Т.И.Краснянская судебные документы в прагматическом аспекте

Функционально-стилистический подход к языку предполагает обращение к той или иной сфере речевой коммуникации. Это обусловливает «сотрудничество» лингвистики, в частности, функциональной стилистики как одного из его направлений, с науковедением, если речь идет о научном функциональном стиле, или юридической наукой, если — как в нашем случае — речь идет о коммуникации в сфере судебной деятельности.

Для определения поискового пространства поставленных ниже вопросов отметим, что под руководством профессора Н.Д.Голева уже сформировалось новое научное направление — юрислингвистика. Цель данной статьи связана с проблематикой именно этого направления и заключается в изучении текстов судебных документов в прагматическом аспекте посредством анализа языковых единиц, позволяющих раскрыть авторский замысел и прогнозировать восприятие текста читателем (слушателем).

В качестве материала для анализа были использованы архивные и текущие дела о защите чести, достоинства и деловой репутации Свердловского районного суда г. Перми.

Под прагматикой понимается комплекс вопросов, связанных с говорящим субъектом, адресатом, их взаимодействием в коммуникации, ситуации общения [Лингвистический энциклопедический словарь, 2002]. Особый интерес для анализа представляют следующие вопросы: 1) какие особенности имеет прагматика в текстах судебных документов, 2) как проявляется иллокуция в текстах судебных дел, 3) каковы особенности психолингвистической интерпретации речевого воздействия текста на адресата (перлокуция), 3) какую коммуникативную задачу выполняет оскорбление.

Вопросы прагматики текста изучались многими исследователями, в том числе зарубежными. О прагматичности речевой коммуникации, специфике функционирования языковых знаков в речи писал Т. Ван Дейк. Изучая речевую тактику и речевые типы поведения, он сделал заключение о том, что речевой акт является актом, или действием, если сознательный индивидуум, намеренно производя некоторое физическое действие, имеет целью произвести в окружающем его мире некоторое изменение (или предотвратить таковое). Такой речевой акт исследователь назвал иллокуционным [Ван Дейк Т., 1978, с. 290]. Следовательно, иллокуция — это референциальный акт, цель которого состоит в том, чтобы слушающий (читающий) понял не только то, чтосказано, но также ипочемуэто сказано.

Говорящему нужно, чтобы его речь выполняла некоторую особую функцию: чтобы в результате понимания его сообщения слушающий был побужден либо к изменениям своих представлений об окружающем мире (информация), либо к осуществлению в этом мире нужных ему изменений (просьба или приказание), либо к ожиданию каких-либо событий или действий в будущем (обещание, предупреждение).

Основой иллокуционного акта является пресуппозиция. Пресуппозиция — это акт отсылки к факту, который известен (предполагается известным) слушающему, но не иллокуционный акт в строгом смысле слова, поскольку в цели говорящего не входит изменение системы знаний слушающего. С другой стороны, пресуппозиция «прагматична» в том смысле, что говорящий принимает какие-то допущения об информации, имеющейся у слушающего, известные объекты наделяются новыми свойствами. Пресуппозиция является лишь основой для иллокуционного акта. Ван Дейк допускает сравнение понятия пресуппозиции/иллокуции cпонятиями темы/ремы в предложении [Ван Дейк Т., 1978, с. 298].

Примером иллокуционного акта может служить утверждение. Как правило, в судебном процессе судья ставит перед лингвистом вопрос о том, в какой форме – утверждения, предположения — дана информация о лице. Следовательно, вопросы прагматики должны стать предметом пристального внимания экспертов-филологов.

При проведении судебной лингвистической экспертизы специалисты должны не только понятно объяснять значение каждой лексической единицы и конкретную речевую ситуацию, но и учитывать смысловую перспективу высказывания. В конкретном высказывании семасиология языка преобразуется в семасиологию речи, а значения слов приобретают уникальные смыслы, обогащенные знанием соответствующей внеязыковой ситуации и определенным суждением о ней. Это даст возможность объективно оценить не только фиксированные «словарные» значения, но и те значения, которые возникают в потоке речи [Кузнецов, 2002; c. 99]. Лингвистическая экспертиза должна опираться прежде всего на языковые значения, реализуемые в речи. Исследование только языковых значений ограничивает глубину интерпретации анализируемого текста.

