§ 3. Примеры культурно обусловленных трудностей перевода

С развитием общества появляются и новые разновидности перевода, поскольку возникает необходимость в обслуживании новых сфер межкультурной коммуникации. В постперестроечную эпоху, когда российское общество шире открылось для христианства, появилась практически не существовавшая в советский период разновидность перевода (главным образом англо-русского / русско-английского) — перевод литературы, проповедей, других текстов христианской тема­тики. Несомненно, таким образом, обогатилась система жанров отече­ственного перевода.

Речь идет о так называемом христианском переводе. В самом об­щем виде охарактеризуем лишь две особенности данного жанра, свя­занные с проблемами культурной репрезентативности перевода. При осуществлении христианского перевода возникают сложности, по крайней мере, двух типов в зависимости от характера общения — с опорой на (1) различные религиозные источники и (2) культурно обусловленные фундаменты.

(1) При переводе в условиях русско-английского христианского общения обе стороны традиционно используют различные источники. Имеется в виду прежде всего то, что версии Священного Писания, используемые в христианской среде русскоязычной и англоязычной, различаются на текстологическом уровне. Кроме того, различно количество этих опорных материалов. Если в русскоязычном христиан­ам мире фактически используется лишь один так называемый Синодальный перевод Библии, то в англоязычном в ходу достаточно много переводов.

В результате в англоязычной традиции есть возможность подо­брать наиболее удобный для целей конкретного общения перевод Пи­сания (например, чтобы яснее донести до аудитории то или иное доктринальное или практическое положение в проповеди), а в русскоязычной выбора практически нет. К тому же существуют нюан­сы в используемых христианами англоязычного мира и русскоязыч­ного мира версиях Писания, которые представляют определенные трудности для перевода.

Трудности могут быть вызваны и различиями в переводах Библии. При этом важно понимать, что переводчик имеет дело больше чем про­сто с библейским текстом. Переводы Библии, как правило, являются частью культурно-исторической традиции, и переводчик выступает в роли посредника между этими традициями. Однако он не может при­бегнуть к обычным приемам разрешения подобного рода проблем типа комментирования в корпусе примечаний и т.п. Это невозможно в силу того, что переводчик решает принципиально иную коммуникативную задачу, которая состоит в том, что такого рода тексты — в широком смысле: и устные, и письменные (например, проповеди) — обращены чаще всего к лингвистически и культурологически не подготовленному реципиенту и по большей части имеют целью непосредственное (в ча­стности, эмоциональное) воздействие на аудиторию.

Так, в одном тексте [См.: Lee], толкующем Библию, цитируется ^стих 28 из первой главы книги Бытия: And God blessed them: and God said unto them, Be fruitful, and multiply; and replenish the earth, and subdue it... Далее толкование строится на слове subdue. Это слово, как утвержда­ет автор толкования, подразумевает то, что на земле имеет место некий бунт, которому человек, по поручению Бога, должен положить конец {subdue it).

При переводе этого рассуждения с английского языка на русский переводчик, естественно, должен опираться на Синодальный перевод Библии, где говорится: И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь

Размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею... (Быт. 1:28). Очевидно, что переводчик неминуемо сталкивается с проблемой совмещения двух разных переводов оригинала Библии. При этом неважно, какой перевод точнее и каково истинное значение слова использованного в оригинале. Переводчик должен каким-то образом примирить два варианта и обеспечить донесение главной мысли толкования до читателя.

В данном случае, как и в других случаях подобного рода переводчику, видимо, придется ограничиться компромиссным решением. В значении русского слова обладать сема подавлять, подчинять, являющаяся основной для английского глагола subdue, отсутствует. Можно, например, перевести это слово в толковании как возобладать сохранив таким образом корень и потому подобие употребленного в стихе Синодального перевода глагола. Понятно, что это не безукоризненное решение проблемы, но давать филологический комментарий о природе разночтений древнееврейского подлинника и истори­ческую справку о создании английской и русской версий в данном случае кажется абсолютно неуместным, поскольку мы имеем дело не с лингвистическим комментарием к Библии, а с текстом, предполага­ющим непосредственное воздействие на читателя. Таким образом, пе­реводчик «принимает удар на себя» и выступает в качестве своеобраз­ного моста между двумя культурными традициями (в чем видит свою главную задачу), принося в жертву абсолютную (с лингвистической точки зрения) «правильность» перевода ради обеспечения межкуль­турной коммуникации.

