logo search
Психолингвистика / Красных

Пресуппозиция

Прежде чем более подробно говорить о пресуппозиции в нашем понимании, позволим себе вкратце остановиться на истории данного термина. Впервые понятие пресуппозиции было предложено Г. Фреге в 1892 г. Однако в широкий научный обиход данное понятие вошло в середине XX века, и с тех пор оно пользуется определенной популярностью у представителей

разных школ и направлений: Н. Д. Арутюнова, Р. Стол-нейкер (R. Stalnaker), Л. Карттунен (L. Karttunen), E. Ки-нен (E. L. Keenan), К. Бах (К. Bach), M. Харниш (М. R. Harnish), Ф. Динин (F. P. Dinneen), Дж. Гумперц (J. J. Gumperz), Д. Спербер (D. Sperber), Д. Уильсон (D. Wilson), Дж. Браун (G. Brown), Г. Юль (G. Yule) и многие другие.

В англоязычной литературе данное понятие часто обозначается разными терминами, например, presupposition, background knowledge, shared code, shared meanings и др. Общий фонд знаний при этом не является «механической» совокупностью индивидуальных фондов знаний коммуникантов. По мнению исследователей, занимающихся проблемой пресуппозиции, общий пресуппозиционный фонд постоянно меняется в каждом речевом акте и зависит от него. При этом основное внимание в данных работах уделяется пресуппозиции говорящего, элементы которой слушающий должен принимать на веру. Такое понимание пресуппозиции пришло из логики: Р имеет своей пресуппозицией Q в том случае, если Q верно всегда, когда Р имеет истинное значение. В лингвистике: Р имеет своей пресуппозицией Q при следующем условии: если утверждается, отрицается или спрашивается Р, то говорящий вынужден считать, что Q (Л. Карттунен). Классический пример лингвистической пресуппозиции пример, приводимый и анализируемый в очень многих работах: Король Франции лыс (см., например, книгу G. Brown & G. Yule).

Следует отметить, что в российской лингвистической традиции также широко представлены работы, рассматривающие феномен пресуппозиции. При этом пресуппозиция понимается как один из экстралингвистических факторов, которые вкупе с интралингвистическими факторами составляют предмет коммуникативной лингвистики. По В. Г. Колшанскому, пресуппозиция воплощает в себе тезаурус коммуникантов, который должен рассматриваться как

часть культурной и научной компетентности коммуникантов при их равной языковой компетентности. И раз так, то категориями пресуппозиции признаются личность коммуниканта, его жизненный опыт, его социальная характеристика. Помимо термина «пресуппозиция», в работах российский лингвистов встречается также и уже упоминавшийся термин «апперцепционная база».

Итак, обобщая различные точки зрения: пресуппозиция это общий фонд знаний, общий опыт, общий тезаурус, общие предварительные сведения (термины могут быть различны), которыми обладают коммуниканты. То понимание пресуппозиции, которое предлагаю Вам я, носит более широкий характер и позволяет анализировать фонд знаний с точки зрения и логичности, и уместности, и истинности высказывания, и успешности коммуникации, и многого другого.

Итак, пресуппозиция есть зона пересечения когнитивных пространств коммуникантов, она актуализируется в процессе коммуникации, релевантна «здесь и сейчас». Выделятся три типа пресуппозиций, соотносимые с тремя когнитивными совокупностями, о которых мы говорили ранее:

Макропресуппозиция — тот фрагмент когнитивной базы, который релевантен и актуален для осуществляемого акта коммуникации. Актуализация макропресуппозиции возможна только в случае общения коммуникантов, обладающих одной КБ, или в случае, когда коммуниканты, представители разных национально-лингво-культурных сообществ, знакомы с КБ друг друга, или по крайней мере с тем

фрагментом одной из КБ, который релевантен для данного конкретного акта коммуникации. Итак, данный тип пресуппозиции соотносим с КБ, т. е. с наиболее консервативным корпусом знаний и представлений человека, так как КБ наименее подвержена изменениям: последние происходят медленно и обусловлены во многом общим ходом развития цивилизации (человечества в целом и данного конкретного национально-лингво-культурного сообщества в частности), наиболее явные, яркие и быстрые изменения имеют место при смене эпох, при этом наиболее «болезненными» нам представляются изменения представлений, входящих в КБ. Думается, что в настоящее время именно такие изменения происходят в русской когнитивной базе.

