§ 3. Особенности перевода публицистических текстов

Перейдем к текстам, которые относятся к (газетно-)публицистическо­му функциональному стилю. При этом мы движемся дальше вправо по нашему воображаемому отрезку, отражающему все функциональные стили. Публицистический стиль, таким образом, оказывается в самом центре этого отрезка.

Здесь мы имеем дело одновременно с информацией когнитивной и эмоциональной. С одной стороны, публицистические тексты наце­лены на сообщение фактов, сведений, описание событий, с другой — это уже не объективная их подача, как было в научном стиле изложе­ния. Публицистика активно вмешивается в жизнь общества, форми­руя общественное мнение путем отрытого комментирования факти­ческого материала, который попадает в поле ее зрения.

А в поле зрения публицистики попадает самый широкий спектр происходящего, происходившего и даже того, что еще только будет происходить, что планируется или начинается. Публицистика отсле­живает масштабные социальные, политические и экономические процессы, причем в разные их моменты — зарождения, развития и расцвета, угасания и упадка. Масштабными эти процессы можно на­звать потому, что они могут касаться всех и каждого, кто живет сего­дня на нашей планете.

В то же время публицистика показывает эти процессы, не упуская из виду все многообразие их слагаемых, тех деталей и подробностей, из которых состоят все эти глобальные события и явления (какие-то локальные новости, события, происшествия, тенденции; очерки о людях, небольших коллективах, социальных группах и т.п.).

Все, что было сказано выше о публицистике, вбирающей в себя об­щее и частное, мелкое и глобальное, очень напоминает то, о чем гово­рится у И. Бродского в «Эклоге 5-й (летней)».

Жизнь — сумма мелких движений. Сумрак в ножнах осоки, трепет пастушьих сумок, меняющийся каждый миг рисунок конского щавеля, дрожь люцерны, че'бреца, тимофеевки — драгоценны для понимания законов сцены,

не имеющей центра. И злак, и плевел в полдень отбрасывают на север общую тень, ибо их посеял

тот же ветреный сеятель, кривотолки о котором и по сей день не смолкли. Вслушайся, как шуршат метелки

петушка-или-курочки! что лепечет ромашки отрывистый чет и нечет! как мать-и-мачеха им перечит, как болтает, точно на грани бреда, примятая лебедою Леда нежной мяты. Лужайки лета,

освещенные солнцем! бездомный мотыль, пирамиды крапивы, жара и одурь. Пагоды папоротника. Поодаль — анис, как рухнувшая колонна, минарет шалфея в момент наклона — травяная копия Вавилона,

зеленая версия Третьеримска! <...>

Бродский прекрасно показал здесь этот переход от мелкого, частно­го, будничного к глобальному, полномасштабному, универсальному. Различные травы, цветы, растения, их колыхания на ветру, их цветение, их очертания — все это вдруг складывается в громадные обобщения (пи­рамиды, пагоды, рухнувшая колонна, минарет, Вавилон, Третьеримск). Аллюзия на древнегреческую мифологию (упоминание Леды) опять-та­ки производит тот же эффект обобщенности, изображения жизни в це­лом, в ее исторической перспективе, уходящей далеко вглубь веков и тысячелетий, которая, тем не менее, складывается из мелких движений.

Наше отступление (из другого функционального стиля), как пред­ставляется, помогает уяснить, что происходит в публицистике. Она показывает нам глобальное, но через его частные проявления. (Неда­ром публицистику называют летописью современности.) Это сближа­ет ее с художественным функциональным стилем, но больший удель­ный вес когнитивной, подлинной в своей фактографической точности информации все же делает ее непохожей на художественные произведения, где больше вымышленного, чем достоверного с факто­логической точки зрения.

Итак, тематически публицистический стиль отличается огромным разнообразием. Это не может не влиять на спектр представленных в нем жанров и видов текстов, Конечно, это и устные (теле-, радиожурналистика), и письменные тексты (все, что связано с газетно-публицистическим стилем). И те и другие, соответственно, требуют различ­ных приемов и методов обработки. Для переводчика разделение пуб­лицистических текстов на устные и письменные также имеет важное значение именно с точки зрения различных приемов передачи ориги­нала и перевода.

