Часть 1-я

Последыш

Крестьянка

Пир – на весь мир

Но это не совсем точное отражение прижизненного издания. Авторское примечание к главе «Пир – на весь мир» на момент появления было такое: «Настоящая глава следует за главой «Последыш». Однако «Пир…» должен завершать всю поэму, в нём есть и эпилог, связанный с образом Гриши Добросклонова. Большинство учёных пришло к выводу, что после первой части должны следовать «Крестьянка», «Последыш» и в заключение «Пир…». Их доводы: в 1-й части и в «Крестьянке» изображён главным образом старый, отживающий мир. В «Последыше» мы видим гибель этого мира. А в «Пире…» особенно ощутимы признаки новой жизни, тон повествования становится более светлым. Само название этой части звучит радостно. Поэт словно заглядывает в будущее и предчувствует, что богатырь-народ завоюет своё счастье. Радостный характер «Пиру…» задаёт и образ Гриши Добросклонова. Встреча странников с юношей как бы завершает поиски того, кто «счастлив на Руси», и придаёт поэме законченный характер.

И в незавершённом виде поэма представляет собой великое произведение. Необычайно широко охватывает она события народной жизни, поднимает самые главные вопросы своего времени и заключает в себе несчётные сокровища народной речи. Перед нами эпопея, т.е. худ-ное произведение, в котором отражаются великие исторические события, целые эпохи в жизни страны и народа. Впервые в ИРЛ была создана реалистическая поэма-эпопея.

«Кому на Руси жить хорошо» - воплощение народности, которая свойственна всей поэзии Некрасова.

В центре поэмы – собирательный образ русского крестьянства, образ кормильца и хранителя родной земли. Поэма отражает крестьянские радости и горести, сомнения и надежды, крестьянскую жажду воли и счастья. Все важнейшие события жизни «пахаря» – рождение ребёнка и крестины, свадьба и похороны, труд на поле и работа «на стороне», страда и ярмарка, пир и голод, мнимое освобождение от крепостников, бунты, рекрутчина – всё вместилось в поэму.

Рассказ о путешествии странников в поисках счастливого позволил автору населить страницы поэмы бесчисленным множеством персонажей. На своём пути 7 мужиков встречают крестьян-пахарей, бывших дворовых, мастеровых, солдат, мелких торговцев-коробейников.

Изучая жизнь народа, автор жаждет увидеть именно те черты, которые говорят о пробуждении народного сознания. Среди крестьян, изображённых поэтом, много мыслителей, настойчиво отыскивающих истину. Таковы прежде всего 7 мужиков. Их главная цель – найти «счастие мужицкое». Подобных искателей правды много в поэме. Один из них – Яким Нагой, крестьянин из деревни Босово. Он немало пережил: и погорел, и в тюрьме сидел («С купцом тягаться вздумалось!»), и в городе побывал в поисках справедливости. Яким спорит с «умным барином» Павлушей Веретенниковым, одним из собирателей фольклора, защищая мужиков от упрёков в том, что они «пьют до одурения». Доводы Якима вскрывают социальные корни пьянства.

Савелий – богатырь святорусский и в 100-летнем возрасте, уже согнувшийся, всё-таки могуч. За убийство управляющего, кровопийцы Фогеля, дед провёл 20 лет на каторге, 20 – на поселении, и всё не смирился. С. верит в богатырскую мощь народа, но видит, что силы его уходят на бесконечное терпение. Народ в рассказе С. похож на былинного богатыря Святогора. С. видит причины зла, он утратил характерную для крестьянства веру в божью помощь и в доброго царя. Он понимает, что не смирением, а топором надо добывать волю. С. умирает со словами о безнадёжности крестьянской судьбы. И всё же этот образ оставляет впечатление силы, неукротимой воли, тоски по свободе.

Бунтарский дух Савелия остался жить в сердце Матрёны Тимофеевны Корчагиной, жены его внука. Это образ «величавой славянки», чистой сердцем, светлой умом, сильной духом. Её спасает душевная сила, воля к жизни. Не зная, как добиться правды, она готова дойти до царя, обращается с жалобой на старосту к губернатору. История жизни М.Т. показала, что самые трудные, невыносимые условия жизни не могли сломить крестьянку. Суровые условия жизни оттачивали особый женский характер, гордый и независимый, привыкший везде и во всём полагаться на собственные силы. Свою героиню автор наделяет не только красотой, но и большой душевной силой. В её образе поэт показал и готовность на самопожертвование, когда она встала на защиту сына (чтобы избавить его от наказания, М. сама ложится вместо него под розги), и силу характера, когда она не склоняется перед грозными начальниками.

Поэт не идеализировал крестьян, зная, что не все устояли против растлевающего влияния рабства. Лакей Ипат и слышать не хочет о воле. Захлёбываясь от умиления, он вспоминает об издевательствах своего господина, называя его «князюшкой», а себя «рабом последним».