Социумная пресуппозиция — фрагмент ККП, актуализирующийся в коммуникации. Этот тип пресуппозиции возможен при общении людей, входящих в один социум; при этом принадлежность коммуникантов к одному националь-но-лингво-культурному сообществу и наличие единой для них когнитивной базы не являются абсолютно обязательными. Данный тип пресуппозиции соотносим с ККП, которое менее консервативно, чем КБ, но носит значительно более константный характер, чем ИКП, которое постоянно претерпевает те или иные изменения.

Микропресуппозиция — общий фонд знаний коммуникантов о конкретной ситуации, в которой осуществляется конкретный акт коммуникации, это спонтанно возникающая «здесь и сейчас» зона пересечения ИКП-в коммуникантов. Данный тип пресуппозиции имеет место всегда, в любой ситуации общения, он не зависит от наличия/отсутствия общей для коммуникантов КБ или их ККП-в (хотя, безусловно, КБ и ККП могут определенным образом влиять на оценку ситуации коммуникантами). Микропресуппозиция включает в себя (1) знание конситуации, представление о ней; (2) знание контекста, т. е. понимание всех смыслов, релевантных для акта коммуникации; (3) понимание

речи, если таковая имеет место. Микропресуппозиция может претерпевать постоянные изменения в соответствии с изменениями реальной ситуации общения.

Социумная (константная) пресуппозиция и макропресуппозиция значительно более стабильны и, как правило, остаются неизменными в процессе протекания коммуникативного акта (особенно очевидно это в отношении макропресуппозиции, которая может изменяться, лишь отражая изменения в КБ, которые происходят крайне медленно и достаточно болезненно для членов национально-лингво-культурного сообщества). В отличие от микропресуппозиции социумная пресуппозиция и макропресуппозиция не всегда имеют место: они явно отсутствуют, если коммуниканты не принадлежат к какому-либо одному социуму и/или к одному национально-лингво-культурному сообществу. Наличие же данных пресуппозиций может оказывать определенное влияние на коммуникацию и в некоторой степени способствовать успешности ее протекания, так как макропресуппозиция и социумная (константная) пресуппозиция предопределяют вычленение коммуникантами одних и тех компонентов ситуации, представляющихся им наиболее значимыми, обусловливают одинаковость их оценок («верх/низ»; «+/—»), диктуют отбор языковых средств и т. д.

Для адекватной коммуникации необходимым требованием (conditio sine qua non) является наличие не только микропресуппозиции, но и макропресуппозиции, т. е. знакомство коммуникантов с одними и теми же элементами КБ того национально-лингво-культурного сообщества, на языке которого осуществляется общение. Особенно очевидным это требование оказывается для межкультурной коммуникации. (Более подробно об этом и о проблемах, возникающих в процессе коммуникации и обусловленных отсутствием необходимой пресуппозиции, мы будем говорить в курсе этнопсихолингвистки.)

Мы использовали термин «межкультурная коммуникация». А что это такое? И какие еще типы коммуникации могут быть выделены?

Начнем с того, что различные типы коммуникации выделяются на основании того, что ставится во главу угла, какие аспекты коммуникации привлекают особое внимание и являются предметом рассмотрения.

Так, если для анализа не релевантна социумная и/или национальная принадлежность коммуникантов, если нас интересует только «общечеловеческое» в коммуникации, то в центре внимания оказывается межличностное общение как таковое (такой подход типичен, в частности, для психологических исследований). Межличностное общение понимается как общение личностей вне их принадлежности к тому или иному социуму (на до-национальном, национальном или ceepx-национальном уровнях). Однако если для анализа коммуникации важна социумная и/или национальная принадлежность коммуникантов (а данная принадлежность во многом обусловливает специфику общения на том или ином языке), то следует, очевидно, говорить о двух основных оппозициях:

Если для анализа релевантным оказывается вхождение личности в определенный социум, то моносоциумная коммуникация, понимаемая как общение членов одного социума, может быть противопоставлена межсоциумной коммуникации, понимаемой как общение представителей разных социумов. При этом социум понимается как группа личностей, объединенных одним признаком (напомним, что на основании этого, в рамках нашей концепции, социум противопоставляется национально-лингво-культурному сообществу, которое составляют личности, объединенные совокупностью признаков). Говоря о моносоциумном vs меж-