В научном функциональном стиле и в официально-деловой речи мы также отметили наличие и устных, и письменных жанров. Но там это разделение все-таки еще не играет той роли, что в публицистике. Устный научный доклад или доклад какого-либо официального лица, конечно, отличается от письменной речи. Предложения будут короче, синтаксис проще, выступление будет менее насыщено сложными тер­минами, а их концентрация на синтаксический период будет меньшей, чем в письменной речи, где есть возможность вернуться к сложным и терминологически насыщенным предложениям, абзацам и перечитать их. И все же разница будет минимальной. Не случайно, и научные до­клады, и лекции, и официальные (политические и др.) выступления ча­сто фактически зачитываются и уж по крайней мере тщательнейшим образом продумываются. Это свидетельствует о близости устного науч­ного или официально-делового изложения к их письменному варианту. Переводчик часто уже заранее получает текст выступления, который может просмотреть перед переводом хотя бы в самых общих чертах.

Разделение на устную и письменную речь в публицистическом сти­ле имеет более «радикальные» последствия для стиля изложения и, ко­нечно, особенностей перевода. Скажем, в теле- или радиопрограммах стиль изложения, как правило, предельно упрощается, поскольку рас­считан на самые широкие зрительско-слушательские массы. В этом случае публицистический текст приближается к разговорно-бытовому функциональному стилю (продвигается дальше вправо по нашей шка­ле функциональных стилей). И перевод, конечно, должен отразить этот сдвиг к разговорно-бытовому стилю, иначе будут нарушены усло­вия, обеспечивающие репрезентативность перевода.

В письменной публицистике — особенно в отраслевых журналах и газетах, рассчитанных на профессионалов и специалистов в той или иной области знания или деятельности, — речь журналиста, автора той или иной статьи, будет приближаться к научному или официаль­но-деловому стилю (т.е. сдвигаться влево по шкале функциональных стилей). Это скажется на характере избираемых для изложения линг­вистических средств: будет больше терминов, будет специфически письменный, более сложный синтаксис и т.д. Конечно, все эти черты должен будет вобрать в себя и перевод.

Подача информации в публицистическом тексте может разворачи­ваться, в отличие от текста научного, не только сообразуясь с логикой, но и следуя ассоциациям. В этом смысле руководящим принципом построения текста будет стремление автора не только и не просто проинформировать реципиента, а еще и достичь определенного эф­фекта, определенным образом воздействовать на аудиторию, чему подчинены все средства выразительности, в том числе и способ орга­низации текста.

Итак, автором публицистического текста чаще всего является журналист. Имя автора, как правило, указывается, хотя и не всегда. Например, мы не найдем указания на авторов кратких информаци­онных сообщений и заметок о новостях в той или иной (социаль­ной, политической или экономической) сфере жизни общества. В передовой статье автор также выражает не свою, а редакционную позицию по какому-либо актуальному вопросу. Таким образом, да­же тогда, когда авторство не анонимно, оно обычно не принципи­ально, поскольку в целом ряде публицистических жанров журна­лист выступает, высказывая не свою собственную точку зрения в отношении освещаемых событий, а точку зрения редакции, пред­ставителем которой он в данном случае является. (Поэтому, между прочим, в различного рода дискуссионных и полемических статьях и выступлениях в том случае, когда позиция автора какой-либо публикации не совпадает с позицией редакции, это специально оговаривается. Например, перед статьей или после нее помещается небольшое примечание о том, что автор высказывает в ней собст­венное мнение. В нацеленных на публикацию дискуссионных и полемических материалов изданиях это оговаривается в разделах, где помещаются сведения о составе редакции и особенностях изда­ния. Например, может быть сказано, что печатаемые материалы не всегда отражают позицию редакции или что редакция не несет от­ветственности за содержание тех или иных публикаций и т.п.) Не­сколько более определенно индивидуальное «я» журналиста может быть выражено в очерке, авторской радио- или телепередаче или, скажем, в фельетоне.

