§ 2. Процесс перевода как источник помех в межъязыковой коммуникации

Еще одним фактором, порождающим помехи в процессе перевода, является сам процесс перевода и его результаты, находящие отражение в тексте перевода. Например, оригинал может характеризоваться определенным отклонением от литературной нормы ИЯ. Текст может быть создан на каком-нибудь его диалекте или социолекте. Конечно, это никак не должно быть источником помех, если переводчик подготовлен к работе с такого рода текстами. Если же он недостаточно подготовлен, то возникает опасность неправильного понимания исходного текста, а соответственно, в тексте перевода могут возникнуть ошибки, иногда серьезные, фактические, что, конечно, недопустимо.

Как переводчик должен поступать в такого рода ситуациях вопрос, безусловно, важный и требует особого разговора. Во всяком случае, он меньше всего должен думать о сохранении, во что бы то ни стало своей репутации за счет интересов людей, для которых работает.

Мы уже знаем: чтобы быть способным квалифицированно осуществлять свою профессиональную деятельность, переводчик должен знать язык оригинала, язык перевода и предмет речи. Другими словами, он должен отлично владеть обоими вовлеченными в перевод языками. При этом важно понимать, что каждый из трех элементов абсолютно необхо­дим, незаменим, ни одним из них нельзя пренебречь. Если это условие не будет соблюдено и хотя бы один из компонентов этой триады будет отсутствовать, под угрозой срыва окажется весь коммуникативный акт,

Что подразумевается под отличным владением обоими языками? Очевидно, переводчик должен быть подготовлен так, чтобы владеть грамматикой обоих языков, их лексикой, уметь беспрепятственно вы­ражать свои мысли хотя бы на уровне бытового общения, а также в своей профессиональной сфере (лингвистика, литературоведение, медицина, банковское дело и т.д.); он должен видеть и уметь воспро­изводить разницу между текстами, созданными на одном и том же языке, но принадлежащими к разным функциональным стилям; об­ладать основными сведениями о культуре стран, языки которых ис­пользуются в процессе перевода.

Говоря о лингвистической компетентности переводчика, следует по­мнить о различии языка и речи. Речь можно назвать воплощением, реа­лизацией языка как системы. При этом речь динамична, вариативна, субъективна, произвольна в отличие от стабильного, инвариантного объективного и императивного языка [См.: Арутюнова. С. 417—418]. Именно этим объясняется огромный спектр реализаций языковых си темных требований в конкретных речевых актах — от почти идеального стиля высокообразованного ритора до ломаной, с трудом понимав носителями языка речи иностранца. В этой связи можно языковой норме, но вряд ли о норме речевой (разве что в смысле функциональных стилей).

Владение иностранным языком — это владение языковой литературной нормой. Конечно, неспециальное языковое обучение, особенно в последнее время, ориентировано на несколько менее требовательное отношение к тому, насколько высок уровень студента во владении языковой нормой. Но, так или иначе, ставка делается овладение данным языком и, главное, императивной (строго тельной) нормой [См.: Скворцов. С. 271 ]. Ознакомление с диспозитивной (не строго обязательной) нормой, «разрешающей» колебания в употреблении тех или иных форм языковых единиц (например, колебания в ударении: иначе — иначе и т.п.), занимает в процессе обучения (особенно иностранному языку) гораздо более скромное место.

Обучение же переводу и тем более собственно осуществление переводческой деятельности — это выход в гораздо более обширную и разнообразную сферу реальной речевой деятельности, осуществляе­мой на данном языке (языках). Таким образом, овладение языком (особенно иностранным) — это именно овладением языком. Перевод­ческая деятельность связана в большей степени с речью в виде текстов со всей присущей ей изменчивостью.

Специалисты-переводчики подчеркивают неизбежность элемента непредсказуемости в процессе осуществления любого типа перевода. Одним из его проявлений, бесспорно, является непредсказуемость речевой деятельности переводимого человека. И переводчик-профес­сионал, конечно же, должен быть всегда готов к этому.

