Сопоставительное изучение инвективной лексики в разноструктурных языках

На рубеже XX-XXIвеков человечество столкнулось с проблемой глобального характера: как в условиях негативного влияния последствий технического прогресса обеспечить собственное производство и сохранить идеальные и материальные ценности, накопленные в ходе исторического развития. Человек и его язык, а также связи человека и языка, языка и культуры, языка с другими системами бытия стали приоритетными объектами научного познания.

Гуманитарные науки развиваются в пространстве, где представление о гуманизме связывается с идеей культурного прогресса. Всеобщий кризис современной культуры признается в гуманистически ориентированных научных концепциях. Культура находится под воздействием враждебных экономических, социально-политических, экологических, технических и духовных факторов, что ведет к декультуризации общества.

Обесценивание человечности становится питательной средой для националистической вражды, для разгула преступности, для отчуждения личности от культуры и институтов общества. А между тем возможности человека для развития культуры и межкультурной коммуникации неограниченны. Человеческий мозг, как известно, обладает огромными резервами для совершенствования своих способностей и приобретения знаний. А поскольку приобретение знаний человеком и его приобщение к культурным ценностям тесным образом связано с языковой деятельностью, то язык может рассматриваться как инструмент управления развитием личности человека.

В лингвистической науке второй половины двадцатого века значительное место занимают и сравнительно-сопоставительные исследования. Сопоставительное изучение языков – одна из самых привлекательных областей современной лингвистики. Это познание различных языковых картин мира, неповторимых языковых культур, национальных особенностей восприятия мира различными народами и определение места народа в нем. Это относится к работам, ставящим себе целью типологические обобщения и поиск лингвистических универсалий, а также к возможным исследованиям контрастивного характера.

Сопоставительная лингвистика имеет основным объектом исследования параллельное сравнение двух или нескольких языковых систем на синхронном уровне. Основная цель такого сопоставления – выявление наиболее существенных расхождений в языковых структурах в целом и на отдельных ее уровнях, их классификация, систематизация и, как результат, выработка оптимальных рекомендаций к корректному преодолению расхождений между родным и неродным языками.

Язык является важнейшим средством человеческого общения, поэтому языки универсальны по своему общественному назначению и роли. Но вместе с тем они своеобразны по форме, по распределению значений и функций между единицами языка [Арутюнова, 1998; Карасик, 1994; Степанов и др.].

Единство и борьба противоречий – сходства и своеобразия – являются «двигателем» прогрессирования всех языков. Диалектика этого процесса становится одной из главных причин, актуализирующих научно-теоретический и познавательный интерес к сопоставлению языков.

Лексика любого национального языка представляет собой сложную систему, разные элементы которой обслуживают ту или иную сферу человеческого общения. В распоряжении носителей языка существует огромный арсенал языковых средств, обеспечивающих их взаимодействие с окружающим миром. В последние годы в силу известных исторических, экономических, политических, культурно-идеологических и других причин в сферу общения и литературного языка мощным потоком вливается масса речевых явлений, традиционно функционировавших на периферии речевой коммуникации. Среди них присутствует огромный пласт лексем, который потенциально служит средством выражения оценки другого человека. Оценка, в свою очередь, может быть положительной и отрицательной. Общество с опасением констатирует широкую экспансию именно такой негативной речевой стихии, подчеркивая при этом, что она представляет серьезную опасность для стабильного литературного языка, так как расшатывает сложившуюся систему литературных норм, ведет к деградации культуры речи. А «языковые нормы – тоже достояние культуры, вырабатываемое нацией в течение долгих веков» [Голев, 2000, с. 8-40].

Это касается и табу по отношению к определенным видам лексики, называемой обычно обсценной (матерщиной, сквернословием, бранью) [Жельвис, 1997; Левин, 1996; Муратов, 1993; Новиков, 1998]. В народной культуре такая лексика всегда была табуированной и выходила на поверхность также с «разрешения» культуры в особых случаях. В последнее время происходит дальнейшее расширение и эволюция детабуизированных форм употребления обсценной лексики, приобретающих специфические функции [Голев, 2000, с. 8-20].

