слов определяется отношением их лексического значения к модальности того предложения, в которое они "вводятся". Чем уже круг синтаксических связей слова, чем ограниченнее его грамматические видоизменения, чем неразложимее его морфологический состав, тем синкретичнее его природа, тем неразрывнее в нем связь лексических и грамматических значений.

      Связочные слова характеризуются явным преобладанием грамматических значений над лексическими. В этом отношении они однородны с морфемами. Многообразие выражаемых ими грамматических отношений между понятиями (ср., например, значения предлога вили союзачто) расширяет их семантический объем так, что по своей многозначности они превосходят все другие типы слов. Однако их значения особого рода. В них грамматические значения тождественны с лексическими. Внутренняя дифференциация частиц речи обусловлена различиями их синтаксических функций в составе простого предложения или сложного синтаксического целого.

      Картина грамматических и лексических соотношений и взаимодействий резко меняется при переходе к частям речи. Легко заметить, что в некоторых частях речи как бы нарушен параллелизм в развитии грамматических и лексических значений и оттенков. В них лексические значения являются центром смысловой структуры слова и сохраняют свое внутреннее единство, несмотря на разнообразные грамматические видоизменения слова (например: добрый, доброго, добрым, одоброми т. п.). Прежде всего это наблюдение можно применить к тем частям речи, которые склоняются или спрягаются. Так, спрягаемое слово или глагол представляют собою сложную систему многочисленных грамматических видоизменений одного и того же слова (пишу, пишешь, тыписал, яписалбы, пиши, писать, тынаписалбы, напишуи т. п.). Склоняемое слово, обозначающее предмет, обладает системой форм склонения (сад, сада, саду, осаде, сады, садови т. п.). Следовательно, многие слова представляют собою систему форм, являющихся как бы видоизменениями одного и того же слова. Грамматическими формами слова называются те видоизменения одного и того же слова, которые, выражая одно и то же понятие, одно и то же лексическое содержание, либо различаются дополнительными смысловыми оттенками, либо выражают разные отношения одного и того же предмета мысли к другим предметам того же предложения. А. А. Шахматов в своем "Курсе истории русского языка" очерчивал круг форм слова более узко: "Грамматическими формами называются те видоизменения, которые получает слово в зависимости от формальной (не реальной) связи его с другими словами". По другому определению того же А. А. Шахматова, "разные виды слова, отличающиеся между собой своим формальным значением (познаваемым только из связи с другими словами), называются его грамматическими формами" (86). Понятие форм слова было положено в основу грамматического учения о слове акад. Л. В. Щербой (87). Л. В. Щерба, между прочим, указывал на то, что формами слова могут быть не только простые синтетические видоизменения слова, но и сочетания слов, сложные (аналитические) формы. Л. В. Щерба писал: "Надо отличать образования обозначений новых понятий и образование обозначений оттенков одного и того же понятия или связанных с ним побочных представлений... В каждой группе обозначений оттенков одного и того же понятия имеется слово (или форма), которое сознается основным" (88). (Так, им. п. ед. ч. существительного, напримергород, учитель, является такой же формой, как и остальные падежные формы того же слова. Но в силу своей назывной функции он воспринимается как представитель всей группы падежных форм. составляющей одно слово.) "Формами следует, между прочим, почитать такие сочетания слов, которые, выражая оттенок одного основного понятия, являются несвободными, т. е. в которых непременная часть сочетания, выражающая оттенок, употреблена не в собственном значении. Здесь, как и везде в языке (в фонетике, в "грамматике" и в словаре), надо помнить, что ясны лишь крайние случаи. Промежуточные же в самом первоисточнике — в сознании говорящих — оказываются колеблющимися, неопределенными. Однако это-то неясное и колеблющееся и должно больше всего привлекать внимание лингвиста, так как здесь именно подготовляются те факты, которые потом фигурируют в исторических грамматиках, иначе говоря, так как здесь мы присутствуем при эволюции языка" (89). О слове как системе или комплексе сосуществующих, функционально объединенных и соотносительных форм еще раньше учил проф. И. А. Бодуэн де Куртенэ. Он настаивал на том, что даже те формы слова, которым традиционно присваивается роль представителей всех других форм слова (им. п. существительных и прилагательных, глагольный инфинитив), не могут существовать вне связи и соотношения с другими формами. "Нельзя говорить, — писал И. А. Бодуэн ле Куртенэ, — что известная форма данного слова служит первоисточником для всех остальных и в них "переходит". Разные формы известного слова не образуются вовсе одна от другой, а просто сосуществуют(разрядка наша. —В. В.). Конечно, между ними устанавливается взаимная психическая связь, и они друг друга обусловливают и путем ассоциации одна другую вызывают. Но с одинаковым правом мы можем говорить, что формавода"переходит" в формуводу, как и наоборот, формаводув формувода" (90). Таким образом, в кругу частей речи отдельные категории (или классы) слов представляют собою замкнутые, построенные по строгим правилам грамматики системы форм, чаще всего вращающихся в пределах парадигмы (склонения, спряжения, степеней сравнения). Формы слов в русском языке образуются, в основном, теми же способами, что и слова: 1) посредством сложения слов или форм слов (например:будучитать— сложная, аналитическая форма будущего времени глаголачитать;самыйкрасивый— сложная аналитическая форма превосходной степени прилагательногокрасивыйи т. п.); 2) посредством окончаний и суффиксов (например:стена—стенка;выиграть—выигрывать;рука—руки—рукеи т. п.); 3) посредством префиксации (делать—сделать;бледнеть—побледнеть;скверный—прескверныйи т. п.); 4) посредством комбинированного применения суффиксации и префиксации (например, в выражениипредобрейшейдушичеловекформапредобрейшейпринадлежит к системе форм словадобрый); 5) посредством звуковых чередований, чаще всего в связи с суффиксацией (включая сюда ударение, например:год—года—года);села—сёла;заподозрить—заподазривать; 6) посредством изменений ударения (избы—избы;руки—рукии т. п.). Понятно, что формами одного слова могут стать и бывшие прежде совсем обособленными разные слова. Это седьмой способ образования форм слов. Например:человек—люди;брать—взять;укладывать—уложить;садиться-сестьи т. п. (подробнее см. в моей статье "О формах слова") (91).

