1. Подходы к определению и семиотические модели коммуникации

Чтобы дать чему-либо непротиворечивое определение необходимо понять, как это «что-то» «устроено» и как оно «работает», в связи с этим необходимо остановиться на вопросе о структуре и функциях коммуникации.

«Устройство» человеческого общения волновало людей задолго до появления теории коммуникации как отдельного научного направления. Естественно, за это время появилось много различных моделей такого общения. Вероятно, уже Аристотеля можно считать автором первой из таких моделей: «оратор – речь – слушатель», составляющие которой так или иначе, под тем или иным именем присутствуют во всех остальных существующих сегодня многочисленным моделях. При этом какого-либо единообразия здесь не наблюдается. Разноголосица в толкованиях оказывается неизбежно связана с диалектичностью самого интересующего нас феномена.

Что же такое коммуникация? В обыденном сознании коммуникация понимается как процесс передачи информации от одной системы к другой, обмен информацией. Приведем лишь одно из многочисленных определений этого типа из Wikipedia: «Communication is the activity of conveying information». Подобного рода толкования этого понятия в изобилии представлены и в популярных, и в специальных изданиях. При таком понимании коммуникации отводится исключительно инструментальная роль, она воспринимается как своеобразное «средство» доставки информации, ведущая же роль принадлежит именно информации. Позволим себе такое сравнение: трубопровод необходим для доставки воды в пустыню, но ценность представляет именно вода, а не труба, вторая без первой не нужна, хотя, конечно, и первая без второй недоступна.

При всей распространенности такого подхода он вовсе не является единственным. Существует и иной взгляд на соотношении коммуникации и информации. В данном случае коммуникация рассматривается не как механический процесс передачи (отправления и доставки) сообщения, а как сложное взаимодействие коммуникантов. Приоритет отдается именно коммуникации, а информации отводится подчиненная роль. Данный тезис нуждается в пояснении.

Из того множества сигналов, которые фиксируют наши органы чувств, одни воспринимаются как значимые, информативные, другие же отсеиваются как «шум». Так является ли информация чем-то объективным, не зависящим от нас? Обусловлена ли значимость и информативность исключительно свойствами самих этих сигналов или в действие вступают и иные факторы?

Представим себе, что нам нужно создать письменность для бесписьменного языка, вообразим для упрощения примера, что таким языком является русский. Нам необходимо на основании устной речи носителей языка установить его фонологический состав, т.е., если несколько упрощать, определить, какие из произносимых звуков являются репрезентантами значимых единиц, а какие нет. У каждого из носителей языка, своя манера произносить звуки: кто-то растягивает гласные, кто-то, «свернув губы бантиком», произносит огубленные согласные, кто-то говорит «в нос» и т.д. Проанализировав устную речь, мы понимаем, что различение [т] и [то] (лабиализованного), краткость/долгота гласных, их назальность для русского языка незначимы, на них можно не обращать внимания, не замечать их, игнорировать как «шум» (хотя в других языках указанные противопоставления могут быть важны для смыслоразличения). Но необходимо предусмотреть, например, способы обозначения твердости/мягкости согласных, т.к. эта оппозиция для русского языка значима.

Повторим, что из бесконечного множества сигналов, воспринимаемых нами, мы фиксируем лишь небольшую часть, приписывая им статус «сведений», «информации», а остальные либо отбрасываем, либо даже не замечаем. Вспомним всем известный детективный цикл: то, что не замечают полиция и наивный доктор Ватсон, оказывается значимым для Шерлока Холмса. Грязь на ботинке – информация для него, но не является информацией для его друга. Таким образом, мы можем предположить, что информация не есть нечто объективное, существующее вне человека, но детерминируется его социально-культурным опытом.

Субъективность того, что считается достойным фиксации и означивания, в достаточно явном виде можно наблюдать, например, при межкультурной коммуникации. То, что видится важным, значимым в одном лингво-культурном сообществе, может оказываться асемантичным, лишенным какого-либо смысла в другом. Скажем, складывание пальцев в фигуру, именуемую «кукишем», безусловно, имеет значение для русского, но будет восприниматься как простая гимнастика для пальцев, например, голландцем. То, на что обращается пристальное внимание в одном социуме, будет игнорироваться в другой социальной группе. Например, цена костюма и марка часов на руке призваны многое сказать об их владельце в высших кругах бизнес-сообщества, но вряд ли будут сколько-нибудь информативны для сельских жителей где-нибудь в центральной России. Костюм будет просто костюмом вне зависимости, идет ли речь об Армани или фабрике «Большевичка», а часы – часами, будь это «Чайка» или «Ролекс».