В качестве реципиента публицистических текстов может высту­пать самая широкая аудитория. Однако есть немало изданий, ориен­тированных на те или иные социальные группы (например, возраст­ные, религиозные), профессиональные круги и т.д.

Уже было сказано, что информация, которая представлена в текс­тах публицистического функционального стиля, складывается из со­четания информации когнитивной и эмоциональной. Понятно, что, как и в случае с научно-популярной литературой, такое сочетание за­метно усложняет коммуникативную задачу, решение которой должен в той же степени, что и в оригинале, обеспечить в своем переводе пе­реводчик. Это требует от него внимательного прочтения текста, уме­ния уловить грань между информацией когнитивной и сопутствую­щей ей информацией эмоциональной, и эту грань не переступать, не нарушать баланса соотношения этих двух типов информации.

Повторимся: для публицистического типа текстов очень характерно не просто изложение тех или иных фактов, а активная их оценка. Жур­налист не просто рассказывает о событиях, он идет дальше и навязыва­ет обществу некоторую их оценку, активно влияя на общественное мне­ние, формируя его. И в этом смысле особую важность приобретает тот критерий репрезентативности, который требует от переводчика макси­мально верно отразить именно позицию автора текста, в данном случае журналиста, которую очень легко исказить и тем самым больше про­явить свою позицию, позицию переводчика, а это недопустимо, даже если переводчик как личность с позицией автора совершенно не согла­сен. В таких случаях профессионал в переводчике должен брать верх над его личностью с ее гражданской позицией, убеждениями, представ­лениями и т.д.

Понятно, что яркая оценочность тех или иных фактов социальной жизни имеет вполне конкретные языковые формы. При этом, пожалуй, наиболее важным и показательным языковым ярусом является лексика.

Каждый функциональный стиль использует лексические единицы по-своему. Так, слова и выражения научно-технических текстов отли­чаются максимальной строгостью, недвусмысленностью, четкостью значений, противостоящей естественной диффузности семантики слов и выражений в языке вообще; однозначным соотношением понятий с выражающей их формой — плана выражения с планом со­держания. Вот почему в научно-технических текстах так велика роль терминов. Зато диффузность значения слов ярко проявляется в разго­ворной речи. В художественном стиле изложения на первый план вы­ходит внутренняя форма слова, сопряжение между различными зна­чениями лексических единиц.

Что же касается публицистического стиля, то для него характерно максимальное использование эмоционального потенциала слов и вы­ражений, их коннотативности, хотя, конечно, слова здесь реализуют и свою функцию сообщения. Сочетание того и другого — эмоцио­нальности (без чего нельзя себе представить активную гражданскую позицию журналистики) и фактографичности слова — составляет суть лексических особенностей языка данного стиля.

В публицистике также немало терминов и терминологических об­разований, поскольку этого требует тематическое многообразие осве­щаемого СМИ материала. Если речь идет о политике, в тексте появ­ляются политические термины (демократия, инаугурация, кабинет министров, переговоры на высшем уровне, нота протеста, персона нон грата и др.); если об экономике, то, соответственно, появляются эко­номические термины (маркетинг, биржа, инфляция, демпинг и др.).

В то же время журналист, пишущий статью или готовящий репор­таж на какую-то тему, внимательно следит за тем, чтобы его текст по­нял неспециалист в данной области (исключение составляют публи­кации в отраслевых СМИ). Другими словами, им строго соблюдается принцип общедоступности и понятности материалов. Поэтому упо­требляемые в жанре публицистики термины являются либо уже ши­роко известными и общепонятными, либо они снабжаются специаль­ным пояснением или определением, но в целом их употребляется гораздо меньше, чем в научно-технических текстах.

