§ 1. Переводческая эквивалентность / адекватность

Традиционно перевод рассматривается с точки зрения верности, т.е. полноты и точности передачи оригинала. Именно в этом смысле го­ворят о «хороших» или «плохих» переводах. Критики же перевода, обращаясь к оригиналу, нередко забывают о том, что оригинал не су­ществует ради самого себя, а служит средством передачи определенных идей, эмоциональных состояний читателю. Для того же предназначен и перевод. Поэтому перед оригиналом и переводом стоит одна и та же задача, а именно определенным образом повлиять, или воздействовать, на читателя. Различие заключается лишь в том, на какого читателя оказывается влияние, или воздействие. Оригинал нацелен на читателя, владеющего языком, на котором оригинал и написан, в то время как перевод рассчитан на реципиента, который, не владея языком оригинала, нуждается в посредничестве перевода, с помощью которого он и знакомится с оригиналом.

Таким образом, перевод представляет оригинал иноязычному чи­тателю. Говорят, что перевод репрезентирует оригинал в иноязычной культурной (в широком смысле) среде. Перевод может быть выполнен хорошо или плохо, но даже «самый плохой перевод остается "перево­дом", поскольку он предназначен для репрезентирования {полно­правной замены) текста оригинала» [Комиссаров, 1973. С. 20].

Перед тем как подробно рассмотреть собственно понятие репре­зентативности перевода, проанализируем традиционно использую­щиеся для описания процесса и результатов перевода термины «пере­водческая эквивалентность» и «переводческая адекватность».

Как уже отмечалось, одним из признаков молодости науки о перево­де является то, что некоторые, в том числе ключевые, ее термины еще не вполне устоялись и толкуются по-разному у различных исследователей. Именно таково положение дел в том, что касается названных терминов.

Итак, особенность перевода в ряду других видов языкового посредни­чества состоит в том, что он должен выступать заменой оригинала, или репрезентировать его. Вместе с тем понятно, что полного соответствия перевода оригиналу добиться невозможно. В переводе всегда остается лишь некая часть, пусть большая, пусть существенная, пусть наиболее важная для коммуникативного акта, но часть информации, содержа­щейся в оригинале, будь то в плане содержания или в плане выражения. При попытках сохранить в переводе максимально много из оригинала текст получается неоправданно громоздким и даже малопонятным.

Например, переведем с английского языка на русский предложе­ние: While I was talking to my girl-friend my mobile phone rang. Если пере­водить, пытаясь передать средствами русского языка все или почти все, что заключено в оригинале, получится примерно следующее: * Пока/ когда я был говорящим/находился в процессе разговора с моей де­вушкой-подругой, мой мобильный телефон (за)звонил.

Действительно, прошедшее продолженное время (Past Continuous Tense) в английском языке обозначает процесс действия, который прерывается другим действием, тоже совершенным в прошлом и вы­раженным прошедшим неопределенным (Past Indefinite/Simple Tense). Отсюда вариант перевода сочетания was talking; *был говорящим или Находился в процессе разговора. Разумеется, для того чтобы обо­значить протекавший в прошлом процесс действия, в русском языке есть свои средства. В данном случае мы бы перевели первую полови­ну предложения глаголом несовершенного вида говорил: Когда я гово­ри... А потому перевод *был говорящим или Находился в процессе раз­говора должен расцениваться как избыточный.

Выражение *девушка~подруга тоже избыточно. По-русски доста­точно просто сказать: подруга.

Конечно же, мы исключили бы слово моей {с моей подругой), по­скольку слово подруга подразумевает, что речь идет о подруге именно говорящего. Вариант *...мой мобильный телефон (за)звонил на поверку оказывается неудачным с точки зрения как идиоматики, так и синтак­сиса русского языка. Правильным русскоязычным вариантом перево­да было бы: ...у меня зазвонил мобильный телефон.

Таким образом, перевод оказался бы, например, следующим: Ког­да я говорил с подругой, у меня зазвонил мобильный телефон. Хотя неко­торые элементы первоначального английского предложения были утрачены и не попали в окончательный вариант перевода, можно ух_ верждать, что последний не потерял ничего существенного из информации, заложенной в оригинале. Значит, цель коммуникации будет сохранена и при переводе, несмотря на утрату определенных компо­нентов оригинала.

Приведенный пример показывает, что абсолютной тождественнос­ти между оригиналом и переводом нет. Это заставляет нас как-то иначе определять их соотношение, отсюда термины «эквивалентность» в! «адекватность», включаемые в абсолютное большинство определений перевода, поскольку, как считают многие переводоведы, они отражают одну из основных особенностей перевода, а именно его тесную связь с оригиналом. Дж. Кэтфорд, например, определяет перевод как «замену текстового материала на исходном языке (ИЯ) эквивалентным (курсив мой. — С Т.) текстовым материалом на языке перевода (ПЯ)» [Цит. по: Комиссаров, 1999а. С. 19]. Ю. Найда говорит о поиске в процессе пере­вода ближайшего естественного эквивалента (the closest natural equiva­lent) [Цит. по: Koller. S. 214].