социумном общении, мы имеем в виду общение членов одного vs разных социумов вне их национально-лингво-куль-турной принадлежности (последняя в данном случае оказывается нерелевантной). Межсоциумное общение — основной объект, например, социолингвистических, частично — этнолингвистических исследований, теории речевой коммуникации. На этом уровне (на уровне межсоциумно-го общения) начинает работать принцип разграничения «свой/чужой». Оценка другой личности и «присвоение» ей того или иного статуса происходят через восприятие ее коммуникативного поведения, и через коммуникативное же поведение я заявляю себя и свое место: хочу я быть «своим» или я манифестирую и подчеркиваю свою «чужесть». Разумеется, коммуникативное поведение (а мы сейчас говорим именно о нем): проявление «стереотипов мышления и поведения», соблюдение определенных «норм и правил» (в терминах И. А. Стернина), привычки, система навыков и умений и т. д. — все это далеко не всегда поддается саморефлексии (особенно это касается неречевого поведения, хотя и речевому поведению данная «трудность» тоже не чужда). Вместе с тем аффектация (подчеркивание «я свой» или «я чужой») — это всегда осознанный процесс. Особую роль во всем этом — и при «неосознанном» проявлении, и при аффектации — играет речевое поведение (ср. со словами Э. Сепира: «Он говорит, как мы, — значит, он наш»).

Противопоставление «свой — чужой» и роль коммуникативного поведения оказываются релевантными, и когда мы рассматриваем общение представителей «социумов» иной природы — разных национально-лингво-культурных сообществ. На этом «уровне» разграничиваются монокультурная коммуникация, понимаемая как общение представителей одного национально-лингво-культурного сообщества, обладающих, соответственно, единой КБ, и межкультурная коммуникация, понимаемая как общение представителей разных национально-лингво-культурных сооб-

ществ, носителей разных ментально-лингвальных комплексов, обладающих разными национальными КБ. Вслед за И. А. Стерниным, определим межкультурную коммуникацию как процесс непосредственного взаимодействия культур, при этом сам процесс осуществляется в рамках несовпадающих (частично, в существенной степени, а иногда и полностью) национальных стереотипов мышления и поведения, что существенно влияет на взаимопонимание сторон в коммуникации.

В целом, думается, не будет преувеличением сказать, что между межсоциумным общением и межкультурной коммуникацией много общего (по большому счету, межкультурная коммуникация — один из видов межсоциумного общения). Однако между ними есть и принципиальные различия.

При межсоциумном общении первостепенное значение имеют 1) различия ККП тех социумов, в которые входят коммуниканты (например, профессиональные социумы), и 2) расхождения на уровне представлений (например, генерационные социумы). Понятно, что при наличии единой КБ в условиях межсоциумной коммуникации существует большое «поле» для взаимопонимания, при этом возможно «прогнозирование» с определенной долей «попадания».

При межкультурной коммуникации различий может быть больше, чем совпадений, причем последние будут, скорее всего, квазисовпадениями; «прогнозирование» проблематично, более того, оно может создавать дополнительные проблемы: с одной стороны, если мы, например, предполагая, что собеседнику не известен феномен, к которому мы апеллируем, начинаем объяснять свои слова, это может вызвать обиду, так как данный феномен может входить в число «очевидных» для собеседника («я это знаю, не надо мне этого объяснять»); с другой стороны, если мы считаем, что феномен, к которому мы апеллируем, известен собеседнику («ну кто ж этого не знает!»), но на самом деле

этот «прогноз» ошибочен, то возможно непонимание. (Справедливости ради заметим, такое может случиться не только в межкультурной коммуникации, но в последнем случае это наиболее вероятно.)

Типы коммуникации, о которых мы говорили (межкультурная и межсоциумная), являются «основными», так сказать, «базисными». Однако каждая личность существует не сама по себе (если не брать в расчет маргинальную ситуацию Робинзона Круза сразу после кораблекрушения), но в обществе, т. е. входит в те или иные социумы и функционирует в поле того или иного национально-лингво-куль-турного сообщества. Следовательно, указанные типы коммуникации выступают не в «чистом» виде, но предстают как результат некоторого пересечения «осей»: S = 1 <-> S > 1 (где S — число социумов) nN=l<->N>l (где N — число национально-лингво-культурных сообществ). Следовательно, в реальности мы имеем следующие типы коммуникации.