Очень частотна в публицистике лексика с определенно выражен­ной оценочностью и образностью: эпитеты (ужасающий, великолеп­ный, ошеломляющий, странный); слова, принадлежащие к не-нейт-ральным пластам лексики (архаизмы: веха, витиеватость, радеть, казенный; субстандартная лексика: мочить, сортир; слова, образован­ные по продуктивным, с яркой эмоциональностью моделям: штур­мовщина, заседаньице, слабоватый); библеизмы (козел отпущения, имя _им — легион, на круги своя, разверзшиеся хляби небесные); специальная лексика, но в переносном значении (предвыборный марафон, полити­ческий фарс).

Довольно часто в данном жанре используются деформированные и намеренно контаминированные фразеологизмы. Так, о президентах США и России Б. Клинтоне и Б. Ельцине, у которых в определенный период их президентской карьеры возникли сложности из-за подмо­ченной репутации, в одной из англоязычных газет появилась статья под названием Lame Ducks of a Feather Flock Together, обыгрывающим выражение a lame duck, которое, кроме буквального значения хромая утка, имеет еще значение неудачливый человек, нуждающийся в чьей-либо помощи; к тому же это выражение входило в состав более развер­нутого фразеологизма-поговорки birds of a feather flock together (букв.: птицы одной породы стремятся объединиться в стаю — аналог русской пословице рыбак рыбака видит издалека).

Наконец, пожалуй, едва ли не главной особенностью публицисти­ческого текста являются клишированные словосочетания и выраже­ния. Но клишированность здесь особая, не такая, как в научно-техни ческом или официально-деловом стилях. В публицистике клише ис­пользуются гораздо более разнообразно, у них больше функций.

Во-первых, они служат для максимального упрощения восприя­тия за счет легкой узнаваемости слов и выражений. Журнально-газетный текст или устный репортаж воспринимаются «гладко». Реципиент такого текста будто скользит по нему, воспринимая ис­ключительно факты и их оценку. При этом время от времени журна­лист прибегает к помощи ярких словесных образов, чтобы привлечь внимание своей аудитории к тому или иному важному, с его точки зрения, моменту.

Во-вторых, журналистские клише черпаются из самых разных те­матических сфер в зависимости от того, о чем в данном случае идет речь. Но особенно любимы журналистами клише из разговорного и литературного стилей — почти сплошь стертые метафоры, устойчи­вые эпитеты и другие так называемые речевые штампы (жест доброй воли, кризис доверия, демографический взрыв, гром аплодисментов, мрачные прогнозы, радужные перспективы, скороспелые выводы и т.д.). С помощью таких клише журналистика балансирует между, с одной стороны, яркостью (пусть и весьма умеренной по сравнению с худо­жественной речью), а с другой — общедоступностью выражения.

Если говорить о переводе всего этого лексического многообра­зия, то здесь, конечно, возникает немало сложностей. Отнюдь не всегда можно найти соответствие слову или выражению, которое удовлетворительно представляло было их в ПЯ. Возьмем, например, то же название Lame Ducks of a Feather Flock Together. Как сохранить при переводе его на русский язык образность, ироничность подтек­ста, фразеологическую контаминацию? Решить без потерь эту зада­чу вряд ли удастся. Самым нетворческим и проигрышным, но, в принципе, все же удерживающимся в рамках репрезентативности является перевод с нейтрализацией, так что переведенное название этой статьи даст русскоязычному читателю представление о пробле­матике английского оригинала, но не более. Это мог бы быть пере­вод типа: Два президента с подмоченной репутацией объединяются / протягивают друг другу руки. Проигрышным он является потому, что сводит практически на нет эмоциональный заряд оригинала. Более удачным стал бы перевод, в котором переводчику удалось бы сохра­нить эмоциональную компоненту выражения. Этого можно достичь за счет сохранения образности по аналогии с переводом фразеоло­гизмов. Прежде всего, следует выделить семантическое ядро выска­зывания, а затем подобрать аналогичный фразеологизм в языке пе­ревода (см. гл. 8).