Кроме того, существуют серьезные отличия в различных группах (социальных и этнокультурных) в том, какая информация является табуированной, а какая допустима для трансляции, а также в правилах и нормах этой трансляции. Например, доходы своей семьи были одной из любимых тем для разговоров у советских людей, которые готовы были рассказать малознакомому человеку о своей зарплате и доходах своей жены, не стесняясь при этом интересоваться, сколько получает их собеседник. Американца же подобные рассказы просто шокировали, а соответствующие вопросы воспринимались как оскорбительное и недопустимое вторжение в его личную жизнь.

Данные примеры (а привести их без труда можно много больше) свидетельствуют о том, что информация как таковая не является чем-то объективным, существующим вне нас и нашего сознания. То, что считается информацией, какая информация подлежит трансляции, как происходит эта трансляция – все это определяется не только и не столько природой самой информации, но и другими факторами: культурой (в широком понимании) социума, жизненным опытом коммуникантов, имеющимися у каждого из них картинами мира и др.

Но ведь сами эти факторы и культура прежде всего являются результатами, продуктами коммуникативных практик, существующих в том или ином сообществе. Ю.М.Лотман писал: «Культура есть форма общения между людьми и возможна лишь в такой группе, в которой люди общаются […] культура имеет, во-первых, коммуникационную, во-вторых, символическую природу» (Ю.М.Лотман. Беседы о русской культуре. СПб. 1994, с.6). Если совсем упрощать: мы знаем, на что обращать внимание, а что можно игнорировать, применительно к ситуации и задачам деятельности (широко или узко понятым), о чем нужно говорить, о чем следует молчать, потому что нам так сказали, нас так научили.

Как мы видим, вопрос о взаимоотношения коммуникации и информации является весьма неоднозначным, на него могут даваться разные ответы. Но, какую бы позицию мы ни заняли в споре о первичности или вторичности одного из этих феноменов нельзя забывать, что они самым тесным образом связаны между собой, не могут существовать (во всяком случае, для нашего сознания) один без другого, активно влияют друг на друга.

Рассматриваемая нами проблема первичности/вторичности коммуникации и информации вовсе не является чисто умозрительной, этакой гимнастикой для ума, она имеет важное практическое значение. От того, что ставится во главу угла, зависит та модель коммуникации, которая избирается, и то определение коммуникации, которое принимается. Доминирование информации обусловливает линейные (механистические) модели коммуникации, акцент на самой коммуникации порождает нелинейные (деятельностные) модели.

Среди линейных моделей, особое внимание уделяющих процессу передачи информации от «источника» к «принимающему», одними из наиболее авторитетных и продолжающих сохранять влияние до настоящего времени являются появившиеся в 40-е годы ХХ века модели Г.Лассуэлла и К.Шеннона - У.Уивера. Они носят трансакционный характер, коммуникация рассматривается в них как однонаправленный процесс.

Хрестоматийной считается «формула Г.Лассуэлла» (the Lasswell Formula), представляющая собой так называемую модель «5W» (Who says what to whom through what channels with what effects?):

1. Кто? (источник информации)

2. Что говорит? (содержание коммуникации)

3. Как происходит коммуникация? (каналы, язык, коды)

4. Кому передается информация? (потребитель или реципиент)

5. С каким эффектом? (планируемые и не планируемые эффекты).

Сам автор знаменитой формулы детальным образом на огромном эмпирическом материале изучал особенности пропаганды в странах-участницах Первой мировой войны, а во время Второй мировой войны был руководителем Отдела по изучению военных коммуникаций, что, конечно, наложило отпечаток на понимание Г.Лассуэллом коммуникации. Будучи одним из пионеров в изучении теории пропаганды и массовых коммуникаций, он разрабатывал свою формулу именно на основании исследования последних, особое внимание уделяя прагматике сообщений, т.е. тому, какой результат они приносят, какое влияние оказывают на адресата.

Гарольд Дуайт Лассуэлл (1902-1978) - – американский социолог, психолог и политолог, один из создателей теории пропаганды.

«Слова и власть тесно связаны между собой, поскольку показатели власти во многом носят вербальный характер».

Не менее известна линейная модель К.Шеннона и У.Уивера: сообщения поступают из источника через канал связи (с возможными помехами) в приемник информации, эти сообщения увеличивают систему знаний приемника, уменьшая уровень его неопределенности, измеряемый энтропией:

К.Шеннон и У.Уивер, разработавшие математическую теорию коммуникации, были сотрудниками телефонной компании и создали данную схему, основываясь на изучении эффективности прохождения сигнала по телефонному кабелю. Основное внимание ими уделялось количеству информации, скорости ее передачи, способам устранения помех, мешающих прохождению сигнала или искажающих его.