  1. моносоциумная монокультурная коммуникация;

  2. межсоциумная монокультурная коммуникация;

  3. моносоциумная межкультурная коммуникация,

  4. межсоциумная межкультурная коммуникация.

Совершенно очевидно, что в первом случае (1) вероятность коммуникативных сбоев и провалов стремится к нулю. Во втором случае (2) проблемы в коммуникации вполне возможны. Что касается случаев (3—4), то самым «опасным» с точки зрения потенциальных конфликтов окажется последний случай (4).

Представим себе гипотетическую ситуацию, что во всех случаях (1—4) коммуниканты одинаково хорошо и свободно владеют языком, на котором осуществляется общение (особенно актуально это требование для межкультурной коммуникации; тут для «чистоты картины» мы даже можем «заставить» коммуникантов говорить вообще на ка-

ком-нибудь языке, не являющемся родным ни для кого из них) Легко предположить в этом случае, что максимально затрудненной окажется межсоциумная межкультурная коммуникация (4), наиболее простой — моносоциумная монокультурная (1).

О проблемах, возникающих в межкультурной коммуникации (МКК), более подробно мы будем говорить в курсе этнопсихолингвистики, а о факторах, влияющих на МКК, — в курсах этнопсихолингвистики и теории МКК.

Итак, повторим вкратце самое основное Пресуппозиция есть зона пересечения индивидуальных когнитивных пространств коммуникантов, актуальная здесь и сейчас. Выделяются 3 типа пресуппозиции: микропресуппозиция, социумная (константная) и макропресуппозиция.

На основании двух параметров (социумной и культурной принадлежности коммуникантов) выделяются 4 типа коммуникации. Одним из важнейших факторов, влияющих на успешность коммуникации, является пресуппозиция.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Основная

Красных В В Виртуальная реальность или реальная виртуальность7 Человек Сознание Коммуникация М , 1998

Дополнительная

Барт Р «S/Z» М , 1994

Брудный А А , LHyxvpoe Э Д Мир общения Фрунзе, 1977

Земская Е А Русская разговорная речь лингвистический анализ и проблемы обучения М , 1979

Кочшанский В Г Коммуникативная функция и структура языка М,1984

Леонтьев А А Общение как объект психолингвистического исследования Методологические проблемы социальной психологии М, 1975

Леонтьев А Н Человек и культура М , 1961

Макаров М Л Интерпретативный анализ дискурса в малой группе Тверь, 1998

Общая и прикладная психолингвистика М , 1973

Общение теоретические и прагматические проблемы М , 1978

Общение в свете теории отражения Фрунзе, 1980

Проблемы психолингвистики М , 1975

Психолингвистические проблемы массовой коммуникации Отв ред А А Леонтьев М , 1974

Речевое воздействие Проблемы прикладной психолингвистики М , 1972

Речевое воздействие психологические и психолингвистические проблемы М , 1986

Речевое общение цели, мотивы, средства М , 1985

Стернин И А Коммуникативное поведение в структуре национальной культуры // Этнокультурная специфика языкового сознания М , 1996 С 97—112

Шрейдер Ю А Семантическая информация и принцип фокализа-ции // Общение в свете теории отражения Фрунзе, 1980 С 32—48

Brown G Yule G Discourse Analysis Cambr 1996 (1st ed —1983)

Moscovici S The Phenomenon of Social Representation // Social Represen tations Cambr, 1984 Pp 3—69

ЛЕКЦИЯ 11

Коммуникативный акт Дискурс

коммуникативный акт и его структура

В лингвистической литературе, посвященной анализу общения, представлены три основные модели

коммуникации кодовая, инференционная и интеракционная (более подробно — см книгу М Л Макарова)

Кодовая модель коммуникации предстает в следующем виде

Данная модель демонстрирует следующее, информация может быть воспроизведена на другом конце цепочки благодаря процессу коммуникации Сообщение само по себе не может преодолеть расстояния Следовательно, процесс коммуникации осуществляется как преобразование сообщения в сигналы кода, которые можно транслировать Некоторые ученые, однако, считают, что эта модель не может адекватно описать реальные процессы коммуникации на каком-то естественном языке, так как понимание предполагает не только декодирование, но и нечто боль-

шее. Данную модель в том или ином виде рассматривают, например, Шэннон и Уивер (С. Shannon, W. Weaver), Д. Г. Богушевич, О. Л. Каменская, О. Я. Гойхман и Т. М. Надеина.