Элемент непредсказуемости в работе переводчика может проявлять­ся на разных языковых уровнях: фонетическом (различные акценты од­ного и того же языка), лексическом (различные тематико-семантичес­кие пласты), синтаксическом и т.д. Языковая норма, которой обучают на уроках языка (родного или иностранного), безусловно, пригодится будущему переводчику для собственного речепроизводства, а к воспри­ятию всего многообразия речепроизводства людей, которых он будет переводить, его готовят уже на занятиях по практическому переводу.

Переводчик должен знать, и когда это необходимо, учитывать в своей работе, добиваясь репрезентативности перевода, различия между разновидностями (в том числе диалектами, говорами и т.п.) языков, с которыми он работает. Так, если он работает с немецким языком, он должен знать и немецкие говоры, представленные в Германии, а кроме того, швейцарскую и австрийскую разновидности немецкого языка. с Французским языком он должен по крайней мере понимать различные говоры людей, живущих не только в современной Франции, но и в Бельгии, и в канадском Квебеке, и в бывших французских колониях, например в Африке. Если речь заходит об испанском языке, понятно, что к языку собственно Испании добавится целый ряд разновидностей этого языка Южной и Центральной Америки.

И все это не говоря о том, что переводчику-письменнику (особенно тому, кто занимается переводом художественной литературы) просто необходимо хорошо изучить историю чужого языка, поскольку в сфере художественного перевода ему весьма часто придется сталкиваться не только с современными разновидностями того или иного языка, но и с его архаическими или архаизированными (возможно, всего лишь сти­лизованными под архаику — и тем не менее) видами.

Для переводчика, работающего с английским языком, необходимо знать основные различия между британской и американской его раз­новидностями. Конечно, хорошо, чтобы он знал и особенности ка­надского, и австралийского, и новозеландского, и индийского анг­лийского, и английского других бывших колоний Великобритании, но без понимания различий между британским и американским анг­лийским переводчику просто не обойтись.

Прежде всего, проблема существования разновидностей того или иного языка касается устного перевода. Действительно, переводчик. работающий с парой языков английский—русский (и наоборот), в любой момент может столкнуться с какой-нибудь из ныне существу­ющих разновидностей английского языка. Ему, привыкшему к тради­ционному в нашей стране британскому английскому и впервые столкнувшемуся с американским (и не просто в качестве собеседни­ка, который может и недопонять, и вообще не понять слово или целое выражение, а в качестве переводчика), как правило, требуется некото­рое время для языковой адаптации и уяснения для себя того, что и как произносится данным носителем английского языка, какая лексика им употребляется и в каком значении.

Вот почему в своей книге «Теория и практика синхронного перево­да» Г.В. Чернов [С. 166—167] специально говорит о необходимости обучать переводчика-синхрониста (а, по сути, это требование может быть распространено на любого переводчика) особенностям звукового строя не только британского, американского, но и австралийского, индо-пакистанского, африканского вариантов английского языка. Чернов совершенно справедливо подчеркивает, что на международных конференциях большинство ораторов говорят на английском, имея в качестве родного другие языки. В этом случае осложняющих работу переводчика фактором становится заметная степень интерференции родного языка каждого конкретного оратора, проявляющаяся и на фонетическом, и на лексическом, и на синтаксическом уровнях.

Переводчик (особенно устный) должен уметь почти мгновенно, на месте редактировать определенного рода высказывания, которыми, к сожалению, изобилует речь наших даже самых высокопоставленных

государственных лиц. Низкая культура речи (например, политиков, хотя и не только их) — для переводчика не объект критики (как, например для специалистов в области орфоэпии), не объект насмешек , как, скажем, для широкой публики и журналистов), а серьезное пре­пятствие на пути обеспечения эффективной коммуникации.