Поэт иронизирует и над представлением о счастье лакея князя Переметьева: лакей причисляет себя к счастливым, п.ч. был у своего барина «любимым рабом», болел «болезнью благородною» - подагрой, лизал барские тарелки.

«Холоп примерный – Яков верный» всю жизнь прощал барину обиды, издевательства, но, когда господин Поливанов сдал в солдаты племянника Якова, позарившись на его невесту, Яков не выдержал и отомстил барину собственной смертью. Оказывается, даже нравственно изуродованные, вконец забитые рабы, доведённые до крайности, способны протестовать.

Поэма проникнута ощущением неизбежной и скорой гибели самодержавного строя, основанного на рабской покорности. Опора этого строя – помещики – изображены в поэме «последышами», доживающими свой век. Давно нет на свете свирепого Шалашникова, великого мастера порки. Сатирически гневно рассказывает автор о паразитической жизни помещиков в недавнем прошлом, когда «дышала грудь помещичья свободно и легко». Поэт смотрит на помещиков глазами крестьян. Так изображён, н-р, Оболт-Оболдуев:

Какой-то барин кругленький;

Усатенький, пузатенький…

Он вспоминает своё житьё при крепостном праве – «как у Христа за пазухой». Жители «скромных деревень» кормили и поили барина, обеспечивали его разгульную жизнь, а он, неограниченно властвуя, устанавливал свои законы:

Кого хочу – помилую,

Кого хочу – казню.

Насмешкой встречают крестьяне рассказ О.-О. о древности его рода. Сам-то он ни на что не пригоден. С особой силой звучит ирония автора, когда он заставляет О.-О. признаться в совершенной неспособности к труду («Коптил я небо божие…»). Презрение вызывает рассказ о последнем помещике-крепостнике, князе Утятине, выжившем из ума рабовладельце, даже во внешнем облике которого осталось мало человеческого. Последыш скорее смешон, чем страшен. Ведь он уже лишён былой власти над крестьянами. Крестьяне согласились лишь «поиграть в крепостных», пока не умрёт «последыш».

Поэт создаёт образы «новых людей» - выходцев из крестьянской среды, ставших борцами за народное счастье. Таков Ермил Гирин. Почёт и любовь снискал он «строгой правдою, умом и добротой». Поэт внезапно обрывает рассказ о Ермиле. Оказывается, Е. попал в острог во время бунта. Усмирители бунта, зная, что народ послушает Е., позвали его для увещевания восставших крестьян. Видно, не о смирении сказал крестьянам их заступник.

Тип интеллигента-разночинца воплощён в образе Гриши Добросклонова, сына батрачки и полунищего дьячка. Если бы не доброта и щедрость крестьян, Г. и его брат Савва могли бы умереть с голоду. И юноши отвечают крестьянам любовью. Любовь эта с ранних лет заполнила сердце Г. и определила его путь: «жить для счастия убогого и тёмного родного уголка». Г. обрёл истинное счастье, и счастливой должна стать страна, народ которой благословляет на бой «такого посланца». Г.Д. – поэт-гражданин, в главу «Пир – на весь мир» включены песни, созданные Гришей. Это песни радостные, полные надежды. Их поют крестьяне, т.к. они близки им по духу. В образе Г. есть черты самого автора. Г., как и автор, свято верит в силу народную, в золотое сердце народа.

Язык: такой приём как многоголосие получает на страницах поэмы блестящее развитие. Мастер речевой характеристики, поэт вводит в массовые сцены реплики столь выразительные, что за ними встаёт подчас целая жизнь народная. Написанная о народе и для народа, поэма близка произведениям УНТ. Автор был знатоком фольклора, изучал его не только по сборникам песен, сказок, плачей, но и в непосредственном общении с крестьянством. Из причитаний знаменитой сказительницы И. Федосовой поэт выбирает и обрабатывает те, в которых наиболее остро выражена ненависть трудового крестьянства к угнетателям. Много в поэме песен – свадебных, семейно-бытовых, любовных, лирических. В речи автора и его героев встречаются образные народные слова («доведать», «смеючись», «во времена досюльные»), постоянные эпитеты («ветры буйные», «море синее», «очи ясные», «горе лютое»), характерные для народного творчества повторы («рад-радёшенек», «полным-полно»). Широко использованы пословицы («Высоко бог, далеко царь»; «Хвали траву в стогу, а барина в гробу»), загадки («Летит – молчит, лежит – молчит, когда умрёт, тогда ревёт»; «Замок – собачка верная: не лает, не кусается, а не пускает в дом»).

Речь крестьян точна, красочна, полна метких афоризмов: «Эй, счастие мужицкое! Дырявое с заплатами, горбатое с мозолями…»; «Клеймёный, да не раб!».

Краткое содержание.

Однажды на столбовой дороге сходятся семь мужиков — недавних крепостных, а ныне временнообязанных «из смежных деревень — Заплатова, Дырявина, Разутова, Знобишина, Горелова, Неелова, Неурожайка тож». Вместо того чтобы идти своей дорогой, мужики затевают спор о том, кому на Руси живется весело и вольготно. Каждый из них по-своему судит о том, кто главный счастливец на Руси: помещик, чиновник, поп, купец, вельможный боярин, министр государев или царь.