Клод Шеннон (1916-2001) – американский инженер и математик, один из создателей теории информации и теории связи. Уоррен Уивер (1894-1978) – американский математик и организатор науки, считается пионером машинного перевода.

Популярность этих моделей, постоянное обращение к ним на протяжении десятилетий после их создания обусловлено их безусловными достоинствами, к числу которых могут быть отнесены: простота, схематичность, четкое выделение составляющих коммуникативного акта, симметричность и непротиворечивость. При этом очевидны и их недостатки, являющиеся в известном смысле продолжением их достоинств: кажущаяся простота, схематичность, линейность.

Поясним сказанное, рассматривая классическую формулу Лассуэлла. Пять вопросов, на каждый из которых, казалось бы, не представляет труда ответить. Но, как только мы сталкиваемся с реальным общением между реальными людьми, все оказывается далеко не так просто. Скажем, понятный любому филологу вопрос: кто является автором текста, кто «говорит» с читателем? Мы еще со школы знаем, что автор и повествователь далеко не всегда совпадают. В произведениях, написанных в сказовой манере (конечно, не только в них), между автором и повествователем целая пропасть, вспомним «Левшу» или «Историю одного города». Представим, что мы смотрим театральный спектакль. Актер произносит монолог, например, Гамлета. Кто это говорит? Шекспир? Его персонаж? Или сам актер, который, конечно, тоже пытается сказать зрителю что-то свое, даже произнося «чужие» слова.

Что говорится? Очевидно, что и этот вопрос не имеет однозначного ответа. Со времен все той же школы нас мучали вопросом: что хотел сказать автор? Мы с интересом узнавали, что различные критики и литературоведы порой совершенно по-разному толковали, что именно хотел сказать автор и что он на самом деле сказал. Не говорим уж о криптографии, зашифрованных посланиях, понимаемых профанами одним образом, а посвященными другим. Телеграмма «Бабушка приехала», прочитанная наивным обывателем, будет воспринята им как сообщение о прибытии близкой родственницы, те же, кто знает, о чем идет речь, поймут, что их информируют об успешном завершении контрразведывательной операции и задержании диверсантов.

Трудно иногда бывает ответить и на вопрос: кому адресовано сообщение? Например, миловидная девушка может беседовать со своей подругой, но слова ее на самом деле адресованы находящемуся поблизости молодому человеку, привлекшему ее внимание. Тот или иной политический деятель может давать интервью журналисту или публично дискутировать со своим оппонентом. Формально он обращается к интервьюеру или другому политику, но реальным адресатом его сообщений являются потенциальные избиратели, голоса которых он надеется завоевать на выборах.

Линейные модели подвергаются критике прежде всего за то, что в них никак не отражена обратная связь адресанта и адресата. Кроме того, не учитываются еще два важных фактора. Во-первых, если речь идет о коммуникации в человеческом обществе, то нельзя говорить о симметричности порождения сигнала и его приема и интерпретации. Из этого следует, во-вторых, что информация на «входе» не равна информации на «выходе». Скажем, модель К.Шеннона и У.Уивера хорошо работает при коммуникации «машина – машина», в какой-то степени при общении «человек – машина», но не может адекватно описывать реальные процессы коммуникации между людьми на том или ином естественном языке, ведь понимание предполагает нечто большее, чем просто декодирование. Вероятно, каждый из нас сталкивался с ситуацией, когда мы хотели сказать одно, а наш собеседник понял нечто другое, при этом проблем с «кодом» не было, «шумы» отсутствовали, просто наш адресат проинтерпретировал отправленное ему сообщение вовсе не так, как мы предполагали.

Линейные или инженерно-технологические модели, как и обыденные представления о коммуникации в человеческом обществе (см. приведенное выше определение из Wikipedia), основываются на метафоре обмена информацией или передачи информации от одного лица к другому. Но ведь «обмениваться можно только чем-то вещественным, например, предметами. И если речь идет об обмене информацией, значит, информация представляется в виде такого предмета, который можно передавать от одного участника обмена к другому. Причем храниться это приобретение будет в нашем сознании, которое для этого вполне подходит, потому что мы представляем его себе в виде некоторого хранилища. Не случайно же некоторая идея может накрепко засесть в мозгах, прийти в голову, отложиться в голове и т.п.» Error: Reference source not found.