Иногда в определение перевода включают не слова «эквивалент­ность» или «адекватность», а, например, «инвариант», но это не меня­ет сути дела. У болгарского теоретика перевода А. Людсканова и вслед за ним у А. Поповича речь идет о том, что качественными или точны­ми являются только те переводы, «которые осуществляют свою цель — предоставляют инвариантную информацию (курсив мой. — СТ.) в сравнении с оригиналом выполняют одинаковую функцию» [Попович. С. 27]. Однако уже из «Алфавитного списка терминов» в конце процитированной книги становится ясно, что по крайней мере для Поповича нет никакой сколько-нибудь существенной разницы между терминами «адекватность», «эквивалентность», «инвариантное сходство значений и их стилистическая ценность». Так, «эквивалент­ность стилистическая и содержательная в переводе», по Поповичу, Ш это «функциональная равноценность элементов оригинала и перево­да. Замена элементов оригинала при переводе таким способом, чтобы инвариантное сходство значений и их стилистическая ценность были идентичны» [Там же. С. 180, 197].

Итак, особая связь, устанавливающаяся между оригиналом и пере­водом, прослеживается как в плане содержания, так и в плане выра­жения и является настолько тесной, насколько это только возможно 8 условиях межъязыковой коммуникации, т.е. тогда, когда дает о себе знать естественная труднопреодолимая преграда различия языков, разных способов выражения некоего содержания. Эту связь чаще все­го называют «эквивалентностью» или «адекватностью».

Однако уже здесь намечаются серьезные расхождения в том, чем наполняются эти термины у различных ученых. Немецкий исследо­ватель В. Коллер пишет о том, что разброс значений термина Aequiva-lenz (нем.) / equivalence (англ.) очень и очень широк. Так, под ним подразумевают и содержательное, и текстуальное, и стилистическое, и экспрессивное, и формальное, и динамическое, и функциональ­ное, и коммуникативное, и прагматическое сходство оригинала и пе­ревода, а также сходство эффекта, производимого на реципиентов оригинала и перевода [Koller. S. 215].

Неустойчивость употребления этих терминов существует и у отече­ственных переводоведов. К тому же проблема эта у них усугубляется из-за использования уже не одного термина, а нескольких. Так, одни переводоведы называют способность текста перевода отражать ориги­нал его «адекватностью», другие — «эквивалентностью». При этом гра­ница между терминами проводится по-разному.

Я.И. Рецкер в своей статье «О закономерных соответствиях при переводе на родной язык» (1950) под эквивалентами понимает посто­янные, «равнозначные», не зависящие от контекста соответствия между единицами ИЯ и ПЯ. А В.Н. Комиссаров [1973. С. 75] считает, что «эквивалентность перевода заключается в максимальной иден­тичности всех уровней содержания текстов оригинала и перевода», что при оценочной трактовке термина «эквивалентность», т.е. когда «хорошим», или «правильным», признается только собственно «экви­валентный» перевод, употребление термина «адекватность» становит­ся вовсе излишним [19996. С. 118]. Совершенно очевидно, что экви­валентность провозглашается у Комиссарова более широким, чем у Рецкера, понятием и обозначает уже саму цель переводческого про­цесса, а не отдельный тип соотношений единиц ИЯ и ПЯ.

Более того, если Комиссаров предлагает избавиться от ставшего не­нужным при оценочной трактовке термина «эквивалентность», то А.Д. Швейцер [1973. С. 270], например, определяет адекватный перевод Как «перевод, вызывающий у иноязычного получателя (переводимого сообщения. — СТ.) реакцию, соответствующую коммуникативной ус­тановке отправителя». Это фактически делает достижение адекватности Целью перевода, ведь именно к достижению «реакции, соответствую­щей коммуникативной установке отправителя» и стремится перевод­чик, переводя текст. Р.К. Миньяр-Белоручев [1996. С. 188] так и определяет адекватный перевод: «Адекватный перевод. Воссоздание единства содержания и формы подлинника средствами другого языка. Адекватный перевод является целью художественного перевода. Некоторые авторы предлагают употреблять вместо термина "адекватный перевод" термин "полноценный перевод", имея в виду "исчерпывающую переда­чу смыслового содержания подлинника и полноценное функциональ­но-стилистическое соответствие ему"».

Мы осознанно не прервали цитату из книги «Теория и методы пе­ревода» Миньяра-Белоручева после его собственного определения адекватности перевода. Характерно, что он упоминает рядом со сво­им термином «адекватный перевод» термин «полноценный перевод»,; который употреблял А.В. Федоров. При этом два термина «мирно уживаются» у Миньяра-Белоручева, хотя очевидно, что либо один, либо другой должен быть признан избыточным, коль скоро оба значат совершенно одно и то же.