За спором они не замечают, что дали крюк в тридцать верст. Увидев, что домой возвращаться поздно, мужики разводят костер и за водкой продолжают спор — который, разумеется, мало-помалу перерастает в драку. Но и драка не помогает разрешить волнующий мужиков вопрос.

Решение находится неожиданно: один из мужиков, Пахом, ловит птенца пеночки, и ради того, чтобы освободить птенчика, пеночка рассказывает мужикам, где можно найти скатерть самобраную. Теперь мужики обеспечены хлебушком, водкой, огурчиками, кваском, чаем — словом, всем, что необходимо им для дальнего путешествия. Да к тому же скатерть самобраная будет чинить и стирать их одежду! Получив все эти блага, мужики дают зарок дознаться, «кому живется весело, вольготно на Руси».

Первым возможным «счастливцем», встретившимся им по дороге, оказывается поп. (Не у встречных же солдатиков и нищих было спрашивать о счастье!) Но ответ попа на вопрос о том, сладка ли его жизнь, разочаровывает мужиков. Они соглашаются с попом в том, что счастье — в покое, богатстве и чести. Но ни одним из этих благ поп не обладает. В сенокос, в жнитво, в глухую осеннюю ночь, в лютый мороз он должен идти туда, где есть болящие, умирающие и рождающиеся. И всякий раз душа у него болит при виде надгробных рыданий и сиротской печали — так, что рука не поднимается взять медные пятаки — жалкое воздаяние за требу. Помещики же, которые прежде жили в родовых усадьбах и здесь венчались, крестили детушек, отпевали покойников, — теперь рассеяны не только по Руси, но и по дальней чужеземщине; на их воздаяние надеяться не приходится. Ну а о том, каков попу почет, мужики знают и сами: им неловко становится, когда поп пеняет за непристойные песни и оскорбления в адрес священников.

Поняв, что русский поп не относится к числу счастливцев, мужики отправляются на праздничную ярмарку в торговое село Кузьминское, чтобы там расспросить народ о счастье. В богатом и грязном селе есть две церкви, наглухо заколоченный дом с надписью «училище», фельдшерская изба, грязная гостиница. Но больше всего в селе питейных заведений, в каждом из которых едва успевают управляться с жаждущими. Старик Вавила не может купить внучке козловые башмачки, потому что пропился до грошика. Хорошо, что Павлуша Веретенников, любитель русских песен, которого все почему-то зовут «барином», покупает для него заветный гостинец.

Мужики-странники смотрят на балаганного Петрушку, наблюдают, как офени набирают книжный товар — но отнюдь не Белинского и Гоголя, а портреты никому не ведомых толстых генералов и произведения о «милорде глупом». Видят они и то, как заканчивается бойкий торговый день: повальным пьянством, драками по дороге домой. Впрочем, мужики возмущаются попыткой Павлуши Веретенникова мерить крестьянина на мерочку господскую. По их мнению, трезвому человеку на Руси жить невозможно: он не выдержит ни непосильного труда, ни мужицкой беды; без выпивки из гневной крестьянской души пролился бы кровавый дождь. Эти слова подтверждает Яким Нагой из деревни Босово — один из тех, кто «до смерти работает, до полусмерти пьет». Яким считает, что только свиньи ходят по земле и век не видят неба. Сам он во время пожара спасал не накопленные за всю жизнь деньги, а бесполезные и любимые картиночки, висевшие в избе; он уверен, что с прекращением пьянства на Русь придет великая печаль.

Мужики-странники не теряют надежды найти людей, которым на Руси хорошо живется. Но даже за обещание даром поить счастливцев им не удается обнаружить таковых. Ради дармовой выпивки счастливцами готовы себя объявить и надорвавшийся работник, и разбитый параличом бывший дворовый, сорок лет лизавший у барина тарелки с лучшим французским трюфелем, и даже оборванные нищие.

Наконец кто-то рассказывает им историю Ермила Гирина, бурмистра в вотчине князя Юрлова, заслужившего всеобщее уважение своей справедливостью и честностью. Когда Гирину понадобились деньги для того, чтобы выкупить мельницу, мужики одолжили их ему, не потребовав даже расписки. Но и Ермил теперь несчастлив: после крестьянского бунта он сидит в остроге.

О несчастье, постигшем дворян после крестьянской реформы, рассказывает мужикам-странникам румяненький шестидесятилетний помещик Гаврила Оболт-Оболдуев. Он вспоминает, как в прежние времена все веселило барина: деревни, леса, нивы, крепостные актеры, музыканты, охотники, безраздельно ему принадлежавшие. Оболт-Оболдуев с умилением рассказывает о том, как по двунадесятым праздникам приглашал своих крепостных молиться в барский дом — несмотря на то, что после этого приходилось со всей вотчины сгонять баб, чтобы отмыть полы.

