2.1. Дихотомия языка и речи и иерархия языковых уровней в свете традиционного подхода

Общим местом при любом обсуждении того, зачем существует человеческий язык, является тезис: язык – это средство общения, то есть коммуникации. Те, кто это говорят, имеют в виду, что человеческий язык возник, существует и развивается потому, что людям необходимо обмениваться своими мыслями, намерениями, чувствами, и делают они это во многом при помощи языка. С этим мнением невозможно спорить – коммуникативная функция языка лежит на поверхности. Однако, парадоксальным образом, в течение многих десятилетий лингвисты изучали язык вне всякой связи с его коммуникативной функцией, как бы забыв о ее существовании. Такой «антикоммуникативный» подход был доминирующим в течение всего XX века. Он в достаточно явной форме формулировался в таких влиятельных направлениях лингвистики, как теория Ф. де Соссюра и генеративная грамматика Н. Хомского. Швейцарский ученый Соссюр в начале XX века сформулировал, что есть два явления – язык (фр. langue) и речь (parole). Язык – это статическая система знаков, а речь – это малосистемная стихия, связанная с использованием языка. И именно язык должен быть в фокусе внимания лингвистики.

Необходимо отметить, что дихотомия Соссюра возникла на ранней стадии развития лингвистической теории и была в некотором смысле полезной. Добиться прогресса в изучении сложного явления можно, несколько упростив его и сделав более схематичным. Однако проблема в том, что дихотомия Соссюра и тезис о приоритете языковой системы позднее были абсолютизированы. В частности, в терминах американского лингвиста Н. Хомского язык и речь, переименованные в компетенцию (competence) и употребление (performance), были противопоставлены еще более жестко. Генеративная грамматика Хомского, являющейся чрезвычайно влиятельной в течение последних 50 лет, основывается на тезисе о том, что подлинным и респектабельным предметом интереса лингвистики является лишь компетенция, а не употребление.

В течение XX века в лингвистике был достигнут существенный прогресс в понимании языковой системы. Были сформулированы такие теоретические понятия, как фонема, морфема, синтаксическая группа. Тем не менее, в последнее время становится все более ясно, что изучать языковую систему без учета речи, употребления, коммуникации – достаточно бесплодное занятие. Лингвист, настаивающий на приоритете и автономности статической языковой системы, подобен врачу, который интересуется только анатомией, но категорически отказывается придавать значение физиологии, ради которой эта анатомия, собственно, и существует. Разделение языка и речи полезно как условный прием, позволяющий увидеть разные грани реальности. Но язык и речь настолько тесно связаны, что понять одно без другого совершенно невозможно. Продолжая биологическую аналогию, ноги существуют для ходьбы, а понять как человек ходит невозможно без знания анатомии ног. Так же обстоит дело и с языком/речью. Фонемы, морфемы и группы существуют потому, что дают возможность осуществлять речевую деятельность. А для понимания структуры этой деятельности, конечно, необходимо разобраться в составляющих ее элементах. Поэтому, используя противопоставление языка и речи, желательно помнить о его условном характере.

В лингвистике XX века сложилось устойчивое представление о том, что язык устроен иерархически, т.е. из единиц, упорядоченных по своему объему. Минимальными единицами считаются значимые звуковые сегменты – фонемы. Из них складываются морфемы, которые, в свою очередь, образуют слова и затем синтаксические группы (словосочетания). Словосочетания складываются в простые предложения, а простые предложения – в сложные. Этой иерархии элементов соответствует иерархия так называемых уровневых разделов теоретической лингвистики – фонология, морфология, синтаксис. Границы между ними не являются абсолютно жесткими, но, грубо говоря, фонология занимается фонемами, морфология морфемами и словами, синтаксис – словосочетаниями и предложениями; см. учебники Кодзасов и Кривнова 2001, Плунгян 2003, Тестелец 2001. На этом список традиционных уровневых разделов лингвистики заканчивается. (Иногда в этом списке фигурирует также семантика, но это не совсем точно. Семантика, то есть наука о значениях, пересекает уровневые разделы. Существует, в частности, морфологическая семантика, лексическая семантика, семантика синтаксиса.)

Необходимо дополнить иерархический список языковых единиц еще одной категорией, а именно целым текстом, или дискурсом. Это максимальная языковая единица, которая может включать любое количество предложений. Интуитивно понятно, что люди общаются именно целыми текстами (дискурсами), а предложения, морфемы и фонемы нужны ли постольку, поскольку они способствуют целостному общению. Но лингвистика лишь начинает признавать этот очевидный факт и разворачиваться в сторону изучения дискурса.

Тот факт, что процесс этого признания протекает медленно и занимает так много времени, объясняется просто – консерватизмом человеческого мышления, в данном случае мышления ученых. Многие поколения лингвистов так глубоко впитали аксиоматику Соссюра и Хомского, отрицающую значимость речи и коммуникации для научного анализа языка, что переход к более широкой и реалистической парадигме оказывается весьма непростым. Кроме того, разница между «узкой лингвистикой» и широкой, коммуникативно-ориентированной лингвистикой подобна разнице между работой в маленькой уютной лаборатории и исследованием в полевых условиях, на всех ветрах. Признание коммуникативной доминанты языка немедленно влечет признание огромного числа вовлеченных факторов, когнитивных и социальных, а также необходимость учитывать сведения из соседних наук, со своего угла зрения изучающих коммуникацию. Эта пугающая перспектива также способствует тому, что лингвисты не очень охотно расстаются с несколько искусственным миром фонем, суффиксов и синтаксических конструкций.