Трудности также могут возникать при сравнении в сходных в одной версии и несходных в другой переводов одного и того же слова ориги­нала. Например, если мы вернемся к уже приведенному выше в качест­ве иллюстрации тексту, то обнаружим, что позже в нем со ссылкой на один из англоязычных переводов Библии сопоставляются два стиха, уже проанализированный из Бытия и из книги Иисуса Навина (18:1)

Praise the Lord that the land was subdued! Here we must be reminded again of Genesis 1 and the principle of the earth being subdued by man as God’s r resentative. / Слава Господу за то, что земля была покорена! Здесь мы должны снова вспомнить о Быт. 1 и о принципе, согласно которому человек как представитель Бога должен возобладать над землей, покорить ее.

В обоих случаях в английском переводе употреблен один и тот же глагол — subdue. Первый стих ставит перед человеком задачу-the earth (возобладайте над землей). Второй является исполнением поставленной задачи: the earth is subdued (земля покорена). В английском связь очевидна (употреблен один и тот же глагол), в русском она чисто семантическая (употреблены синонимы).

Опять-таки переводчик должен облегчить читателю восприятие английского толкования. Для большей очевидности связи между двумя стихами можно ввести расширение, не только употребить глаголы, принадлежащие к одной семантической парадигме, но и синтаксически показать связь между ними, сделав их однородными сказуемыми (должен возобладать над землей, покорить ее).

(2) В условиях описываемого рода коммуникации нередки случаи столкновения двух различных взглядов на мир. К тому же эта проблема может накладываться на уже описанную: различия в восприятии тех или иных сторон окружающего нас мира могут осложняться раз­личиями в опорных версиях.

Автор был однажды свидетелем достаточно забавного и в то же время наводящего на раздумье эпизода. В устном сообщении об од­ной из десяти казней, посланных Господом через Моисея на Египет, описанных в книге Исхода (8), шла речь о нашествии жаб. В англий­ском переводе, использованном в сообщении, было употреблено слово frogs. Но переводчик перевел это слово не его словарным экви­валентом лягушки, а словом жабы, опираясь на Синодальный пере­вод книги Исхода. Однако дальше в сообщении, рассчитанном на молодежную аудиторию, прозвучала мысль о том, что, возможно, од­на или две лягушки (frogs) вполне приятны (are quite nice), но когда их множество, когда они повсюду, это уже неприятно (it is already not that nice). Переводчик так и не справился с этим предложением. Он пере­вел, что одна или две жабы не так уж и неприятны, и т.д. Здесь, ко­нечно, вряд ли можно найти однозначное решение. С одной сторо­ны, переводчик не мог предположить, что разговор примет такой оборот, а потому с самого начала не оставил себе пути к отступлению, Введя, например, оба слова — жаба, поскольку таков перевод в Си­нодальной Библии, и лягушка, чтобы ближе подойти к восприятию эпизода носителем английского языка и соответствующей картины мира. С другой стороны, он не мог вдруг, немотивированно для русскоязычной аудитории ввести слово лягушка в объяснение эпизода о нашествии жаб. Более того, даже если бы он ввел в свой перевод слово лягушка и сказал, что лягушки приятны, отнюдь не всякий носитель русского языка и русского мировосприятия согласился бы с ним и потому счел бы это натяжкой.

Очевидно, что проблема в данном случае выводит нас на различие в том , как носители английского языка и английского менталитета и, соответственно, русского языка и русского менталитета воспринимают одно и то же животное. Это само по себе влияет на общее звучание и убедительность аргументации в данной части сообщения.