Отсутствие методики приемов, методов исследования инвективного функционирования языка и инвективной лексики дало о себе знать в эпоху официальной отмены цензуры. Отмена цензуры, служившей сдерживающим фактором активизации официального, повсеместного инвективного словоупотребления, породила ряд последствий, сигнализирующих о необходимости изучения особенностей инвективного функционирования языка. Активизировавшиеся конфликты, вызванные функционированием в языке инвективной лексики, способствовали повышению интереса к подобной лексике со стороны специалистов-филологов (см. раб. Н.Д. Голева, М.В. Горбаневского, В.И. Жельвиса и др.) [Коряковцев, 2005, с. 2].

Вместе с тем работы, посвященные негативной лексике как составной части языковой системы, малочисленны. Актуальность данной темы определяется, с одной стороны, возросшим интересом, как выше сказано, к сравнительно-типологическому изучению языков и, с другой – недостаточной изученностью и спорностью большого количества вопросов, связанных с определением причин появления в языке бранной и инвективной лексики, способами образования, условиями функционирования и ее местом в системах неродственных, разноструктурных языков. Актуальность темы подчеркивается еще и тем обстоятельством, что в условиях современного развития национальных языков и все большей интеграции и обогащении культур возникает необходимость выявления и изучения лексических и семантических систем на уровне теоретических обобщений нескольких языков, что способствует адекватному восприятию комплекса разнородных лингвистических средств и выявлению специфических особенностей сопоставляемых языков. Кроме того, рассматриваемая тема находится на перекрестке важнейших дисциплинарных областей современной лингвистики: лингвокультурологии, лингвоконцептологии, этнопсихолингвистики, социолингвистики, юрислингвистики и обращена к рассмотрению вербализованных представлений о духовном мире человека как носителя определенной культуры в рамках антропоцентрической парадигмы. Значимость изучения инвективной лексики объясняется также и тем, что ее анализ позволяет выявить специфику менталитета, так как в инвективной лексике находят отражение наиболее нетерпимые недостатки характера человека с позиции носителей языка и культуры, а также его поступки, наиболее осуждаемые социумом.

Обращение к ментальной сфере речевой деятельности человека является следствием интереса к возросшему социальному статусу личности в обществе и диктуется необходимостью проведения более глубокого анализа прагматических аспектов речи homoloqens, ибо язык не только отражает действительность, но и интерпретирует ее, создавая особую реальность, в которой живет человек.

Поскольку культура неотделима от закрепленной в языке картины мира, отражающей мировоззрение человека, то информация о культуре находит отражение в структуре языковых номинаций, подчас и негативных, как результаты когнитивной деятельности и ментальных представлений определенной лингвокультурной общности о вербализуемом объекте.

Работы на подобные темы по отношению к немецкому и русскому языкам в последние годы все же стали появляться [Арбатский, 2000; Девкин, 1993; Жельвис, 1992; Зильберт, 1994; Мокиенко, 1994; Никитина, 2003]. Но в татарском языке в силу исторических особенностей развития и, прежде всего, ментальности народа – носителя языка, нет ни одной работы, которая бы затрагивала данную проблему. С другой стороны, на наш взгляд, это можно объяснить и тем, что инвективная лексика сравнительно недавно стала объектом научного интереса, научных исследований.

Резкое возрастание доли бранной и инвективной лексики в речи не является только следствием текущих общественных явлений, но и поддерживается процессами, корни которых лежат в глубине развития общества. Бранное словоупотребление может быть вызвано и намерением показать себя «человеком без предрассудков» [Жельвис, 2000, с. 116]. Именно этой причиной вызвано, очевидно, активизировавшееся в последнее время сквернословие среди образованных людей.

До тех пор, пока в условиях гиперактуализации оппозиции существуют противоречия между слоями и отдельными его членами, сохраняется потребность в образной оценке средствами языка, т.е. в лексике, и в наиболее эмоционально повышенной его части – инвективной, то экспрессивно окрашенные слова и фразеологические единицы в языке будут существовать и функционировать всегда.