Сама по себе рассматриваемая метафора ничем не плоха, она зачастую весьма удобна – ведь невозможно говорить об абстрактных, не доступных физическому наблюдению вещах по-другому – без метафор (Lakoff and Johnson 1999). Но каждая метафора навязывает определенный взгляд на вещи. Так, из приведенного определения коммуникации следует, что идеи суть предметы, а мозг и сознание в целом – хранилища для этих предметов. Но также из этой метафоры вытекает и то, что при передаче информации говорящий ее теряет, а в сознание слушающего она попадает точно в таком виде, в каком она вышла из сознания говорящего. Ведь именно так обстоит дело, когда мы передаем, скажем, книгу из одних рук в другие. Однако интуитивно понятно, что при коммуникации имеют место совсем другие процессы.

Коммуникативная компетенция присуща всем представителям Homo sapiens, однако та или иная реализация этой способности культурно обусловлена. Кроме этого, как уже говорилось выше, она обусловлена и уникальным индивидуальным опытом каждого человека, из чего следует, что при коммуникации, являющейся процессом обмена сообщениями, постоянно происходит воссоздание смыслов, так как они не совпадают даже у людей, говорящих на одном и том же языке, выросших в одной и той же культуре.

Учесть указанные факторы и избежать названных недостатков удается нелинейным моделям коммуникации. Остановимся на той, которую предлагают сторонники интеракционного подхода (Т.Ньюкомб, Г.Блумер и др.). Главный принцип - взаимодействие коммуникантов, помещенное в социокультурные условия ситуации. Не языковые структуры кода, а коммуникативно обусловленная социальная практика объясняет природу формирования и трансформации смыслов. На первый план выдвигается активность реципиента как равноправного субъекта коммуникативной деятельности. Коммуникация не просто реакция, а субъективная осмысленность и направленность на других. Порождение смыслов и их интерпретация отличаются по способам осуществления этих операций. Идея тождественности процедур преобразования сообщения на вводе и выводе оказывается неверной: смыслы, которые выводит воспринимающий речь, могут не совпадать с теми, которые пытался передать говорящий.

Например, схема американского социального психолога Т.Ньюкомба (1903-1984) требует учета равноправных отношений трех составляющих коммуникативной ситуации: коммуниканта, коммуникатора, объекта речи, а основная роль коммуникации заключается в поддержании равновесия внутри социальной системы.

объект речи

коммуникатор коммуникант

Данная схема учитывает, что реципиент может «считывать» те смыслы, которые адресант не собирался транслировать преднамеренно (характерный прием для детективов – проницательный сыщик, интерпретируя слова преступника, понимает то, что злоумышленник пытался на самом деле скрыть). Таким образом, в центре внимания интеракционного подхода оказывается не столько процесс передачи информации, сколько ее интерпретация.

Нелинейный подход к коммуникации не лишен своих недостатков: он менее схематичен, соответственно, и мене технологичен, включает в процесс коммуникации такие составляющие, которые не могут подвергаться сколько-нибудь четкому, однозначному и полному описанию. Ведь практически каждое коммуникативное взаимодействие оказывается осложнено целым рядом случайностей, влияющих на интерпретацию сообщения и обусловленными как личными свойствами коммуникантов, так и уникальными условиями ситуации, в которой протекает общение.

В определенном смысле «синтетический» подход, учитывающий достоинства линейных и нелинейных моделей, представлен в знаменитой схеме Р.О.Якобсона в его статье «Лингвистика и поэтика»:

Контекст

Сообщение

Адресант Адресат

Контакт

Код

«Адресант посылает сообщение адресату. Чтобы сообщение могло выполнять свои функции, необходимы: контекст, о котором идет речь […]; контекст должен восприниматься адресатом и либо быть вербальным, либо допускать вербализацию; код, полностью или хотя бы частично общий для адресанта и адресата (или другими словами для кодирующего и декодирующего); и, наконец, контакт – физический канал и психологическая связь между адресантом и адресатом, обусловливающие возможность установить и поддерживать коммуникацию».

Важное отличие модели Р.О.Якобсона от других моделей является включение в схему контекста, который может пониматься весьма широко и включать в себя не только левое и правое окружение речевой единицы, но и все значимые компоненты ситуации общения.

Все сказанное приводит к выводу о том, что человек вступает в коммуникацию для воздействия на Другого с целью изменения окружающей действительности. Каждый раз, вступая в разговор, мы пытаемся трансформировать тем или иным образом окружающую действительность: получить деньги, изменить отношение к себе, улучшить настроение и т.д. Таким образом, выделяются три важнейшие параметры коммуникации: Я, Другой, Мир, или – в терминах теории коммуникации – Говорящий, Адресат, Контекст, которые связываются между собой Сообщением. Определение коммуникации должно учитывать все эти параметры и особенности их взаимосвязи.