И хотя мужики по себе знают, что жизнь в крепостные времена далека была от нарисованной Оболдуевым идиллии, они все же понимают: великая цепь крепостного права, порвавшись, ударила одновременно и по барину, который разом лишился привычного образа жизни, и по мужику.

Отчаявшись найти счастливого среди мужиков, странники решают расспросить баб. Окрестные крестьяне вспоминают, что в селе Клину живет Матрена Тимофеевна Корчагина, которую все считают счастливицей. Но сама Матрена думает иначе. В подтверждение она рассказывает странникам историю своей жизни.

До замужества Матрена жила в непьющей и зажиточной крестьянской семье. Замуж она вышла за печника из чужой деревни Филиппа Корчагина. Но единственно счастливой была для нее та ночь, когда жених уговаривал Матрену выйти за него; потом началась обычная беспросветная жизнь деревенской женщины. Правда, муж любил её и бил всего один раз, но вскоре он отправился на работу в Петербург, и Матрена была вынуждена терпеть обиды в семье свекра. Единственным, кто жалел Матрену, был дедушка Савелий, в семье доживавший свой век после каторги, куда он попал за убийство ненавистного немца-управляющего. Савелий рассказывал Матрене, что такое русское богатырство: мужика невозможно победить, потому что он «и гнется, да не ломится».

Рождение первенца Демушки скрасило жизнь Матрены. Но вскоре свекровь запретила ей брать ребенка в поле, а старый дедушка Савелий не уследил за младенцем и скормил его свиньям. На глазах у Матрены приехавшие из города судейские производили вскрытие её ребенка. Матрена не могла забыть своего первенца, хотя после у нее родилось пять сыновей. Один из них, пастушок Федот, однажды позволил волчице унести овцу. Матрена приняла на себя наказание, назначенное сыну. Потом, будучи беременной сыном Лиодором, она вынуждена была отправиться в город искать справедливости: её мужа в обход законов забрали в солдаты. Матрене помогла тогда губернаторша Елена Александровна, за которую молится теперь вся семья.

По всем крестьянским меркам жизнь Матрены Корчагиной можно считать счастливой. Но о невидимой душевной грозе, которая прошла по этой женщине, рассказать невозможно — так же, как и о неотплаченных смертных обидах, и о крови первенца. Матрена Тимофеевна убеждена, что русская крестьянка вообще не может быть счастлива, потому что ключи от её счастья и вольной волюшки потеряны у самого Бога.

В разгар сенокоса странники приходят на Волгу. Здесь они становятся свидетелями странной сцены. На трех лодочках к берегу подплывает барское семейство. Косцы, только что присевшие отдохнуть, тут же вскакивают, чтобы показать старому барину свое усердие. Оказывается, крестьяне села Вахлачина помогают наследникам скрывать от выжившего из ума помещика Утятина отмену крепостного права. Родственники Последыша-Утятина за это обещают мужикам пойменные луга. Но после долгожданной смерти Последыша наследники забывают свои обещания, и весь крестьянский спектакль оказывается напрасным.

Здесь, у села Вахлачина, странники слушают крестьянские песни — барщинную, голодную, солдатскую, соленую — и истории о крепостном времени. Одна из таких историй — про холопа примерного Якова верного. Единственной радостью Якова было ублажение своего барина, мелкого помещика Поливанова. Самодур Поливанов в благодарность бил Якова в зубы каблуком, чем вызывал в лакейской душе еще большую любовь. К старости у Поливанова отнялись ноги, и Яков стал ходить за ним, как за ребенком. Но когда племянник Якова, Гриша, задумал жениться на крепостной красавице Арише, Поливанов из ревности отдал парня в рекруты. Яков было запил, но вскоре вернулся к барину. И все-таки он сумел отомстить Поливанову — единственно доступным ему, лакейским способом. Завезя барина в лес, Яков повесился прямо над ним на сосне. Поливанов провел ночь под трупом своего верного холопа, стонами ужаса отгоняя птиц и волков.

Еще одну историю — о двух великих грешниках — рассказывает мужикам божий странник Иона Ляпушкин. Господь пробудил совесть у атамана разбойников Кудеяра. Разбойник долго замаливал грехи, но все они были ему отпущены только после того, как он в приливе гнева убил жестокого пана Глуховского.

Мужики-странники слушают и историю еще одного грешника — Глеба-старосты, за деньги скрывшего последнюю волю покойного адмирала-вдовца, который решил освободить своих крестьян.

Но не одни мужики-странники думают о народном счастье. На Вахлачине живет сын дьячка, семинарист Гриша Добросклонов. В его сердце любовь к покойной матери слилась с любовью ко всей Вахлачине. Уже пятнадцати лет Гриша твердо знал, кому готов отдать жизнь, за кого готов умереть. Он думает обо всей загадочной Руси, как об убогой, обильной, могучей и бессильной матушке, и ждет, что в ней еще скажется та несокрушимая сила, которую он чувствует в собственной душе. Такие сильные души, как у Гриши Добросклонова, сам ангел милосердия зовет на честный путь. Судьба готовит Грише «путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь».