Человек живет не только в мире вещей, но и в мире понятий, отражающих сложность и противоречивость социального бытия человека. Наличие множества человеческих потребностей, родов деятельности объясняет существование разнообразных оценок. Личность охватывает всю систему общественно значимых отношений и ценностей, которые так или иначе, но необходимым образом включаются в живой процесс человеческой деятельности, поэтому концепция описания личности должна базироваться, на наш взгляд, на оценке всей человеческой деятельности, в том числе и негативной. «Оценочная деятельность столь же естественна для человеческого сознания, как и познавательная. Оценка содержится… повсюду, где происходит какое бы то ни было соприкосновение субъекта познания с объективным миром» [Мягкова, 1981, с. 88].

Понятие «человек», по сравнению с понятиями «личность» и «индивид», носит более обширный характер, оно выражает всю целостность человеческого существа, единства самых различных жизненных функций и проявлений. Личностные свойства человека определяют, главным образом, его отношение к другим людям, обществу в целом, его место и роль в исторически сложившейся системе общественных отношений. Человек олицетворяет неразрывное единство таких сторон своего существа, как социальная сторона, биологическая, духовно-нравственная и культурно-историческая. В этой связи интересен для лингвистов вопрос о взаимосвязи словесных выражений человеческих эмоций и эмоциональной разрядки индивида. Многие исследователи поэтому едины во мнении, что именно язык является основным средством выражения оценки и эмоционального состояния личности. Спектр эмоциональных реакций человека весьма богат и разнообразен. В данной статье предпринимается попытка проанализировать такую важную группу эмотивной лексики, как инвективы в немецкой и татарской лингвокультурах как вариантность образной номинации концепта «человек». Между тем, инвективная лексика представляет собой большой интерес как важное средство реализации связи между ценностными представлениями общества и выражением крайне негативного отношения к объекту оценки как носителю определенных черт характера, вредных привычек, нарушителю норм общественного порядка.

Фонд инвективных единиц языка представляет несомненный интерес для лингвокультурологии и теории концептов, так как позволяет реконструировать важные стороны национального сознания. Инвективы отражают, прежде всего, особенности взаимоотношений между людьми и описывают самого человека, его характер, внешность, интеллектуальные способности.

Изучение инвективной лексики позволяет выявить, во-первых, культурно обусловленный компонент языковых значений и, во-вторых, рассмотреть когнитивные механизмы формирования важнейших стереотипов в языковом сознании. Функционируя как средство хранения и передачи народного опыта, инвективные единицы обнаруживают органическую связь с концептами как культурно-специфическими вариантами понятий, которые составляют когнитивный базис национальной языковой картины мира.

Образование инвективной лексики происходит с помощью использования различных лексико-семантических способов.

Наиболее интересными и перспективными представляются исследования концепта «человек» в зеркале метафоры, предпринимаемые в последние годы в связи с изучением культурно-национальной специфики языковых единиц. Метафора является доминантным способом образования инвектив, что обусловлено наличием в ее структуре также образно-ценностного компонента. Перспективность анализа концепта «человек» сквозь призму метафоры мы также видим в ее культурной обусловленности, в ее способности аккумулировать характерные черты менталитета народа. В метафорических номинациях человека выражен определенный взгляд на мир. Метафоры, как культурно маркированный пласт языковых единиц, представляют богатую информацию, связанную с изучением человека, в том числе и с точки зрения номинации. В метафорах в акт номинации вносится и проявление плана оценочной характеризации денотата. При этом в ходе номинации важна именно необходимость его характеризации и новизна, яркость этой характеризации, что и является мотивом создания номинативных единиц такого типа.

Метафоры имеют неограниченные эвристические возможности. Метафорические номинации, в том числе и обсценные номинации концепта «человек», обслуживают различные сферы языковой коммуникации, имеют полифункциональный характер, распространены в разных подсистемах языка, о чем свидетельствуют специальные исследования (В. Г. Гак, Г. Н. Скляревская, Арутюнова и др.). Так, например, классификационная схема семантики концепта «человек», предложенная Г.Н. Скляревской, заполнена метафорическими номинациями. Широкая распространенность метафорических номинаций, способность метафоры создавать не только отдельный фрагмент языковой картины мира, а заполнять все ее пространство объясняется тем, что метафора является средством выражения только этого смыслового содержания.

