logo search
учебник16

2.2. Письменная и устная коммуникация: модусы и каналы

Самое крупное противопоставление между типами коммуникации – это противопоставление по модусу. Сам этот термин (перевод английского communication mode) призван отразить тот факт, что различие между письменной и устной коммуникацией есть самое фундаментальное противопоставление, которое не может быть сведено только к одному параметру. Так, термин канал, который к тому же находится в рамках информационно-обменной метафоры коммуникации, отражает достаточно вторичные характеристики коммуникативного взаимодействия и представляет собой разные вещи в зависимости от того, говорим ли мы о канале восприятия или передачи информации. При восприятии информации мы имеем дело со слуховым, зрительным, тактильным и другими каналами, а при передаче информации речь может идти о разговоре лицом к лицу, телефонном звонке, электронном носителе, факсе, официальном письме, или наоборот переданной соседом записке. Но все это лишь варианты форм воплощения двух основных коммуникативных модусов, двух форм существования языка - письменного и устного.

Исходным, базовым модусом является устный, основанный на звуковом взаимодействии между говорящим и адресатом. Говорящий порождает звуковой сигнал при помощи своего артикуляторного аппарата, а адресат его воспринимает как акустический при помощи слуха. Возможно, имеет смысл выделять жестовый модус, основанный на визуальном взаимодействии между говорящим и адресатом. Жесты, сопровождающие обычную устную речь, настолько тесно интегрированы со звуковой речью, что отделить их в особый модус вряд ли возможно. Однако существует совершенно иной тип использования жестов – жестовые языки глухих. В них визуальный канал восприятия и передачи информации очевидно является единственным, поэтому при таком способе взаимодействия говорить об устном модусе было бы довольно странно, учитывая этимологию слова «устный».

С самого начала существования языка, по-видимому, существует и мысленный модус, при котором человек создает внутренний текст, непосредственно недоступный никому другому. Тем самым человек пользуется языком, не оставляя при этом никаких перцептивно доступных следов языковой деятельности. В этом случае язык также используется коммуникативно, но одно и то же лицо является и говорящим, и адресатом. В силу отсутствия наблюдаемых следов мысленный дискурс исследован гораздо меньше, чем устный и письменный. Это явление традиционно изучается не столько в лингвистике, сколько в психологии, начиная со знаменитой монографии Л.С.Выготского «Мышление и речь»(1934).

Вероятно, в будущем исследования устной и мысленной речи объединятся, поскольку два эти модуса неразрывно связаны между собой и не могли бы существовать один без другого.

Гораздо больше известно о соотношении между устным модусом и письменным. Письменный модус, основанный на зрительном сигнале, возник в истории вида Homosapiens относительно недавно, около 5000 лет назад. Хотя письменный язык изучать, безусловно, удобнее, элементарная логика требует признать его вторичность и производность. Совершенно очевидно, что устный модус – это исходная, фундаментальная и более простая форма существования языка, а письменный текст является производным от устного и представляет собой более позднюю, вторичную разновидность языка – и в онтогенезе, и в филогенезе. Большинство человеческих языков и по сей день являются бесписьменными, то есть существуют только в устной форме.

Очевидная, казалась бы, идея о приоритете устной формы языка с трудом пробивала себе дорогу в лингвистике. В ходе развития европейской цивилизации (и некоторых других цивилизаций) письменная форма языка приобрела экстраординарную культурную роль. Многие культуры были фактически созданы вокруг тех или иных сакральных письменных текстов – достаточно упомянуть роль Библии в культуре евреев и позже европейских народов. Это обеспечило письменной форме языка высокий престиж и создало обычно неэксплицируемое, но популярное убеждение, что письменный язык — истинный, “чистый”, “правильный”, освобожденный от всяких случайностей, собственно единственная форма языка, заслуживающая просвещенного внимания ученых, а устный язык – всего лишь “испорченная” версия этого правильного языка.

Эта точка зрения из обыденного сознания была унаследована многими поколениями лингвистов. После того как некоторые лингвисты признали (в XIX в.) приоритет устного языка, в течение большей части XX в. не осознавалось то обстоятельство, что письменный язык и транскрипция устного языка – не одно и то же. Удивительным образом и сейчас многие лингвисты не осознают ни приоритета устного языка, ни того факта, что письменный язык не тождествен языку вообще. Равноправие или приоритет письменного языка редко отстаивается в эксплицитной форме, гораздо чаще можно встретиться с имплицитной практикой, в соответствии с которой лингвисты обращают внимание только на письменную форму языка и полагают, что, изучая письменные предложения, они изучают язык вообще. Только один простой пример: большинство словарей в иллюстративной зоне словарной статьи, призванной продемонстрировать употребление соответствующей языковой единицы, до сегодняшнего дня предлагает различного объема цитаты из художественной литературы. Реальное сопоставление устной и письменной речи как альтернативных форм существования языка началось лишь в 1970-е гг. Ну и конечно на это сильно повлиял начавшийся в самом конце прошлого века процесс создания электронных корпусов национальных языков, позволивший благодаря новым технологиям зафиксировать образцы устного языка в его реальном акустическом виде.