Если бы мужики-странники знали, что происходит в душе Гриши Добросклонова, — они наверняка поняли бы, что уже могут вернуться под родной кров, потому что цель их путешествия достигнута.

Билет 3.Творческий путь и эстетические взгляды А.А. Фета. Мастерство А.А. Фета-лирика. Чтение наизусть и анализ одного из стихотворений поэта (по выбору студента).

Афанасий Афанасьевич Фет (1820—1892) — один из самых «светлых» русских поэтов, певец природы, любви. Повседневная жизнь наносила Фету удар за ударом, и, кроме горьких воспоминаний, она ничего не оставила в его сердце. Мальчиком он узнал, что не может носить имя отца – помещика Афанасия Неофитовича Шеншина, потому что тот вступил в брак с матерью поэта, Шарлоттой Фёт, после рождения сына. Афанасий Афанасьевич считался незаконным сыном Шеншина, поэтому прежний муж Шарлотты дал свою фамилию – Фет. Законность рождения Фета была установлена, но теперь он лишался русского гражданства, а вместе с ним потомственного дворянства и права на отцовское наследство. В 1840 г. Фет выпускает первый поэтический сборник «Лирический пантеон». Стихи Фета хвалит Белинский. В начале 1840-х гг. Фет, хотя и ненадолго, проникается либеральными настроениями. Помощи от отца почти никакой не получал. В этих трудных условиях Фета поддерживала поэзия. Фет подготовил к изданию новый сборник в 1847г., но из-за недостатка средств он вышел в свет в 1850г. Здесь в полной мере отразилось художественное своеобразие его поэзии, определился круг тем, мотивов, образов лирики Фета. Россия патриархального деревенского уклада жизни, ее суровые, занесенные снегами равнины, тройки, уносящие в даль молодых, не боящихся вьюги людей, тоска ее деревянных городов, ее странные баллады, столь близкие к обычным жизненным драмам, — эта Россия выступает в сборнике как главный поэтический образ. Фет остро воспринимает красоту действительности и рассматривает красоту как непременный атрибут жизни. Родная природа в ее непосредственной реальной жизни выступает в поэзии Фета как главная сфера проявления прекрасного. Вера в беспредельность жизни природы и в возможность гармонического слияния с нею человека пронизывает многие стихотворения сборника 1850 г. и, являясь их философской основой, придает им светлое, умиротворяющее звучание.

Начало сборника носит почти демонстративный, программный характер. Само название первого цикла — «Снега» — вводит читателя в мир русской природы и таких ее проявлений, которые дают основание противопоставить красоту этой природы канонизированному в искусстве «полуденному» — греческому и итальянскому пейзажу.

Стихотворение, открывающее сборник, говорит об особенном характере эстетического восприятия природы поэтом, о том, что ему кажется прекрасной мрачная и дисгармоничная стихия северного пейзажа, что это ощущение прекрасного неотделимо от его любви к родине.

Фет создает трагический, дисгармоничный образ природы севера. Пустынность, мертвенность зимнего простора и одиночество затерянного в нем человека выражены в этом стихотворении и через общий колорит картины и через каждую ее деталь. Сугроб, возникший за ночь, уподобляется мавзолею, поля, занесенные снегом, своим однообразием навевают мысль о смерти, звуки метели кажутся заупокойным пением. Вместе с тем эта природа, скудная и грустная, бесконечно дорога поэту. Мотивы радости и печали, смерти и любви слиты в стихотворении. Лирический герой, а, в конечном счете, и сам поэт, любуется мрачным простором ледяной пустыни и находит в нем не только своеобразный идеал красоты, но нравственную опору. Он не брошен, не «заключен» в этот суровый мир, а порожден им и страстно к нему привязан.

В стихотворении «Печальная береза...» Фет изображает одну березу, которую он ежедневно видит в окно своей комнаты, и малейшие изменения на этом обнаженном зимой, как бы омертвевшем на морозе дереве для поэта служат воплощением красоты и своеобразной жизни зимней природы родного края.

Цветение жизни, ее красота и ее движение являются содержанием искусства. Тайна искусства в том и состоит, что оно передает красоту жизни, ее динамику, но сохраняет и совершенство раз возникшей формы, придает прекрасному мгновению высшего цветения — вечность, делает его непреходящим. Ведь каждый переход от одного состояния к другому порождает новую красоту, но и приносит потери. Ощущением этого пронизаны антологические стихотворения Фета.

Жанр антологического стихотворения традиционно связывался с образами античной мифологии, поэзии, пластического искусства. Фет насыщает свои антологические стихотворения философским подтекстом. В антологическом стихотворении «Диана» Фет передал мысль о произведении пластического искусства как непостижимом чуде соединения жизни и вечности, движения и остановки. Чрезвычайно важно для поэта было сознание единства таких взаимно противоположных начал, как вечность и мгновение, жизнь и смерть, начало и конец. В стихотворении выразилась неизбывная печаль о прекрасном, но не ожившем идеале.