Имплицитные компоненты содержания являются составной частью авторской интенции, входят в авторский замысел текста. Имплицитный смысл, вложенный в текст осознанно, называется подтекстом. Подтекст может быть простым и сложным, дополняющим или даже вытесняющим эксплицитное значение текста. Скрытые значения текста могут быть неосознанными, непроизвольными и осознанными, намеренными. Н.Д.Голев предлагает ввести понятие неумышленного оскорбления, соотносимое с непрофессионализмом журналиста, неумением учесть реакцию читателя [Голев, 1999; с. 50].

Согласно закону, гражданин вправе требовать защитить честь, достоинство и деловую репутацию в суде, закон призван защищать личность от оскорбительных оценок. Приведем в качестве примера исковое заявление о защите чести, достоинства и деловой репутации истицы Шипициной С.А. к ответчику Куликову [дело № 2137, 2002, с. 4]. Во время допроса ответчик распространил в отношении истицы ложные порочащие сведения оскорбительного характера: распивает на вахте пиво; на нее поступали жалобы со стороны жильцов общежития и работников ЖКК по поводу ее грубого отношения; Шипицина ругалась со мной; она — хитрый агрессивный человек; у нее не было никакой травмы, она может симулировать любое заболевание.

В нормативных документах определено, что порочащими являются не соответствующие действительности сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином действующего законодательства или моральных принципов (нечестном поступке, неправильном поведении в трудовом коллективе, быту) [Постановление Пленума ВС РФ, 1992, № 11]. В данном случае сведения оскорбительного характера были направлены против личности истицы и были сделаны в виде утверждения. Эти утверждения интерпретируются следующим образом:распивает на вахте пиво — пьяница, на нее поступали жалобы со стороны жильцов общежития и работников ЖКК по поводу ее грубого отношения - грубый человек, Шипицина ругалась со мной — конфликтный человек, она — хитрый агрессивный человек — агрессивная, изворотливая личность; у нее не было никакой травмы, она может симулировать любое заболевание — симулянтка.Истица сочла, что ответчик нарушил общепринятые нормы и правила речевой коммуникации, требования общечеловеческой морали. Негативная характеристика личности в рассмотренном нами случае выражена эксплицитно, т.е. прямыми номинациями оценочного характера. Целью речевых действий ответчика является намерение умалить нравственные и профессиональные качества истицы.

Однако в суде часто возникают ситуации, когда негативно оцениваются действия, которые совершил человек, или сведения, связанные с действиями человека. На практике негативная оценка чьих-либодействийчасто воспринимается как оскорбительная оценкаличности. В качестве примера можно привести исковое заявление истца Кошелева Н.В. к ответчику Кобыхно Н.Е. [дело № 2284, 2002, с. 2]. Истец, заместитель генерального директора ОГУП «Пермавтодор» обратился в суд с иском к Кобыхно Н.Е. о защите чести, достоинства и деловой репутации. Исковые требования истец мотивировал тем, что через газету «Вечерняя Пермь» (№ 2 от 24.01.2002) Кобыхно сообщает читателям ослужебных и финансовых злоупотреблениях Кошелева Н.В. с денежными средствами Пенсионного фонда, закупом оборудования, техники, запчастей, горюче-смазочных и дорожных материалов. Из текста публикации следует, что поводом для доказательства/опровержения стало утверждение о действиях, которые совершает Кошелев, а именно:злоупотребляет служебным положением, ворует. По словам истца, вышеуказанные утверждения преследуют цель нанести ему публичное оскорбление, унизить его достоинство, причинить существенный вред его деловой репутации в глазах руководства многотысячного коллектива ОГУП «Пермавтодора». Истец считает, что сведения, распространенные в СМИ, порочат и оскорбляют его и носят характер умышленного преследования со стороны Кобыхно. Ответчик не дает прямой оценки личности оппонента, но дискредитирует его обвинениями в таких противозаконных действиях, как злоупотребление служебным положением, воровство. Установка оппонента на дискредитацию носит интенциональный характер: в результате публикации в соответствии с намерениями автора в сознании читателя создается негативный образ Н.В.Кошелева.

Заметим, что объектом лингвистической экспертизы является слово, а не факт, поэтому необходимо строго разграничивать мнение автора о самом человеке, о его личности и мнение автора о фактах, которые связаны с личностью. Как считает С.А.Кузнецов, любое мнение о человеке всегда является оценкой его личности: хорошее мнение – хорошая оценка, плохое мнение – плохая оценка. Но если текст содержит авторское мнение о фактах, вопрос о том, содержится ли в тексте мнение автора о личности, необходимо исследовать специально [Кузнецов, 2002, с. 101].