Являясь отражением картины мира, метафора помогает лучше понять другого человека, проникнув в его мир. Язык при этом рассматривается как путь, по которому мы проникаем в мир человека, в современную ментальность нации и воззрения людей на мир, общество и на самих себя. Но в рамках межкультурного общения возникает необходимость знать роль и значение национального своеобразия метафоры, ибо представители различных наций (в данном случае: немцы, русские и татары) воспринимают, понимают, интерпретируют одни и те же факты окружающей действительности далеко не всегда идентично.

В основе инвективной метафоры лежит сравнение человека с объектами, наделенными в данной культуре негативными, отрицательно оцениваемыми социумом качествами. Следует подчеркнуть, что инвективизации подвергаются обозначения денотатов, которые наделены отрицательными качествами именно в данной культуре; иными словами, инвективные номинации носят яркий культурно-специфический характер.

«Метафора возникает не потому, что она нужна, а потому что без нее нельзя обойтись, что она присуща человеческому мышлению и языку как таковая», - пишет В.Г. Гак [Гак, 1988, с. 11]. Г.Н Скляревская же считает, что метафорические переносы концепта «человек» происходят в определенном направлении по следующей схеме: предмет - человек, животное – человек, человек – человек [Скляревская, 1993, с.80]. Например: Geldsack (Geld – деньги, Sack - мешок) – богатый человек; толстосум – богатый человек; акча капчыгы (акча – деньги, капчык - мешок) – богатый человек; Affenpinscher (Affe -- обезьяна) –бран. «козел»; болван; кэжэ тэкэсе (кэжэ – коза, тэкэ -- козел) – «козел»; Pantoffelheld (Pantoffel – башмачки, Held -- герой) – подкаблучник; итек олтырагы итек – сапог, олтырак -- подошва) – перен. ничтожество и др.

В данной статье для нас интересна не только схема метафорического переноса, но и ассоциативная образность метафоры, а также возможность метафорического моделирования признаков, которые не имеют аналогов в системе способов прямой номинации.

В целях определения направлений вторичных номинаций человека необходимо актуализировать также отмеченную многими учеными особенность метафоры совмещать в одной номинации функции наименования и характеризации. Характеризующая метафора, создаваемая самыми неожиданными сопоставлениями и переносами, участвует в формировании так называемой дифференциальной картины мира. Именно в характеризующей метафоре содержится богатая культурная информация о психологических и социальных качествах человека, об осуждаемых его свойствах: эт токымы (эт – собака, токым – отродье ) – перен. «собака», негодяй, поганец; урам себеркесе (урам – улица, себерке -- метла) – перен. шлюха, потаскуха; теш корты (теш – зуб, корт -- червь) -- бран. зануда; Arschlecker – груб. подхалим, лизоблюд; Dreckschwein (Dreck – грязь, Schwein - свинья) – бран. грязная свинья; дрянь и др.

Следует отметить, что в основе инвективной метафоры и метонимии лежит сравнение человека с объектами, наделенными в данной культуре негативными, отрицательно оцениваемыми социумом качествами; иными словами, инвективные номинации носят яркий культурно-специфический характер.

Таким образом, благодаря сравнению инвективной лексики различных языков не только выявляются существенные отличия на языковом уровне, но и становятся очевидными особенности восприятия людей разных национальностей друг друга, различия в жизни человека и общность оценочных восприятий людьми.

Инвективы представляют собой знаки культуры, выражающие национальный способ реализации агрессии по отношении к другому человеку. Имеются несомненные типологические сходства инвектив в различных культурах, а также и существенные отличия. Национальные культуры по- разному могут выражать одну и ту же эмоцию.

Инвективы занимают достаточно прочное место в национальных культурах. Они используются как средство снятия эмоционального напряжения, а также как способ критического воспрития окружающего мира. Эти особенности гарантируют существование и неустранимость инвектив как ругательства. Однако значительно большее число особенностей инвектив заставляет признать их опасными для существования общества, что, в свою очередь, доказывает необходимость борьбы за ограничение их использования.