Антологический стиль, с одной стороны, и философская мысль об особенном значении начала как истока движения и средоточия всего смысла процесса, с другой, проникли в поэзию природы Фета и придали ей черты яркого своеобразия. Характерно в этом отношении стихотворение «Первая борозда», напечатанное в 1854 г. в «Современнике» и вошедшее в Сборник стихотворений Фета 1856 г.

Ржавый плуг опять светлеет,

Где волы, склонясь, прошли,

Лентой бархатной чернеет

Глыба взрезанной земли.

Чем-то блещут свежим, нежным

Солнца вешние лучи,

Вслед за пахарем прилежным

Ходят жадные грачи.

Ветерок благоухает

Сочной почвы глубиной,—

И Юпитера встречает

Лоно Геи молодой.

Начало весны, первая борозда, первое соединение стихии света, солнца, неба со стихией темной, полной тайн земли заменяет собою рассказ о всем цикле жизни природы, наиболее содержательный момент процесса «представляет» весь процесс.

Интересно отметить, что соучастниками этого начала, сводящими воедино землю и небо, являются человек, волы и грачи. Усилия каждого из них важны и значительны. Сближение человека с остальным живым миром было характерной чертой поэтического сознания Фета.

После знакомства с Тургеневым, Некрасовым, Гончаровым в 1856г. Фет издает сборник стихотворений. С этого времени Фет – известный поэт. О нем пишут крупнейшие писатели и критики. В середине 1850-х гг. к нему пришло признание и поэтическая зрелость. В частной его судьбе ничего не улучшилось: потомственным дворянином он нес тал, с военной карьерой потерпел полную неудачу, любовь его погибла.

Исходные посылки фетовского понимания искусства неотделимы от неприятия им социальной действительности. Она, по убеждению поэта, искажает человека, угнетает заложенные в нем природой высшие, духовные свойства. Он не допускал вмешательства в поэзию несправедливой повседневности, которая изуродовала его собственную судьбу. Он исключил из содержания своего искусства политическую и иную злободневность. Предмет его поэзии – «вечные» чувства. В лирике Фета привлекали такие стороны, которые непосредственно соотнесены с природными, «родовыми» свойствами человека. Здесь царит мир творчества, полет духа, расцветает красота.

В 1863 году Фет выпустил двухтомное собрание стихотворений и почти прекратил литературный труд. Стихов он писал мало. В 60-70-е гг. он занят устройством своего поместного быта. С 1883 по 1891 год он выпускает четыре сборника «Вечерних огней». В конце жизни Фет обрел все, чего возжелал: фамилию Шеншин, потомственное дворянство, камергерское звание и богатство. Но это не смягчило испытанных в детстве, юности и молодости ударов судьбы, вследствие которых «идеальный мир разрушен давно».

Лирика Фета обладает общественным содержанием, но не конкретными социально-историческом, а прежде всего психологическим и философским. В лирике Фета человек устремлен к изначальной гармонии и красоте, к единству с мировым целым. Природа – любовь – творчество - вот треугольник, условно очерчивающий и вбирающий в себя пространство фетовской лирики.

Она утверждает единство природы вокруг нас и природы души человека. Растворяясь в природном мире, герой Фета обретает способность видеть прекрасную душу природы, ощущать полное духовное слияние с ней.

Целый день спят ночные цветы,

Но лишь солнце за рощу зайдет

Раскрываются тихо листы,

И я слышу, как сердце цветет (1885).

Цветение сердца — символ духовного единения с природой. Фет находил себя в психологической лирике, основой которой являлась реалистичность воспроизведения духовного мира человека, живущего среди природы, находящегося в противоречии и взаимосвязи с ней, меняющегося вместе с природой. Фет считал, что искусство должно быть свободно от любых понятий, в т.ч. от понятий добра и зла: "Добро и зло — для человека, красота — для художника".

Он высоко ценил человеческую личность, рассматривая ее внутренний мир как равновеликий окружающему миру.

Два мира властвуют от века.

Два равноправных бытия:

Один объемлет человека,

Другой — душа и мысль моя.

Художник должен быть свободен от требований морали и служить только красоте.

Проникая в сердце природы и человека, Фет, однако, познает бытие через тонкие намеки, едва видимые приметы в природе или человеческой душе.

Своеобразие поэтического восприятия природы, присущее Фету, передано в его стихотворении «Деревня»: Люблю я приют ваш печальный,

И вечер деревни глухой...

Поэт любит деревню как мир, окружающий милую ему девушку, являющийся ее «сферой». Взор поэта как бы кружит по этой сфере, сначала описывая внешнюю ее границу по горизонту, затем приближаясь к малому кругу внутри этого круга — дому, заглядывая в него и находя в этом кругу еще один — «тесный круг» людей за чайным столом. Поэт любит природу и людей, окружающих девушку, звуки и игру света вокруг нее, ароматы и движение воздуха ее леса, ее луга, ее дома. Он любит кошку, которая резвится у ее ног, и работу в ее руках.