Нередко текст не содержит признаков оскорбительной оценки личности, тем не менее является обидным. В таком случае мы имеем дело с имплицитной негативной характеристикой личности. Спорный текст может содержать ясно выраженное мнение журналиста о фактах, событиях, отношениях, но не о личности. В таких случаях, с точки зрения эксперта, честь, достоинство и деловая репутация истца не задеты, хотя смысловые импликации, которые неизбежно делает читатель, истцом воспринимаются как обидные и вызывают его досаду и раздражение. Здесь эксперт сталкивается с категорией инвективности. Это сложнейшая лингвистическая проблема. Обращение к лексическим средствам инвективности текста — наиболее поверхностное решение этой проблемы. Самое сложное — объективная оценка, с одной стороны, намерений его автора, с другой — оценка интерпретации данного текста субъектом, посчитавшим себя оскорбленным [Голев, 1999, с. 49]. Известно, что большую роль в квалификации поступков играет оценка их мотивов.

Отсюда закономерно возникает вопрос о том, может ли текст, который содержит авторскую оценку действий человека, осмысливаться экспертом как содержащий скрытую оценку самой этой личности. На наш взгляд, на этот вопрос следует ответить положительно. Тем не менее следует ощущать тонкую грань, отделяющую действия, прямо характеризующие личность, от всех других действий человека.

Разберем пример. Председатель Облсовпрофа П. обратился в суд с иском о защите чести, достоинства и деловой репутации к группе лиц, устроивших 23 января 2004 года пикет у здания Облсофпрофа [дело № 620, 2004, с.3]. Целью пикетирования было привлечение внимания жителей г. Перми к вопросам управления профсоюзной собственностью Областным советом профсоюзов, а также использования прибыли, получаемой от собственности. По городу были развешаны листовки с обращением к членам профсоюзов: «Профсоюз необходим! Но не для того, чтобы продавать нас по дешевке, а для того, чтобы защитить профессиональные интересы трудящихся!».Во время проведения пикета в сквере Комсомольского проспекта с обеих его сторон были укреплены транспаранты следующего содержания:«Профсоюз – кормушка для семьи П. и ловушка для трудящихся», «Долой профсоюзных олигархов», «П., смени вывеску «Облсофпроф» на «П. и семья», «П. построил коммунизм для себя»и т.д.

Намерением авторов листовок и транспарантов было донести до жителей определенные сведения, а именно: сотрудники Облсовпрофа обманывают простых работников, пользуются ими для извлечения прибыли, лидер Облсовпрофа – очень богатый человек, для него работа является семейным бизнесом, П. создал для себя исключительно комфортные условия жизни. С точки зрения прагматики, здесь выделяется несколько направлений интенций автора (коллектива авторов): 1) противопоставить интересы П. интересам трудящихся, 2) подчеркнуть антинародный характер деятельности руководства облсовпрофа, 3) выделить мысль, что П. очень богат, но богатство свое достиг за счет служебного положения, 4) семья П. извлекает выгоду из его положения, 5) взносы трудящихся используются нецелевым образом. Все вышеперечисленные положения негативно характеризуют не только деятельность П., но косвенно и его личность, поскольку сопутствующей импликатурой будет следующее: вор, денежный воротила, бездушный чиновник, мошенник. Слово олигарх в контексте данной ситуации несет негативную коннотацию, поскольку для сегодняшней России характерно отрицательное отношение к очень богатым людям, поскольку в сознании многих россиян богатство таких людей получено незаконным способом.

Импликационные процессы, возникающие под воздействием полученной знаковой информации, являются производными от нее. Они лежат в сфере мыслительных процессов, порождаемых текстом, и являются фактом сознания, а не языка.

А теперь перейдем к психолингвистической интерпретации речевого воздействия. Всякая инвектива по самой своей природе соотносится с агрессией. В основе инвективного общения лежит стремление понизить социальный статус адресата или уровень его самооценки, нанести моральный вред. Во вторую очередь через оскорбление и обиду может преследоваться практическая цель — добиться изменения поведения адресата. Эмоциональный компонент инвективы может быть настолько ярок, что в ряде случаев может сохраняться только коннотативное значение высказывания, в то время как денотативное полностью утрачивается [Жельвис, 1990, с. 24].