Приведенный выше случай достаточно показателен, если нить, что, например, понятия уверенность в спасении и надежность спасения могут быть объяснены по-английски с помощью следующей иллюстрации. Человек, у которого в банке на счету миллионы, может быть уверен в том, что это богатство у него есть. Однако если банк не будет закрывать сейфы, в которых хранятся эти деньги, то человек столкнется с проблемой надежности хранения его богатства. Для представителя англоязычной культуры сравнение вопросов, относящихся к Богу и спасению, с деньгами кажется вполне приемлемым то время как по крайней мере для некоторых представителей русскоязычной культуры это может показаться чуть ли не кощунством Опять-таки переводчик должен выступать в роли посредника не толь­ко и не просто между двумя текстами, но и между двумя культурами. Каким образом? Видимо, при случае объяснить тем, кому эта иллюс­трация показалась не совсем корректной, что все дело в культурных различиях, а не в отсутствии надлежащего отношения к Богу у гово­рящего (пишущего).

Если подобные нюансы не принимаются во внимание, то общение в рамках взаимодействия, например, англоязычной и русскоязычной культур может быть в той или иной степени искажено, в частности и по вине переводчика.

Ограничимся только одним примером, строго говоря, не из сферы собственно христианского перевода, но определенно имеющим к не­му прямое отношение. В англоязычном фильме «Elizabeth» (режиссер Ш. Капур; перевод, приведенный в субтитрах, осуществлен компани­ей «Союз-видео»), вышедшем с русскими субтитрами, есть эпизод, в котором главная героиня, Елизавета, узнав о том, что стала короле­ вой, цитирует Псалом 118:23 в английской нумерации: This is the Lords doing; it is marvellous in our eyes, чему соответствует Псалом 117:23 в русской нумерации: Это— от Господа, и есть дивно в очах наших. Переводчик, однако, не узнал цитаты и перевел реплику, всего лишь несколько стилизовав ее: Это промысел Божий! И мы рады этому! Такой перевод заметно искажает образ королевы-протестантки, которая видит в происшедшем руку Господа и, опираясь на Слово Господа, говорит об этом.

Таким образом, в христианском англо-русском и русско-английском переводе можно выделить трудности культурного посредничества по крайней мере двух типов: 1) трудности на уровне используемых в процессе общения версий Священного Писания, которые, уходят корнями в культурно-исторические традиции соответствующих народов; 2) трудности, вызванные различиями двух языковых сообществ во взгляде на мир. И в первом, и во втором случае переводчик должен брать на себя роль «моста», соединяющего две культуры. Несоблюдение этого требования существенно снижает качество перевода, поскольку искажает (или вовсе нарушает) культурный фон переводимого высказывания, препятствуя эффективности межкультурной коммуникации в целом.

Нередко необходимость в культурной адаптации оригинала для того, чтобы он был понятен реципиенту перевода, возникает в художе­ственном переводе.

У Э. Хемингуэя есть роман «Зеленые холмы Африки» (Green Hills of Africa). Роман этот менее известен, чем другие произведения писателя, а интересен тем, что, по сути, является экспериментом. Роман этот не имеет искусно построенной фабулы, хотя очень характерен для Хе­мингуэя, поскольку ориентирован на предельно реалистическое отра­жение действительности. Можно даже сказать, что он в определенном смысле а-литературный: автор принципиально избегает литературных условностей и в «сюжетной» стороне повествования, и в языке.

Не случайно Хемингуэй предпослал роману предисловие, где ре­шительно заявляет, что отказывается что-либо «досочинять» к проис­ходившему во время месяца его пребывания в Африке, что предпри­нимает попытку написать «абсолютно правдивую книгу» с реально действовавшими, а не вымышленными персонажами, без какой бы то ни было любовной интриги (просто потому, что ее не было):

Unlike many novels, none of the characters or incidents in this book is imagi­nary. Any one not finding sufficient love interest is at liberty, while reading it, to insert whatever love interest he or she may have at the time. The writer has attempted to write an absolutely true book to see whether the shape of a country and the pattern of a month's action can, if truly presented, compete with work of the imagination.²

При этом писатель активно экспериментирует на уровне повествовательной техники, применяя целый ряд разнообразных приемов, способствующих более реалистическому изображению событий.