Недаром стихотворение носит собирательное название «Деревня», т. е. мир, составляющий живое и органическое единство. Девушка — душа этого единства, но она неотделима от него, от своей семьи, своего дома, деревни. Поэтому поэт говорит о деревне как о приюте всей семьи («Люблю я приют ваш печальный...»). Внутри этого поэтического круга для поэта нет иерархии предметов — все они равно ему милы и важны для него. Сам поэт становится его частью, и у него открывается новое отношение к самому себе. Он начинает любить себя как часть этого мира, любить свои собственные рассказы, которые отныне делаются принадлежностью нравственной атмосферы, окружающей девушку, и открывают ему доступ к центру круга — ее глазам, к ее душевному миру. Вместе с тем, хотя произведение и рисует «пространство», — а это его главный поэтический образ, — поэт воспринимает его во времени. Это не только «деревня», но и «вечер деревни глухой», и поэтическое изображение передает течение этого вечера от «благовеста» до восхода месяца, время, дающее возможность не раз долить и выпить самовар, рассказать «сказки» «собственной выдумки», исчерпать темы разговоров («речи замедленный ход») и добиться наконец того, чтобы «милая, застенчивая внучка» подняла на гостя глаза.

Необычайную остроту ощущения движения в природе продемонстрировал Фет в стихотворении «Шепот, робкое дыханье...». Первое, что бросается в глаза и что сразу было замечено читателями, — отсутствие глаголов в этом стихотворении, передающем динамику ночной жизни природы и человеческих чувств. Поэт изобразил ночь как смену многозначительных, полных содержания мгновений, как поток событий. Стихотворение повествует о том, как ночь сменяется рассветом и в отношениях между влюбленными после объяснения наступает ясность. Действие развивается параллельно между людьми и в природе. Параллелизм в изображении человека и природы как типичная черта поэзии Фета отмечался неоднократно исследователями творчества Фета (Б. М. Эйхенбаум, Б. Я. Бухштаб, П. П. Громов). Создав четкую, предельно обнаженную композицию и пользуясь особым методом описания, как бы «высвечивающего» наиболее значительные, «говорящие» детали картины, поэт вкладывает в предельно сжатый, почти невероятно малый объем стихотворения весьма широкое содержание. В последней строке стихотворения происходит окончательное слияние лаконичного повествования о событиях жизни людей и природы. «Заря» — начало нового дня жизни природы и человеческих сердец. Эта строка, заканчивающая стихотворение на «открытом дыхании», скорее похожа на начало, чем на конец в привычном смысле слова.

Такая особенность окончаний стихотворений характерна для Фета, рассматривающего любое душевное состояние или любую картину природы как фрагмент бесконечного процесса. В стихотворении «Шепот, робкое дыханье...» полная лирических событий летняя ночь рисуется как прелюдия, начало счастья и радостного дня новой жизни.

Стихотворение кончается на самой высшей точке лирического переживания. Состояние влюбленности прошло ряд мгновений, вылилось в охватившее всего поэта чувство любви, но переросло и его, и поэт переполнен невозможным и невыразимым восторгом.

Красота, по Фету, вездесуща, поэт чует ее запах и слышит ее «шепот». В стихотворении «Бабочка» бабочка является символом беспечной, грациозной, недолговечной и самоценной красоты. В ней воплощена обычность и простота прекрасной и легкой жизненности, свойственной природе. Она тут же может исчезнуть: Вот, вот, сверкнув, раскину крылья

И улечу.

По Фету, красоту надо уметь уловить в короткий момент цветения, в самом полном ее выражении: в брошенном ненароком любовном взгляде, во внезапно вспыхнувшем чувстве. Фетовская лирика с ее тягой к целостному воспроизведению бытия со всем его разноцветьем и многозвучием побуждает поэта сливать живописные, пластические и музыкальные образы. Фет ценит звук и краску, пластику и аромат. Недаром его поэзия, по словам Петра Ильича Чайковского, открыто вторгалась в область музыки. Вот, например, строки из стихотворения «Жду я, тревогой объят…»:

Плачась, комар пропоет,

Свалится плавно листок…

Слух, раскрываясь, растет,

Как полуночный цветок.

Словно струну оборвал

Жук, налетевши на ель;

Хрипло подругу позвал

Тут же у ног коростель.