      Суффиксы, образующие формы слов (например: вода—водица—водичка;убить—убиватьи т. п.), можно называть формообразующимив отличие от суффиксов, образующих новые слова (например:учитель—учительский, учительствои т. п.), т. е. от суффиксов словообразующих. Аффиксы, с помощью которых активно производятся новые слова и формы. являются живыми, продуктивными; аффиксы, выделяемые в словах и формах, но не образующие новых форм и слов, считаются непродуктивнымии иногда даже мертвыми — в зависимости от степени и характера своей выделяемости.

      Не только к средствам словообразования, но и к средствам словоизменения или формообразования (к окончаниям, формообразующим суффиксам и префиксам) следует прилагать критерий продуктивности и непродуктивности.

      Представителями женевской лингвистической школы очень остроумно было замечено, что в грамматике понятие "мертвого", непродуктивного почти отождествляется с понятием "считаемого", обнимаемого числом. То, что может быть сочтено, непродуктивно. Например, группа глаголов бороть, колоть, полоть, поротьисчерпана приведенными примерами. Это — глагольная "пыль" (по выражению де Соссюра). Новые глагольные типы не возникают по этому образцу. Напротив, то, что живо, — продуктивно, не подлежит числовому обозначению и выражению в грамматике.

      Н. В. Крушевский различие между непродуктивными и продуктивными категориями словообразования и формообразования сводил к процессам "воспроизводства" и "производства". "Мы не можем сказать, что слово волчийимеет такую форму только потому, что оно постоянно воспроизводится; оно производится, но производится по образцу своих структурных, а не материальных родичей... что же касается до форм, которые воспроизводятся как члены рядов, то они мало-помалу эмансипируются от своих систем, теряя все более и более признаки сходства наружного и внутреннего со своими прежними родичами, и приобретают самостоятельность" (92) (например,замуж, поделом).

      С этой точки зрения целые большие серии синтетических форм в современном русском языке придется признать непродуктивными.

