Цели и средства

Интересно, что «функциональный», «коммуникативный» взгляд на перевод возник в XX веке также на почве библейских переводов. В шестидесятые годы стали публиковаться труды Юджина Найды, который с начала сороковых годов работал в библеистских обществах над «миссионерскими» переводами Библии. Именно Найда впервые предложил стройную теорию, которая обсуждала не вопрос «как лучше сохранить верность оригиналу», а вопрос «как вернее произвести нужное впечатление на читателя»? Найда предложил различать «формальную» и «динамическую» эквивалентность. Понятно, что это был некоторый аналог старого противостояния дословного и смыслового перевода, «буквы и духа», однако «динамическая эквивалентность» была связана именно с конкретным контекстом, конкретной целевой аудиторией и конкретной целью перевода. Найда и Тэйбер в книге «Теория и практика перевода» 1969 г. прямо говорят, что переводить нужно по-разному в зависимости от того, кому предназначается перевод. Критерием успешности такого перевода является отклик аудитории. Позднее Найда усовершенствовал и видоизменил свою теорию, и в книге 1986 года, написанной в соавторстве с Я. де Варда он отказывается от понятия «динамическая эквивалентность» и теперь называет предпочтительный, по его мнению, метод перевода «функциональной» эквивалентностью. Во главу угла была поставлена коммуникативная ситуация – Найда отмечал важность контекста, особенности принимающей культуры.

Найда во многом опирался на лингвистические теории перевода, которые бурно развивались в XX веке. Эти теории часто шли по пути сравнения пары языков и устанавливали соответствие между теми или иными синтаксическими конструкциями и языковыми единицами. Найда шагнул за пределы языковых соответствий, указал на то, что истинное соответствие зависит от ситуации; однако остался в рамках прескриптивного подхода, который подразумевает наличие одного правильного перевода для каждой конкретной ситуации. В середине 1980-х годов разработки Найды получили развитие в так называемой теории скопоса («скопос» по-гречески «цель»), которую выдвинули Катарина Райс и Ханс Фермеер. Согласно этой теории, перевод следует судить по тому, насколько успешно он достигает поставленной цели. Эта, казалось бы, несложная мысль, стала своего рода открытием – вопрос о цели перевода долго казался самоочевидным.

Казалось бы: как можно ставить вопрос о цели перевода священного текста? Конечно же, максимальная верность, точность, полнота. Однако и верность, и точность и полнота могут быть поняты совершенно по-разному. Различные цели перевода глубоко влияли на понимание верности, что хорошо видно в том числе на примере переводов Библии.

Католическая церковь, сопротивляясь переводам Библии, выдвигала различного рода «филологические» препятствия (например, отсутствие в национальных языках нужной лексики), но на самом деле старалась сохранить монополию на понимание библейского текста – и, тем самым, собственное господствующее положение. Начавшаяся в XVI веке Реформация сделала переводы Библии на национальные языки основным инструментом освобождения от католической церкви. Вождь Реформации в Германии Мартин Лютер, который перевел Библию на немецкий, заложив основы немецкого литературного языка, тоже, казалось бы, приводил чисто лингвистические доводы в спорах с «ослами-папистами», как он именовал своих оппонентов: «…Нет нужды спрашивать у букв латинских, как по-немецки говорить надлежит, как эти ослы делают, а спрашивать о том у матери в доме, у детей на улице, у простого человека на рынке надобно, и примечать, что у них с уст слетает, да в согласии с этим и переводить, тогда и они поймут да заметят, что с ними по-немецки говорят», - писал Лютер. Легко заметить, что Лютер – как позже Найда – ориентируется на коммуникативную ситуацию и вполне конкретную целевую аудиторию: «мать в доме и простого человека на рынке». Таким образом он противостоит католической монополии на понимание священного текста.

Должна ли Библия быть понятной? Загадочной и возвышенной? Будут ли перевод читать вслух в церкви, или же он предназначается для вдумчивого чтения дома? Все эти обстоятельства влияют на выбор переводческой стратегии. И всегда – всегда! – какая-то особенность текста оказывается потеряна в переводе.

Теория скопоса заявила о том, что конкретная цель перевода, влияющая на выбор переводческой стратегии – норма, а не досадная помеха на пути к оригиналу. Это чрезвычайно важный тезис, который позволяет признать, что один и тот же текст может быть переведен по-разному в разных обстоятельствах, что «правильных» переводов может быть бесконечно много. Это одновременно поворот переводческому релятивизму и к дескриптивной (описательной) теории перевода, которая в основном и развивалась на Западе во второй половине XX века.