Однако Фет – не только жизнерадостный певец красоты, любви, взаимности, наполняющих его душу восторгом и счастьем, но и громадный трагический поэт. Фет, бегущий от людского общества с его суетой, корыстью, злобой, неожиданно тянется к нему. Основная цель художника, по Фету, состоит не в элитарном презрении к обыкновенному человеку, а в пробуждении его чувств и в возвышении его души: Шепнуть о том, пред чем язык немеет,

Усилить бой бестрепетных сердец…

Мировоззренческие взгляды Фета в существенной мере определялись философскими установками А.Шопенгауэра; в то же время они проявили его собственное эмоционально-художественное видение мира. Борьба за выживание, утверждал он, есть основной закон развития жизни на земле. Несомненно, сильное влияние на Фета оказал А. Шопенгауэр с его концепцией воли к жизни как причины непрекращающейся войны всех против всех.

Отличительной особенностью поэзии Фета было отражение не столько действительного мира, сколько ощущений индивида (чувств поэта), вызываемых этим миром.

Поэтическое преклонение перед гармонией природы и ощущение неспособности интеллекта объяснить ее причину толкали Фета на поиск гармонии вне мира. Вслед за Шопенгауэром Фет отличал искусство как "познание существа мира" от будничного восприятия отдельных вещей и от "разумного мышления и науки", изучающих понятия.

Близки были Фету, особенно в последний период жизни, и пессимизм и мизантропия Шопенгауэра. Он часто говорил, что основное содержание жизни - страдание, и только искусство уводит нас в мир чистой радости и красоты.

В конце 50-х и в 60-х гг. идея гармонии человека и природы в творчестве Фета теряет свое абсолютное значение. Если в первый период изображению природы как стихии, существующей и развивающейся в форме противоречий, соответствует внутренне конфликтный духовный мир человека, а в 50-х гг. гармония природы сливается с гармонией человеческой души, то в последующий период намечающееся расхождение не дает гармонии. Гармония природы углубляет дисгармонию жизни человека, который жаждет быть вечным и прекрасным, как природа, но обречен борьбе и смерти.

В 60-е гг. исторический скептицизм Фета перешел в открытую и даже демонстративную вражду к силам, ведущим борьбу за общественный прогресс, в ненависть к «теоретикам», утверждающим, что перестройка общества на основе разума может дать счастье человечеству.

В поэзии он выражал чувства и мысли современного человека, волнуемого философскими вопросами и таящего в глубинах сознания боль и скорбь своей эпохи, но утоляющего ее в общении с природой, в гармонии природного существования. Эта особенность поэзии Фета сделала возможным обращение его к философской поэзии, которую он принципиально отрицал с позиций эстетики «чистого искусства». Философские вопросы по существу составляли неотъемлемую часть духовной его жизни во все ее периоды.

В 70-е гг. мысль о смерти, о необходимости «остановки» процесса жизни человека все более и более подчиняет себе поэта.

В 1882 г. после длительного перерыва выходит новый сборник стихотворений Фета «Вечерние огни». Теперь низкой действительности и жизненной борьбе поэт противопоставляет не искусство и единение с природой, а разум и познание. Именно ум, чистое познание, мысль подымают, как утверждает Фет в эти годы, человека над толпой, дают ему власть над миром и полную внутреннюю свободу.

Раньше он постоянно выражал в стихах одно и то же убеждение — убеждение в том, что он принадлежит к природе, что он часть ее, что в стихах его звучит ее голос. Теперь он чувствует себя голосом вселенной и вступает в спор с богом, отказываясь признать власть божественного провидения над внутренне свободной человеческой личностью. При этом следует отметить, что, говоря о боге, он разумел силу, определяющую законы природы в космическом масштабе, силу, властвующую во вселенной, но совершенно лишенную этического содержания. Конечно, обращения к богу во всех его стихах имели поэтический, а не религиозный смысл.

Стремление выйти за пределы времени и пространства — один из постоянных мотивов поздней лирики Фета. Этот мотив выражает «разрыв» поэта с природой и богоборческий, непримиримый характер его поэзии этих лет. Поэт начисто отметает обычный для христианских религиозных представлений и традиционный для поэзии мотив освобождения человеческого духа от земной ограниченности через смерть. Фет не устает повторять, что только жизнь — и жизнь физическая, жизнь тела — уподобляет человека божеству. Отрицая власть над собою времени, он утверждает вместе с тем, что условием безграничной внутренней свободы является единство души и тела и их горение в творчестве, мысли и любви.

Поэтическая тема свободного полета приобретает в стихотворениях этих лет устойчивую форму философской мечты о преодолении власти времени и пространства. Ограниченность человеческого бытия в пространстве и времени — вопрос, который в течение всей жизни был предметом его философских раздумий, — теперь становится трагическим лейтмотивом его философской лирики.

В «Вечерних огнях» появляется целый цикл стихов (не выделенных формально в цикл), посвященных трагически погибшей возлюбленной юности Фета Марии Лазич. Вечность, неизменность, постоянство любви к ней поэта, его живое восприятие давно ушедшего человека выступают в этих стихотворениях как форма преодоления времени и смерти, разделяющих людей.

В последний период своей деятельности Фет создает новый цикл стихов о любви, в которых он, тяжело болевший старец, бросает вызов трагизму жизни и самой природе, обрекающей человека на смерть.