В недавнем прошлом неуклюжие высказывания публичных лиц пе­чатал журнал «Итоги» (совместно с «Newsweek») в рубрике «Междоме­тия». Материалы этой рубрики служат прекрасным материалом для уп­ражнений на «мгновенное редактирование», умение, в общем и целом понять то, что хотел сказать человек, а уж потом переводчески обраба­тывать детали. Например, такое высказывание: Бывает, она, эта волоки­та, не связана с непорядочностью, хотя часто это два, так сказать, полу­шария одного события (Ю. Лужков). Это высказывание помимо типичных для устной речи повторов (она, эта волокита), которые уже сами по себе загромождают речь, затрудняя для потенциального пере­водчика вычленение и запоминание фактической информации, содер­жит еще и речевую контаминацию (два полушария одного события) не совсем понятного происхождения («две стороны одной медали»?). Если бы переводчику нужно было переводить это высказывание, ему при­шлось бы выступить прежде всего в роли интерпретатора-редактора и, определенным образом мгновенно трансформировав это высказыва­ние, попытаться передать основную мысль московского мэра.

«Прекрасным образцом» русского канцелярита может служить сле­дующее высказывание из упомянутого издания: Хотя по душе в русском народе нет антисемитизма, но, к сожалению, нас беспокоят отдельные факты его проявления (В. Матвиенко). Опять-таки здесь есть контаминации (по душе в русском народе вместо в душе у русского народа), а также выдержанная в лучших традициях русского канцелярита фраза отдельные факты его проявления. Трудность для потенциального переводчика заключается в необходимости быстро преодолеть препятствия, создаваемые неумением четко выразить мысль, стремлением передать ее хотя и с определенной долей личного отношения, но все-таки более строго (отсюда канцелярит). Понятно, что навыкам такого перевода с элементами редактуры) нужно обучаться специально.

Может показаться, что все вышесказанное в основном относится к проблемам, с которыми сталкиваются только устные переводчики.

Однако задача перевести текст, написанный, например, не на литературном английском языке, может встать и перед переводчиком , работающим в сфере письменного перевода.

Ограничимся одним примером из рассказа Дж. Ч. Гарриса «Uncle Remus Initiates the Little Boy»¹. В этом рассказе, как и в других своих рассказах о дядушке Римусе, Гаррис воспроизводит диалект негров Юга Соединенных Штатов, причем ставка делается не просто на достоверную запись особенностей негритянской речи — язык рассказов передает юмор и поэтический дар афроамериканцев.

С первого взгляда на текст рассказа становится ясно, что он никак не может служить примером литературной нормы английского языка. Это подтверждает уже первая произнесенная в рассказе дядюшкой Римусом фраза:

Bimeby, one day, atter Brer Fox bin doin' all dat he could fer ter ketch Brer Rabbit, en Brer Rabbit bin doin' all he could fer to keep 'im fum it, Brer Fox say to hisse'f dat he'd put up a game on Brer Rabbit, en he ain't mo'n got de wuds out'n his mouf twel Brer Rabbit come a lopin' up dc big road, lookin' des ez plump, en ez fat, en ez sassy ez a Moggin hoss in a barley-patch.

Первая проблема, с которой сталкивается переводчик, возникает уже на уровне понимания текста. Вот как перевел этот отрывок из рассказа (на русском языке «Братец Лис и Братец Кролик») на рус­ский язык М. Гершензон²:

Гонялся, гонялся Братец Лис за Братцем Кроликом, и так и этак лов­чился, чтобы его поймать. А Кролик и так и этак ловчился, чтобы Лис его не поймал.

— Ну его совсем, — сказал Братец Лис.

И только вылетели эти слова у него изо рта, глядь вот он скачет по до­роге — гладкий, толстый и жирный Кролик.

Переводчик, видимо, не был уверен, что понимает окончание приведенного фрагмента оригинала (а именно слово Moggin), потому ограничился усеченным вариантом перевода. Этот пример показывает, что проблема понимания текста весьма актуальна даже для письменного переводчика.