Другое дело бескомпромиссность Комиссарова [19996. С. 118—119] в следующем пассаже: «Некоторые определения перевода фактически подменяют эквивалентность (читай: «адекватность», по Швейцеру и^: Миньяру-Белоручеву. — С. Т.) тождественностью, утверждая, что пере­вод должен полностью сохранять содержание оригинала. Федоров, на­пример, используя вместо "эквивалентности" термин "полноцен­ность", говорит, что эта полноценность включает "исчерпывающую передачу смыслового содержания подлинника"». Неприемлемость тер­мина «полноценность», понимаемого как «тождественность», объясни­ма: Комиссаров оспаривает положение о том, что содержание оригина­ла может быть передано исчерпывающе, с сохранением «неизменного плана содержания» в переводе. Непонятно, однако, почему Комисса­ров предпочитает термин «эквивалентность» термину «адекватность».

В целом Комиссаров выделяет три подхода к определению поня­тия «эквивалентность».

Первый подход к эквивалентности как к тождественности, «полноценности» (Федоров), «сохранению неизменного плана содер­жания» (Бархударов), однако, оказывается не вполне корректным, по­скольку в процессе перевода всегда требуется определенное преобразо­вание оригинала. Чаще всего это проявляется в том, что переводчик сознательно идет на определенные потери, и перевод неизбежно утра­чивает некоторые черты оригинала. Именно в этом смысле Л.С. Барху­даров говорит о неизбежности потерь при переводе, «то есть имеет ме­сто неполная передача значений, выражаемых текстом подлинника» [Цит. по: Комиссаров, 19996. С. 119]. А если так, то определение экви­валентности, которое ставит во главу угла именно «полноценность» и «сохранение неизменного плана содержания» оригинала, должно быть признано не вполне приемлемым и требующим корректировки.

Второй подход состоит в том, что предпринимается попытка выде­лить в содержании оригинала некую инвариантную часть. Сохранение этой инвариантной части содержания оригинала признается необхо­димым и достаточным условием для обеспечения эквивалентности пе­ревода в целом. Чаще всего под инвариантной частью оригинала пони­мается либо функция текста оригинала, либо описанная в нем ситуация. Другими словами, если обеспечивается выполнение перево­дом той же коммуникативной функции, которая заключена в оригина­ле, или описывается та же ситуация, что и в оригинале, то перевод признается эквивалентным оригиналу. Однако, согласно Комиссаро­ву, такой подход к определению степени эквивалентности перевода не отражает всего многообразия успешно обеспечивающих межъязыко­вую коммуникацию переводов.

Третий подход к определению эквивалентности перевода, по Комис­сарову, — подход эмпирический. При этом подходе исследователь не за­крепляет эквивалентность априори за тем или иным видом сходства пе­ревода и оригинала. Он сопоставляет большое количество реально сделанных переводов с их оригиналами и выявляет, какой вид сходства (эквивалентности) реализуется в том или ином случае. Напрашивается вывод, что эквивалентность может проявляться на разных уровнях в разных текстах — на уровне сохранения цели коммуникации, уровне си­туации, уровне способа ее описания, уровне синтаксических структур и лексических единиц и, наконец, на уровне наибольшей близости к ори­гиналу, уровне дословного перевода. Причем уровни эти словно бы на­кладываются друг на друга: каждый последующий включает в себя пре­дыдущие. Последний же, включающий в себя все остальные уровни, и признается наиболее близким к оригиналу [См. там же. С. 120—132].

Многоуровневый подход к определению эквивалентности в отече­ственном переводоведении был выдвинут самим Комиссаровым, При этом важно учитывать, что речь идет о лингвистической теории пере­вода, в рамках которой за исходный момент для оценки перевода при­нимается его соответствие оригиналу с точки зрения соотношения языков оригинала и перевода, сохранения объема переводимых вы­сказываний, коммуникативной функции оригинала и т.п.

Между тем в последние десятилетия лингвоцентризм в переводо­ведении отступил на второй план. Хотя переводческая деятельность — это прежде всего деятельность языковая, ученые осознали, что пере­вод осуществляется не только с языка на язык, но и, так сказать, с культуры на культуру. Это породило новые трактовки терминов «эк­вивалентность»/ «адекватность», в которых признается вполне леги­тимным уход от сугубо лингвистически ориентированного сходства оригинала и его перевода (конечно, в той мере, в какой это возможно при двух языках, вовлеченных в процесс перевода). Понятно, что это еще более осложнило ситуацию с содержательной нагрузкой и без то. го размытых терминов «эквивалентность»/ «адекватность*.

По этой причине нужно вернуться adfontes¹ — вспомнить о том, что было вначале, чем вызвана необходимость использования данных терминов. Думается, в этом нам может помочь понятие репрезента­тивности перевода, использовавшееся Комиссаровым в его книге «Слово о переводе» (1973), но не получившее надлежащего развитияв работах этого и других переводоведов.