Еще один пример. В нижеследующем отрывке из романа известно­го американского писателя К. Фоллетта (К. Follett) «Code to Zero» то­же есть упоминание одного хлесткого газетного заголовка.

...Almost four months ago, the Soviet Union had stunned the world by send­ing up the first space satellite, the Sputnik. In all the countries where the tug-of-war between capitalism and communism was still going on <...> the message was heard: communist science is best. A month later the Soviets had sent up a second satellite, Sputnik If, with a dog onboard. Americans were devastated. A dog today, a man tomorrow.

President Eisenhower was quoted as promising an American satellite before the end of the year. On the first Friday in December, at fifteen minutes to noon, the U.S. Navy were announced to launch the Vanguard rocket and they did in front of the world's press. It rose a few feet into the air, burst into flames, toppled sideways, and smashed to pieces on the concrete. IT'S A FLOPNIK! said one headline.

Итак, как же перевести заголовок It's a FiopnikP. Очевидно, языко­вая игра в этом случае осуществляется на уровне словообразователь­ных моделей. Flopnik — это новообразование от спутник с суффиксом -nik. В английском языке в 1960-е гг. появилось немало слов с этим суффиксом. Но здесь с его помощью образовано слово с корнем flop, что значит буквально шлепок, хлопок, а метафорически — провал, не­удача. Автор заголовка, обыграв ситуацию (падение космического ко­рабля), дал ей свою злую, колкую оценку (полнейший провал амери­канской попытки догнать СССР и противопоставить ему свою мощь космической державы). Таким образом, переводчику нужно работать и на сложном, реализующем по крайней мере два значения слова flop семантическом уровне, и на уровне плана выражения (уровне слово­образовательной модели с очень красноречивой и ярко проступаю­щей внутренней формой)¹.

В отношении синтаксиса публицистического функционального стиля можно сказать, что он в значительной мере нацелен на воспро­изведение конструкций разговорной речи. Это объясняется требова­нием общедоступности. Кроме того, разговорные синтаксические конструкции наиболее лаконичны, лапидарны, емки, выразительны. Часто произведения речи, относящиеся к данному функциональному стилю, выстраиваются по типу разговорной речи диалогического ха­рактера (даже тогда, когда формально перед нами монолог).

Синтаксису в публицистике свойственны различные риторичес­кие построения (параллельные, анафорические конструкции, вопро­сительные и восклицательные предложения). В целом же он (вместе с другими языковыми средствами) помогает подчеркнуть значимость какой-либо информации, противопоставить ее чему-то, будничному. Для примера приведем начало репортажа Б. Горбатова и М. Мержано­ва «Пушки больше не стреляют» об окончании Великой Отечествен­ной войны:

Восьмого мая тысяча девятьсот сорок пятого года.

Гитлеровская Германия поставлена на колени.

Война окончена.

Победа.

В отрывке очевидна ориентация на факты, которые выразительнее любых комментариев. Историческая значимость момента подчеркива­ется скупостью слов и предельной простотой и лаконичностью фраз. Более того, постепенно длина предложений уменьшается и, наконец, сводится к слову-предложению Победа. В нем, как в выводе, заключе­на вся сила осознания произошедшего. И в значительной степени этот эффект достигается благодаря синтаксису [См.: Солганик. С. 207—208].

Конечно, как и любой другой функциональный стиль, публицис­тический представлен целым спектром текстов, относящихся к раз­личным жанрам и видам (очерк, фельетон, репортаж, информацион­ное сообщение и др.) со своими структурно-типологическими особенностями. Чтобы обеспечить репрезентативность перевода каж­дого из них, переводчик должен тщательно изучить и передать эти особенности в переводе.

Перевод текстов, относящихся к публицистическому функцио­нальному стилю, чаще всего осуществляется каждым конкретным пе­реводчиком в обе стороны. Хотя иногда специфика издания, для ко­торого он готовит свои тексты, требует от него сосредоточения на каком-то одном направлении перевода.