Итак, причиной энтропии передаваемой в коммуникативном акте информации может быть отправитель сообщения, стоящий за оригинальным текстом, или переводчик. Энтропия может возникать в процессе перевода. Нередко именно этот процесс влечет за собой искажение первоначальной информации («отправленной» оригиналом).

Вообще, когда речь заходит об энтропии, порожденной переводческим процессом, надо понимать, что она неизбежна. Если идеальные о крайней мере вполне корректные тексты-оригиналы себе представить можно, то идеальных переводов не существует. Любой перевод лишь бесконечно стремится приблизиться к оригиналу. При этом, чем менее информационноцентричным является текст-оригинал, тем менее близким к нему окажется его перевод (или переводы). Чем больше ставка в оригинале на форму (как, например, в художественных текс­тах), тем сложнее передать оригинал на ПЯ и тем больше потерь.

Дело в том, что содержание более или менее универсально у всех народов (общечеловеческие понятия, логика мышления и т.д.), в то время как форма выражения этого содержания очень разнится от на­рода к народу, от культуры к культуре, от языка к языку. Осознание этой проблемы заставило многих переводчиков усомниться в возмож­ности успешного перевода вообще.

В этих условиях неизбежной энтропии оригинальной информации переводчик должен решить для себя (и эмпирически решает постоян­но), какие помехи он должен устранить, а с наличием каких следует смириться.

Другими словами, одни ошибки или неточности его перевода должны быть признаны существенными (и по возможности быть уст­ранены), другие — несущественными в зависимости от некоего сфор­мированного у переводчика при ознакомлении с оригиналом пред­ставления о минимальном наборе его основных характеристик. Если эти характеристики в переводе сохранены, он признается удовлетво­рительным, или репрезентирующим оригинал. Таково необходимое и Достаточное условие. Все дефекты перевода, препятствующие выпол­нению его репрезентирующей оригинал функции, считаются сущест­венными, прочие несущественными.

Но встает закономерный вопрос о наборе критериев для определения существенных характеристик оригинала, обязательно подлежащих к переводу. Обладая им, можно выявить, что от оригинала нужно сохранить в переводе, а чем можно пожертвовать. Иначе говоря, вооружившись таким набором критериев репрезентативности перевода, мы можем определить уровень допустимой энтропии (в терминах теории информации.

Минимальный набор требований, предъявляемых к переводу тек­стов, принадлежащих к любому функционально-стилистическому пласту, следующий.

Во-первых, перевод должен сохранить фактическую информацию оригинала и цель высказывания. Иначе он утрачивает одну из наибо­лее существенных характеристик оригинала, т.е. переводчик создает свой собственный текст, а следовательно, не репрезентирует оригинал.

Важно, однако, понимать, что фактическая информация, содержа­щаяся в оригинале, понимается широко. Это весь объем предметно-ситуативных сведений, которые вкладывал в свой текст создатель оригинала. В большинстве текстов переводчик прежде всего воспро­изводит план содержания (исключение составляют только тексты ху­дожественные). При этом он может воспользоваться совершенно от­личными от оригинала единицами плана выражения. И различия плана выражения ПЯ и ИЯ не будут сводиться только к различиям на уровне фонетических комплексов. Это могут быть различия и на уровне морфологическом (иные части речи), и на уровне лексическом (иной набор лексических единиц для описания данной ситуации), и на уровне синтаксическом (иной порядок слов), и на уровне стилис­тическом (возможна нейтрализация некоторых маркированных сти­листически особенностей оригинала).