      В современном русском языке грамматическая структура многих слов и форм переживает переходную стадию от синтетического строя к смешанному, аналитико-синтетическому, и как в лексике слова перерастают в идиомы и фразы, так и в грамматике слово может обрастать сложными, аналитическими формами, своего рода грамматическими идиоматизмами.

      Вопрос об аналитических элементах в русском литературном языке был поставлен И. А. Бодуэном де Куртенэ на строго научную почву еще в семидесятых годах прошлого столетия (93). Эта же проблема попутно затрагивалась неоднократно В. А. Богородицким, который очень остроумно связывал факты грамматического "аналитизма" с развитием идиоматических сращений, с "переходом целого выражения как бы в одно слово определенной формы, где смысл отдельных частей уже стушевывается (род опрощения)" (94). В качестве иллюстрации проф. Богородицкий указывал на описательную форму превосходной степени прилагательныхсамыйвысокий. Точно так же проф. Богородицкий — вслед за Бодуэном де Куртенэ — отмечал распад системы склонения имен существительных в русском языке (ср. рост и расширение употребления предлогов в соединении с падежными формами).

      Очень наглядно очертил положение русского языка в системе аналитических и синтетических языков Н. В. Крушевский. В аналитических языках оттенки понятий выражаются преимущественно с помощью префиксов.

      В русском языке, по мнению Н. В. Крушевского, есть признаки смешанной, переходной стадии от синтетического строя к аналитическому. "На такие формы, как оволке, наилучший, самыйлучший, где оттенок идеи выражается и префиксом, и суффиксом, следует смотреть как на формы переходные от настоящих „синтетических" (ср. старинноеКыевh) к „аналитическим" (ср. болг.добр, по-добр, най-добр; фр.grand, plusgrand, leplusgrandи проч.)" (95).

      К сожалению, в последующей грамматической традиции вопрос о соотношении, смешении и взаимодействии аналитических и синтетических форм слов, об усилении и росте аналитизма в грамматической системе русского языка заглох. Между тем распространение аналитических форм в русском языке связано с усложнением системы формообразования, с изменением грамматических границ слова и его объема, с ростом фразеологических единств и сращений. Из грамматического слова вырастают грамматические идиоматизмы и аналитические словосочетания. Флексии замещаются лексическими элементами, которые образуют новые грамматические формы (96). Все это не может не отражаться и на структуре словаря. Аналитические формы слова, лексикализуясь, становятся самостоятельными словами или идиомами (ср., например, наречияналету, наявуи т. п.; ср. предлогипочасти, полинии, вотношениии т. п.).

      Итак, система грамматических форм неоднородна у разных типов слов. Понятно, что слова, представляющие собою системы грамматических форм, резко отличаются от слов, в которых с морфологической точки зрения признаки слова и формы слова совпадают (таковы, например, наречия верхом, сегодня, завтра, всегдаи т. п.).

      Различия в грамматической структуре разных частей речи обусловлены различиями их синтаксических функций. А эти различия, в свою очередь, органически связаны с системой основных грамматических категорий, которые определяют строй предложения и его эволюцию. В зависимости от строя предложения находится и состав частей речи. Еще А. А. Потебня заметил: "Существенный признак предложения в наших языках состоит в том, что в предложение входят части речи; если их нет, то нет и нашего предложения" (97). Различия в образовании, употреблении и значении слов и форм слов отражают дифференциацию частей речи.

      Все это взаимосвязано и находится в постоянном движении, отражая эволюцию языка и мышления. И. А. Бодуэн де Куртенэ писал об этом: "Жизнь слов и предложений языка можно бы сравнить с perpetuum mobile, состоящим из весов, беспрестанно осциллирующих (колеблющихся), но вместе с тем подвигающихся беспрестанно в известном направлении... Нет неподвижности в языке... Статика языка есть только частный случай его динамики или скорее кинематики" (98).

      Грамматическое учение о слове прежде всего должно выделить те общие категории, которые намечаются или обозначаются в системе основных типов слов современного русского языка, особенно в системе частей и частиц речи как существеннейших конструктивных элементов предложения.