Что есть языковое сознание? картина мира vs языковая картина мира.

Многие психологи и психолингвисты используют термины сознание и языковое сознание для описания одного и того же феномена — сознания человека. Таким образом, языковое сознание — один из аспектов данного явления, та «ипостась» сознания, которая связана с речевой деятельностью личности.

Следует согласиться с тезисом о том, что языковое сознание не может быть объектом анализа в момент протекания процессов, его реализующих, оно может быть исследовано только как продукт прошедшей, бывшей деятельности (Е. Ф. Тарасов). И — на основе данного опыта — потенциально возможной? Хотя, безусловно, любое «потенциально возможное», как только становится осуществленным, моментально переходит в разряд «бывшего». Данное понимание восходит к идее А. А. Потебни: «Наш опыт показывает, что настоящее наше состояние не подлежит нашему наблюдению и что замеченное нами за собой принадлежит уже прошедшему».

Отметим, что для Л. С. Выготского и, вслед за ним, для А. Н. Леонтьева сознание имеет языковую, речевую природу: «Иметь сознание — владеть языком. Владеть языком — владеть значениями. Значение есть единица сознания (имеется в виду языковое, вербальное значение). Сознание при этом понимании является знаковым» (А. А. Леонтьев). Ср. с идеей Поля Рикёра: «... язык является по существу системой значений; он не может не означать что-либо, и все его существование заключается в значении». По мысли Г. Гийома, «язык овеществляет ментальное». Развивая учение Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева, А. А. Леонтьев утверждает, что если язык понимается как единство общения и обобщения, как система значений, выступающих как в предметной, так и в вербальной форме существования, то «языковое сознание», т. е. сознание, рассматривае-

мое как опосредованное значениями, оказывается близким к пониманию «образа мира» в современной российской психологии. Именно через образ мира, который человек носит в себе, он воспринимает мир; ср.: «Мир глазами человека— это вид мира на основе обработки, которой мы умеем подвергать мир, заключенный в нас» (Г. Гийом). Соответственно, язык человека — «это поверхностная структура, в которой с помощью текстов фиксируется модель мира, которую мы несем в своем сознании» (3. Я. Тураева), поскольку «сам язык, как некая значащая система, требует соотнесения с существованием» (П. Рикёр). Вспомним в связи с этим слова Т. П. Ломтева: «Принципиально нельзя построить предложение из слов естественного языка таким образом, чтобы отсутствовало отражение при наличии отражаемого, т. е. так, чтобы знак соотносился с действительностью, минуя ее отражение в человеческой голове». Следовательно, «можно полагать, что между действительной, реальной ситуацией и отражающим эту действительность высказыванием (результатом речевых действий) находится некий промежуточный этап — этап членения ситуации для специфических целей» (А. М. Шахнарович, Н. М. Юрьева).

Важно также и то, что языковое сознание, по мысли А. Вежбицкой, имеет много разных уровней и что оно содержит как факты, лежащие на поверхности, так и другие факты, которые скрыты очень глубоко, иначе говоря, «сознание имеет глубину» (А. А. Леонтьев). При этом то, что скрыто в глубине, можно «вытащить» на поверхность, в светлое поле (см. об этом, например, в работах Э. Сепира, А. Вежбицкой, А. А. Леонтьева). Таким образом, «языковое сознание — это форма существования индивидуального, когнитивного сознания человека разумного, человека говорящего, человека общающегося, человека как социального существа, как личности» (И. А. Зимняя).

Итак, сознание (языковое сознание) имеет языковую природу, «манифестирует» себя в языке, и язык, по идее

Лейбница, есть наилучшее отражение человеческой мысли (ср. с идеей Л. В. Щербы: «Язык есть деятельность человека, направленная всякий раз к определенной цели, к наилучшему и наиудобнейшему выражению своих мыслей и чувств»), язык есть то, в чем и при помощи чего, по мысли А. Н. Леонтьева, существует сознание общества (ср. с мыслью Л. П. Якубинского: «Язык есть разновидность человеческого поведения. Человеческое поведение есть факт психологический (биологический), как проявление человеческого организма, и факт социологический, как такое проявление, которое зависит от совместной жизни этого организма с другими организмами в условиях взаимодействия»). Языковые данные при этом играют решающую роль в выявлении фундаментальных моделей мышления у различных групп населения (А. Вежбицкая). Процесс формирования языкового и неязыкового сознания лежит в основе процессов формирования общения, но вместе с тем, сам процесс формирования сознания возможен лишь в общении (Н. В. Уфимцева).

Если между «сознанием» и «языковым сознанием», по мнению ряда ученых, можно поставить знак равенства, то «картина мира» и «языковая картина мира» должны быть четко разведены.

