1.3. Литература как социокультурный институт

Привычка к литературному чтению широко распространяется в европейской культуре не ранее XVIII столетия. На это время приходится т.н. «читательская революция»: за счет удешевления печати и средств доставки книги потребителю, быстрого роста числа грамотных среди представителей среднего класса и отчасти простолюдинов происходит демократизация литературной аудитории. С нею связан переход от интенсивной» модели чтения к «экстенсивной», т.е. к освоению большого числа и разнообразия печатных материалов, в отличие от (характерного для предыдущих эпох) взаимодействия, часто пожизненного, с ограниченным количеством священных текстов. Книга перестает быть драгоценным объектом престижа и становится товаром, что дает писателю возможность жить за счет собственного творческого труда, т.е. независимо от знатного покровителя, на деньги коллективного патрона-публики. Именно в это время, на рубеже XVIII-XIX веков происходит становление «авторской функции» в ее современном понимании: категория индивидуального творческого гения поэтизируется в романтической эстетике, а категория индивидуального авторского права закрепляется в юридической практике. Т.о. альянс романтической идеологии, технического прогресса и рыночной практики оформлению той самой «автороцентричной» модели литературного творчества, критика которой обсуждалась выше. Одна из сторон этого сложного процесса отражена в парадоксальной максиме М. Маклюэна: «Дерзновенность наборной литеры создала дерзновенность самовыражения».

Умножение текстовых источников создает для читающей публики проблему овладения небывало широким культурным репертуаром. Тяготея к «экстенсивности», литературное чтение становится и по-новому «интенсивным»: книга входит в повседневную жизнь, захватывает личность читателя с силой, которую прежде обнаруживали лишь священные тексты. Литературные модели все охотнее применяются читателями к собственной жизни (вплоть до подражательных самоубийств ala гетевский Вертер), а романическое чтение (роман - популярный жанр номер один!) сопровождается «наивными, острыми эмоциональными реакциями, например, обильно проливаемыми слезами. Пир воображения, провоцируемый общедоступной художественной книгой, настороженно воспринимается культурной элитой: он вызывает ассоциации с библиоманией, «видом умственного расстройства» (так высказался по поводу чтения романов философ И. Кант). – Тем актуальнее становится развитие дисциплинирующих инстанций и форм социального контроля над чтением. Навстречу новым потребностям в XIX веке возникают профессии литературного критика, литературного цензора, историка (знатока) литературы. Сравнительно быстро литература утверждается в качестве одного из базовых общеобразовательных школьных предметов - средства социализации граждан, поддержания норм, устоев, ценностей национальной культуры. Так складывается институт литературы в его современном виде.

Очевидно, что в пространстве социальных коммуникаций «литературное поле» (термин введен французским социологом П. Бурдье) обладает определенной автономией, - однако, относительной, испытывая на себе давление, с одной стороны, политики, формулирующей интересы национального государства, а с другой - экономики, которой движет частный коммерческий интерес. Коммерция мерит искусство почти исключительно количественным аршином (цены, спрос и т.п.), - она способна порой весьма чутко судить о наличных вкусах читательской аудитории, но мало заинтересована в их развитии. Государственная политика вдохновляется, как правило, широкими просветительским задачами, но ставит и решает их в определенном и общеобязательном идеологическим русле. Сложная взаимообусловленность литературы со множеством других социальных дискурсов - предмет актуального сотрудничества литературоведения и других наук о человеке, в том числе социальных наук.