Чтобы лучше понять позицию слушающего, необходимо рассмотреть цели и возможные результаты деятельности говорящего. Очевидно, что в случае возникновения конфликта одна из сторон, т.е. говорящий, стремится к разрешению конфликта за счет моральной победы над адресатом. Будучи разрешенным с одной стороны — говорящего, конфликт даже усиливается с другой — со стороны адресата. В качестве говорящего теперь выступает бывший адресат. Его роль – погашение эмоциональной атаки оппонента, ее нейтрализация. Речь идет о реакции «Сам такой!», «На себя посмотри!» и т.д.

Теоретически такая смена роли говорящего на роль слушающего и обратно может продолжаться бесконечно. Однако подобная борьба ведет не к разрешению конфликта, а к его постоянному пульсированию с возможным усилением пульсации с каждой сменой ролей.

Оскорбляющий человек испытывает одну из доминирующих эмоций – гнев, презрение, чувство превосходства, но предполагает вызвать в объекте оскорбления чувство вины, унижения, стыда.

То или иное восприятие текста в большой степени зависит от установкиадресата. Сложный состав эмоций приводит к возможности неоднозначного истолкования слова в тексте. Один и тот же вокабуляр оказывается в состоянии вызвать пейоративное (отрицательное, осуждающее) и мелиоративное (положительное, одобрительное) отношение к явлению. В таких случаях можно говорить об аксиологической установке адресата. Под аксиологической установкой понимается ценностная ориентация человека, учет того очевидного факта, что все предметы, явления, качества и действия делятся на имеющие положительную, отрицательную и нейтральную ценность: + , — , Ø. Аксиологическая значимость слова определяется не только и не столько его общепринятым словарным значением. В результате смены контекста аксиология слова может изменить знак или утратить его [Жельвис, 1990,c. 56]. Только контекст дает возможность определить, в каком месте шкалы значений находится та или иная лексическая единица.

Для выявления истинных авторских намерений требуется интерпретационный анализ [Чернышова, 2003, с. 231]. Интерпретационный анализ способен исследовать интенциональное содержание высказывания. В структуру интенциональности, наряду с другими компонентами, входит направление сознания на предмет, осознанность, включенность в замысел деятельности. Интерпретационный анализ на основе методики свертывания текста позволяет достаточно достоверно определить наличие или отсутствие в авторском замысле элементов имплицитного смысла (речевую агрессию, например).

Под имплицитными элементами плана содержания следует понимать семантические элементы, не выраженные прямо, а вытекающие из эксплицитно представленных семантических элементов, из их соотношения и взаимодействия.

За языковым выражением всегда стоят какие-либо интересы, цели, чья-то точка зрения. Эти интересы определяют коммуникативные цели дискурса.

Судебные дела о защите чести, достоинства и деловой репутации представляют собой богатую иллюстративную базу для выявления и описания речевых действий, цель которых – оскорбить, унизить оппонента.

Далеко не всегда можно определить, несут ли высказывания в чей-либо адрес заряд агрессии. К тому же Уголовный кодекс Российской Федерации трактует оскорбление неопределенно (ст.130). Объективная сторона преступления выражается «в унижении чести и достоинства другого лица в неприличной форме». Однако критерии «неприличия» размыты, за исключением очевидных случаев употребления обсценной лексики. Это обусловлено спецификой лингвистической семантики и прагматики: значение дискурсных единиц формируется не в вакууме, а в коммуникативном контексте и зависит от всех его составляющих. Исходной посылкой для определения оскорбительности являются интенции говорящего, его когнитивные установки на результат своих речевых действий.

В рассматриваемых делах нас интересуют речевые действия, цель которых – подорвать доверие, вызвать сомнение в положительных качествах кого-либо. В русском языке для обозначения этих действий используются такие лексические единицы, как оскорбить(оскорбление),издеваться(издевка),насмехаться(насмешка),обидеть(нанесение обиды) [МАС – Малый академический словарь].