Различие в канале передачи информации имеет принципиально важные последствия для процессов устной и письменной коммуникации. Эти последствия были исследованы У.Чейфом в работе Chafe 1982, в которой он сопоставил два корпуса текстов – устных и письменных.

Уоллес Чейф (р.1927) – американский лингвист, один из основоположников теории дискурса. Наиболее известная работа – «Значение и структура языка».

«Понять - это значит, в конечном счете, суметь встроить свои неизбежно ограниченные наблюдения в рамки более масштабного и всеохватного видения».

Первое из двух главных последствий связано с разным временнЫм режимом речи и письма. При устной речи порождение и понимание происходят синхронизированно, а при письменной – нет. При этом скорость письма (рукописного) более чем в 10 раз ниже скорости устной речи, а скорость чтения несколько выше скорости устной речи. В результате в устной коммуникации имеет место явление фрагментации: речь порождается толчками, порциями, квантами – так называемыми просодическими единицами, которые типично отделены друг от друга паузами, имеют признаки просодической завершенности и автономности (единый интонационный контур, наличие одного главного акцента, характеристики по темпу и громкости) и типично совпадают с простыми предикациями, или клаузами (clause)).

При письменной же коммуникации происходит интеграция предикаций в сложные предложения и прочие синтаксические конструкции и объединения. Так, в корпусе, исследованном У. Чейфом, в устных текстах частота номинализаций (образование существительных от глаголов, например представление от представлять) составила 4,8 номинализаций на тысячу слов, в письменных – 55,5. Этот количественный эффект связан с тем, что для письменного текста очень характерно описание событий не в виде глагольных конструкций, а в виде отглагольных именных групп, и такие события тем самым интегрируются в состав других событий. Ср.: Я наблюдаю, как лошадь бежит (я наблюдаю и лошадь бежит – два события) – Я наблюдаю за бегом лошади (одно событие наблюдения).

Второе принципиальное последствие, вытекающее из различия устного и письменного модусов – это наличие/отсутствие контакта между говорящим и адресатом во времени и пространстве: при письменной коммуникации такого контакта типично нет (поэтому люди и прибегают к письму). В результате при устном общении имеет место вовлеченность говорящего и адресата в ситуацию, что отражается в употреблении местоимений 1 и 2 лица, в указаниях на мыслительные процессы и эмоции говорящего и адресата, в использовании жестов и др. невербальных средств и т.д. При письменном же общении, напротив, происходит отстраненность говорящего и адресата от передаваемой информации, что, в частности, выражается в более частом употреблении пассивного залога. Например, при описании научного эксперимента автор статьи скорее напишет фразуЭто явление наблюдалось только один раз, а при устном описании того же эксперимента с большей вероятностью может сказать Я наблюдал это явление только один раз. В корпусе Чейфа частоты пассивных конструкций (на тысячу слов) составили для устного и письменного текста 5 и 25,4 соответственно, а частоты местоимений 1-го лица, напротив, 61,5 и 4,6 соответственно.

Вопрос о том, является ли письменный язык отдельной системой или представляет собой “настройку” языка на другой канал сообщения, может быть изучен на материале младописьменных языков. Действительно, языки с длительной письменной традицией, такие как английский или русский, имели возможность выработать частично автономную подсистему, используемую при письме, своего рода «другой (письменный) английский» или русский. Если это так, то у́чащиеся писать дети должны фактически изучать новую языковую систему по сравнению с устным языком, которым они уже владеют. Но есть языки младописьменные, которые всю свою часто весьма длинную историю существования ведут в устном модусе, а письмо получили лишь в последние 50-100 лет. Как обстоит дело с различием этих самых модусов в таких языках?

Исследование, специально направленное на вопрос о том, как устроена письменная речь на младописьменном языке, было проведено на материале языка навахо (Юго-запад США, атабаскская языковая семья). Один и тот же рассказ был записан от одной и той же рассказчицы в устной и в письменной форме. Первоначально был записан устный вариант, который затем был затранскрибирован. Через некоторое время рассказчица, обладающая полной грамотностью на родном языке (достаточно редкое явление среди индейцев навахо) написала тот же самый рассказ. После этого можно было сравнить два варианта, различающиеся только модусом. Все остальные переменные – жанр, регистр, автор и даже содержание – были зафиксированы. Результаты сопоставления оказались следующие.

Очевидно, мы наблюдаем, что младописьменный язык, который не мог “успеть” выработать специальные конвенции для письменного модуса, немедленно развивает те же особенности, что и языки с длительной письменной традицией. Это более сложный синтаксис, использование более «тяжелых» предикаций, большее количество зависимых предикаций, и с другой стороны исчезновение различных прагматических маркеров – указательных слов, слов, выражающих оценку и вероятность совершения событий и т.д. Следовательно, письменный модус является в первую очередь результатом приспособления устного языка к специфике письменной ситуации использования. Это не значит, конечно, что язык с длительной письменной традицией не может на протяжении столетий вырабатывать какие-то конвенции, которые резко отличают его от устного языка в самой языковой структуре. Но конвенции эти наверняка не случайны: они первоначально возникают под влиянием особенностей режима передачи сообщения, создаваемого письмом. Семена всех явлений, наблюдаемых в письменном тексте, присутствуют в устной речи, но часто лишь в зачаточном виде.