Например, русской фразе Дайте мне почитать эту книгу соответ­ствует английская Can I borrow this /your book? Как видим, фраза значительно изменена в плане выражения по сравнению с оригиналом, но именно в таком виде она соответствует русскому варианту. А бук­вальный перевод (*Give me this book to read)¹ абсолютно неприемлем, даже при том, что в нем нет ни грамматических, ни других ошибок. Причина в том, что данная фраза не соответствует стилистико-узуальным требованиям ПЯ (английского языка) и потому искажает ориги­нал на уровне его этико-нормативных характеристик. Зато изменение плана выражения дает возможность более точно отразить заложенную в оригинале информацию, включая ее стилистико-узуальную компо­ненту, и обеспечить верную передачу цели сообщения.

Перевод должен сохранить тон оригинала, т.е. хотя бы самые суще­ственные его стилистические характеристики. При том, что не всегда представляется возможным сохранить все стилистические черты ориги­нала, нужно «просигнализировать» в переводе, каков его тон, т.е. та часть плана выражения,, которая складывается из коннотативно марки­рованных элементов текста оригинала. Если события описываются с иронией, переводчик должен (хотя бы отчасти) сохранить эту иронич­ность. Если информация оригинала подана стилистически нейтрально, тот же тон должен быть передан и переводчиком. И наоборот, если стиль оригинала не нейтрален, то и перевод должен в основном это передать.

Перевод должен также сохранить отношение автора к тому, о чем он говорит. Искажение позиции автора, его мнения по какому-то во­просу, смягчение или, наоборот, усиление тех или иных аспектов изла­гаемого материала следует считать существенным недостатком перево­да. Переводчик обязан всегда объективно отражать позицию автора.

Таков минимальный набор критериев репрезентативности перево­да. Он может быть применен к переводам текстов любого функцио­нального стиля. Набор этот будет расширяться, если тексты оригина­лов в большей степени ориентированы на план выражения. Так, публицистические и художественные тексты требуют от переводчика усилий по максимальному сохранению в переводе не только плана со­держания, но и плана выражения.

Минимальный набор требований репрезентативности перевода должен быть критерием его оценки. Если допущенные неточности не искажают темы и цели оригинального высказывания, его тона (наи­более существенных стилистических характеристик) и позиции авто­ра, то с ними можно (и нередко придется) смириться.

Разумеется к переводу художественного прозаического или поэти­ческого произведения предъявляются более высокие требования. Так, В. Брюсов считал, что переводчик стихотворного произведения при пе­редаче рифм хотя бы одно из рифмующихся слов должен перевести со­ответствующей ему лексической единицей из ПЯ. Понятно, что такое требование касается исключительно поэтического перевода, да и то, скорее отражает личный взгляд на перевод В. Брюсова. Из этого следу­ет, что расширение минимального набора требований репрезентатив­ности может варьироваться от переводчика к переводчику, в то время как минимальный набор вряд ли может быть сокращен (исключение составляет так называемый сигнальный перевод, о чем см. в гл. 7).

Специально следует оговорить вопрос сохранения в переводе объ­ема оригинала. Современное состояние развития теории и практики перевода свидетельствует о том, что требование сохранения тексту­ально-вербального объема оригинала не может быть введено в мини­мальный набор требований репрезентативности. Часто на практике от переводчика не требуется воспроизведение оригинала средствами ПЯ в полном объеме, и это относится не только к сигнальному пере­воду. Тем не менее, способность такого несколько усеченного перево­да репрезентировать оригинал не подвергается сомнению. Сокращение объема (хотя и считается нежелательным) практикуется даже при переводе художественных текстов. Но даже с купюрами текст перево­да de facto признается (пусть и в течение какого-то ограниченного периода времени) репрезентирующим оригинал. Между прочим, про­блема эквилинеарности (равнострочности, а следовательно - объема) обсуждается (sic!) и в сфере поэтического перевода.

Однако если перед переводчиком стоит задача перевести оригинал в полном объеме, то полнота объема перевода автоматически стано­вится подлежащим выполнению требованием репрезентативности. В этом случае минимальный набор расширяется за счет добавления к нему еще и требования возможно полной передачи объема оригинала.