Словарь толкует данные лексические единицы следующим образом: оскорбить— «крайне обидеть, унизить к-либо; уязвить, задеть в к-либо чувства».Издеваться— «зло, оскорбительно высмеивать к-либо, ч-либо, насмехаться, глумиться».Обидеть— «причинить обиду». Обидными эксперты считают те слова, которые объективны, но неприятны человеку. Например, человеку тучному может быть обидно слышать о себе «толстый», человеку высокому — «верзила». Но такие «обидные» слова не являются оскорблениями, т.к. они указывают на какие-либо физические особенности человека [Цена слова, 2002, с. 216].Насмехаться— делать что-либо предметом насмешек, оскорбительных замечаний.Насмехатьсяблизко по значению глаголуиронизировать, поэтому эксперты также не считают насмешку оскорблением. Представленную группу глаголов объединяет сема «словесное выражение отрицательной оценки». При этом одной из коммуникативных задач (кроме информирования об отрицательной оценке) является отрицательное воздействие на чувства адресата: намерение унизить, уязвить, выставить в смешном виде [Иссерс, 1999, с. 109]. Намерение оскорбить выражается стратегией дискредитации. Дискредитация – подрыв доверия к кому-либо, чему-либо, умаление авторитета, значения кого-либо, чего-либо. Успех стратегии дискредитации следует оценивать по результатам речевого воздействия (по перлокутивному эффекту):Nобижен, оскорблен, чувствует себя объектом насмешки, причем несправедливо. К прагматическим приемам следует отнести различные импликатуры (намеки, провокации, предположения, метафоры, аллюзии, кавычки).

Таким образом, средством морального уничижения оппонента может быть не только брань и прямая негативная оценка, но и приемы когнитивного и семантического плана, способствующие желательному восприятию фактов и личности. Тактики оскорбления и издевки преследуют цель высмеять, что усиливает эффект дискредитации. Это может служить достаточным основанием для юридической квалификации рассмотренных речевых действий как задевающих честь и достоинство [Иссерс, 1999, с. 12].

Проанализированный материал позволяет сделать следующие выводы:

1) В центре внимания прагматики судебных документов, как и прагматики любого другого текста, оказываются ее центральные категории — категория субъекта речи (автора), объекта речи (адресата), их взаимоотношения в процессе коммуникации. В связи с субъектом речи неизбежно возникает вопрос об интенции (намерении) говорящего/ пишущего. Применительно к делам о защите чести и достоинства можно говорить об интенции оскорбления со стороны ответчика. В терминах юриспруденции лингвистическое понятие интенции трансформируется в понятие умысла и имеет большое значение для правильной квалификации преступления.

2) Личностная установка конфликтующей стороны (ответчика) проявляется в эксплицитных (явных, очевидных) интенциях, направленных на оценку событий, людей и их поступков. Действие отрицательных оценок может рассматриваться в коммуникативно-функциональном (лингвопрагматическом) плане: негативные оценки истца доводятся до читающих, например, в СМИ, с целью изменить к худшему их отношение к объекту оценки. В рамках судебного процесса субъекты речи (стороны в деле) реализуют свою активную позицию в виде оценочных речевых действий, характеризующих другого участника ситуации с негативной, а себя — исключительно с положительной стороны. Это и есть иллокуционный акт применительно к ситуации судебного разбирательства.

3) При проведении лингвистической экспертизы важно учитывать, с одной стороны, намерение автора текста, с другой — оценку интерпретации данного текста субъектом, посчитавшим себя оскорбленным. Восприятие текста адресатом зависит от его ценностной (аксиологической) установки. Интерпретация конфликтного текста истцом носит субъективный характер и прямо связана с понятием оценки. При наличии отрицательной оценки объекта речи (элемент «плохой» и его разновидности) можно вести речь о негативной информации. Восприятие негативной информации истцом (перлокутивный эффект) зависит от психолингвистических особенностей характера, темперамента истца.

4) Резкая отрицательная оценка лица, осуществляемая с помощью слов и выражений, не употребляемых в литературном языке, с целью подчеркнуть неполноценность, ущербность лица-адресата и/или его несоответствие функциям, служебному положению и др., представляет собой оскорбление. Текст, объективно не содержащий признаков оскорбительной оценки личности, может казаться человеку обидным. Намерение оскорбить выполняет стратегию дискредитации. Коммуникативной задачей оскорбления является, во-первых, информирование об отрицательной оценке личности или действий адресата, во-вторых, отрицательное воздействие на чувства адресата, т.е. намерение унизить, уязвить, выставить его в смешном виде.