По М. Хайдеггеру, «.картина мира, сущностно понятая, означает не картину, изображающую мир, а мир, понятый как картина». Иначе говоря, картина мира по сути есть отражение окружающего мира в голове человека. Современные психолингвисты полагают понятия «сознание» и «картина мира (модель мира, образ мира)» близкими, если не синонимичными (см., например, работы А. А. Леонтьева, Н. В. Уфимцевой и др.). Картина мира обязательно несет на себе национально-культурный отпечаток. Для многих исследователей картина мира предстает как «сумма ментальных значений, наиболее общих представлений о мире» (Т. Г. Утробина).Т. В. Цивьян рассматривает модель

(картину) мира как результат переработки информации о среде и человеке, как сокращенное и упрощенное отображение указанной суммы представлений. В. Г. Колшанский считает, что картина мира, отображенная в сознании человека, есть вторичное существование объективного мира. Картина мира предстает как идеальное, концептуальное образование, имеющее двойственную природу: необъективированное — как элемент сознания, воли или жизнедеятельности, и объективированное — в виде различных следов сознания, воли или жизнедеятельности, в частности — в виде знаковых образований, текстов (в том числе — как искусство, архитектура, социальные структуры, язык) (В. И. Постовалова).

Предпосылки для соотнесения реального мира и его отражения в сознании человека — картины мира (т. е. «объективной реальности мира, независимой от сознания человека, и идеальной картины мира как продукта человеческого сознания») создаются, по мнению В. Г. Колшан-ского, существованием «вторичного, идеального мира в языковой плоти», т. е. языковой картиной мира (ЯКМ). ЯКМ предстает, по выражению В. И. Постоваловой, «в виде глубинного слоя общей картины мира». Каждый естественный язык, как пишет Ю. Д. Апресян, отражает определенный способ концептуализации (восприятия и организации) мира, при этом значения, которые выражаются в языке, формируют единую систему взглядов, представляющую собой некую «коллективную философию», которая «навязывается» всем носителям данного языка в качестве обязательной (ср. с идеей В. И. Постоваловой: «Язык не отражает мир, а отображает его; эксплицирует и объективирует концептуальную картину мира человека»). Таким образом, ЯКМ может быть определена как совокупность знаний о мире, запечатленных в лексике, фразеологии, грамматике (В. А. Маслова). Если понимать «значения» очень широко: как образы, представления, смыслы, — то с

утверждением Ю. Д. Апресяна нельзя не согласиться. Однако положение о том, что «человек видит мир сквозь призму языковой картины мира» и что именно языковая картина мира «формирует тип отношения человека к миру, задает нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к миру» (В. А. Маслова), представляется все-таки излишне категоричным, ибо данные функции выполняет, очевидно, картина мира, в то время как языковая картина мира есть своебразная материальная форма, в которой, по В. Г. Колшанскому, картина мира закрепляется и реализуется.

Таким образом, языковая картина мира обозначает «мир в зеркале языка», а картина мира (образ мира) понимается как «отображение в психике человека предметной окружающей действительности, опосредованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами и поддающееся сознательной рефлексии» (А. А. Леонтьев), как результат прошлого того народа, к которому мы себя причисляем (Н. В. Уфимцева). Как показывают исследования, за внешним сходством формальной структуры ядра языкового сознания могут стоять совершенно разные «образы мира» (например, дом или друг у русских и в иной культуре). С другой стороны, различия в языковых картинах мира далеко не всегда свидетельствуют о кардинальных различиях на определенных участках картины мира, (языкового) сознания (см., например, результаты экспериментов по изучению цветового поля профессора Е. Н. Соколова). Личный опыт общения с представителями других национально-лингво-культурных сообществ и опыт преподавания русского языка в иноязычной аудитории показал, что, например, носители английского, немецкого или шведского языков в принципе различают синий и голубой цвета и достаточно легко овладевают такими русскими обозначениями цвета, как светло-голубой, светло-синий, темно-голубой и темно-синий, хотя, как известно, в английском

языке существует только одно слово blue, которое может сопровождаться «уточнениями» dark и light (справедливости ради отметим, что в английском языке, особенно в его американском варианте, существует слово navy для обозначения синего цвета, однако словарь A. S. Hornby «Oxford Student's Dictionary of Current English» содержит только сочетание navy blue, определяемое как dark blue). Аналогичная картина имеет место и в шведском, и в немецком языках, где для обозначения голубого и синего цветов также служит одно слово Ыа и Ыаи соответственно. Интересно сравнить в связи с этим названия различных растений и животных в русском, шведском и английском языках, которые показывают, что, несмотря на различия в языковой картине мира указанных языков, в картине мира носителей данных языков как таковой, т. е. как совокупности ментальных значений, помимо расхождений, есть и много общего, во всяком случае на участке цвета и обозначений (именований) предметов по цветовому признаку:

черника (черная ягода) — blabar (= синяя ягода) — blueberries (= синие ягоды; последнее может называть также и бруснику, и голубику; собственно черника называется bilberries, whortleberries);

ежевика (отсутствие маркировки по цвету) — blahallon (= синяя/голубая малина) — blackberries (= черные ягоды);

василек (синий, отсюда — «васильковый» цвет) — blaklint (= синяя/голу бая вершина горы) — bluebottle (~ синяя/ голубая бутылка), bluet, bluett (некоторые из вариантов названия цветка);

колокольчик (голубой⁴ или лиловый) — blaklocka (= синие/ голубые часы) — bluebell (= синий / голубой колокол / колокольчик);