Приведем пример из романа, интересный с точки зрения обсужда­емой в настоящей главе проблемы:

I dropped two [guineas] that thumped hard when they fell and as they lay, wings beating, Abdullah cut their heads off so they would be legal eating.

Я выстрелил раз-другой, и две птицы тяжело плюхнулись на землю. Они [цесарки] еще отчаянно трепыхались, но тут подоспел Абдулла и по мусульманскому обычаю отрезал им головы, чтобы мясо можно было есть правоверным (Дерев. В.Л. Хинкиса).

В романе писатель нередко прибегает к приему своеобразной се­мантической компрессии. Действующие лица, некоторые культурные реалии он просто называет, «констатирует», никак не поясняя. О ком или о чем идет речь, либо становится понятно только по ходу разви­тия действия, либо вообще никак не разъясняется. Так, в приведен­ном отрывке мусульманский религиозный обычай особым образом убивать животных, чтобы они были пригодны в пищу, автор не объяс­няет. В тексте мы видим лишь намек на этот обычай, т.е. Хемингуэй создает эффект истории о событиях, рассказанной «между делом», по принципу построения устной повествовательной речи — «слушай дальше, поймешь».

Ясно, что данное предложение без знания описанного в переводе мусульманского обычая понять трудно. При этом важно отметить, что Хемингуэя как автора, кажется, и не интересует, поймет ли его чита­тель, он продолжает рассказывать дальше, не останавливаясь на по­дробностях. Тем не менее переводчик объясняет эту реалию.

Возможна двоякая оценка этого переводческого решения. С точки зрения общей стилистической установки оригинала, наверное, было бы логично не согласиться с переводчиком, ведь он нарушает эффект, заду­манный автором. С другой стороны, переводчик, видимо, рассуждал так. Поскольку автор, зная, что имеется в виду, не объясняет этого свое­му читателю, значит, предполагает, что и читатель должен знать об этом мусульманском обычае. А если так, то реалия должна быть объяснена и читателю русскоязычному. Трудно отказать переводчику в правомерно­сти такого хода рассуждений и избранного решения. Компромиссным решением могло быть разъяснительное примечание в виде сноски.

Наиболее опасными при переводе в плане культурологическом яв­ляются ошибки вроде следующей.

В журнале «Ваш досуг» (2004) была опубликована статья об амери­канской актрисе Холли Берри. В статье говорилось, кроме всего прочего, о происхождении актрисы, о том, что отец у нее — чернокожий, а мать — лицо кавказской национальности (sic!). Хотя статья не являет­ся переводной, информация явно почерпнута из англоязычных ис­точников, где раса матери актрисы по-английски названа, конечно, Caucasian.

В данном случае допущена грубейшая не только фактическая, но и культурологическая ошибка. Во-первых, мать Бёрри родом не с Кав­каза, а если и переводить слово Caucasian прилагательным кавказский, то только в сочетании со словом раса: кавказской расы (как это реко­мендуют двуязычные словари). Во-вторых, что хуже, в статье амери­канские реалии вдруг описываются в расистских русскоязычных вы­ражениях {лицо кавказской национальности). Если переводчик хотел превратить свою неграмотность в шутку, то она явно неудачна и не­уместна. Статья, использовавшая такой перевод, в итоге оказалась полным сумбуром из ошибок и культурных несообразностей.

Конечно, мы не исчерпали всех трудностей перевода, возникаю­щих в связи с культурологическим аспектом его репрезентативности, но нашей главной задачей было продемонстрировать актуальность возникающих в этом смысле проблем и необходимость учета культур­ной составляющей оригинала при его переводе.

Вопросы и задания

1. Какая модель переводческой деятельности отражает культурологическую компоненту межъязыкового общения? В чем ее отличие от лингвистичес­ких моделей перевода?

2. Какова роль переводчика в межъязыковом общении?

3. Проанализируйте приведенные в главе примеры с точки зрения того, как может или должен действовать в этих ситуациях переводчик. Приведите свои примеры.