Инференционная модель коммуникации, в отличие от кодовой модели (где участники, сообщение и сигнал связаны симметричным отношением кодирования и декодирования), в качестве функционального основания имеет принцип выводимости знания. Инициирует общение желание личности не передать информацию, но сделать интенции понятными другим. Речевые средства для выражения намерений — высказывания. Их содержание не ограничено (в отличие от кодовой модели) репрезентативными сообщениями о положении дел, они могут выражать, например, эмоции. Интенции сами по себе совсем не пропозициональны, по своей природе они сродни установкам или мотивам, но содержание высказываний пропозиционально. Интенции определяют, как должно пониматься данное пропозициональное содержание. Сюда относятся и те случаи, когда в сообщении отсутствует пропозициональное содержание и не используется никакой код. Анализируя данные модели, М. Л. Макаров делает вывод о том, что ни информационно-кодовая, ни инференционная модель, отдельно взятые, не могут объяснить феномена языкового общения. Об этой модели писали Грайс (Н. P. Grice), Бах и Гарниш (К. Bach, М. R. Harnish), Спербер и Уильсон (D. Sperber, D. Wilson).

Интеракционная модель коммуникации предполагает анализ речевого взаимодействия с учетом социально-культурных условий коммуникации. Общение, с точки зрения данной модели, может состояться независимо от того, намерен ли говорящий это сделать и рассчитано ли данное высказывание на восприятие слушающим. Оно происходит не как трансляция информации и манифестация намерения, но как демонстрация смыслов, не обязательно предназначенных для распознания и интрепретации реципиентом.

Практически любая форма поведения: действие, бездействие, речь, молчание — в определенной ситуации может оказаться коммуникативно значимой. Данная модель предполагает ситуативную привязанность речи, что выражается в использовании широкого социально-культурного контекста. Прочитать об этой модели можно в работах Шиф-фрин (D. Schiffrin).

Возрастающий интерес к феномену языковой личности привел к тому, что «полюсы» «ставшей уже традиционной модели коммуникации, типа:

усовершенствованной Р. О. Якобсоном» и легшей «в основу всех коммуникационных моделей» (Ю. М. Лотман), привлекают все большее и большее внимание исследователей. Вспомним в связи с этим коммуникативную модель Н. Г. Комлева, «полюсы» которой представлены сознанием говорящего (на «входе») и сознанием слушающего (на «выходе»). В указанных моделях коммуникация рассматривается как триединство: порождение — речь — восприятие, — каждое звено которого равно значимо и равно важно.

В центре этой триады стоит речь, что закономерно, ибо «речь — это вид межчеловеческой коммуникации» (О. Ро-зеншток-Хюсси). Речь есть деятельность (о чем писали Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев, А. А. Леонтьев и другие), которая осуществляется посредством общения. Деятельность же есть «специфически человеческая форма активного отношения к окружающему миру, содержание которой составляет его целесообразное изменение и преобразование» (по определению БСЭ). Таким образом, современный исследователь оказывается перед необходимостью изу-

чения «совмещенной» реальности, где вербальные феномены существуют в невербальном мире как его часть, а невербальный мир отражается в зеркале вербальности. Следовательно, когда мы анализируем коммуникацию, мы должны учитывать не только все аспекты механизма порождения, начиная с этапа мотивации, но и весь спектр факторов, «провоцирующих» порождение речи и обусловливающих ее восприятие и понимание. Иначе говоря, в центр внимания должен быть поставлен коммуникативный акт во всем многообразии своих проявлений.

Коммуникация (общение) есть процесс, разворачивающийся во времени и пространстве. «Всякий раз, когда мы говорим, мы утверждаем себя в качестве живых тем, что занимаем центр, из которого глаз смотрит назад, вперед, внутрь и наружу. Говорить — значит находиться в центре креста реальности:

Четыре стрелки указывают четыре направления, от которых не уйти никакому живому существу. Человек, беря слово, занимает свою позицию во времени и пространстве. «Здесь» он говорит в направлении из мира, что находится снаружи, в свое собственное сознание. А «теперь» он говорит в промежутке между началом времен и их концом» (О. Розеншток-Хюсси). Ср. с идеей Ю. М. Лотмана: «Во времени текст воспринимается как своего рода стоп-кадр, искусственно застопоренный момент между прошедшим и будущим. Отношение прошедшего и будущего не симметрично. Прошедшее дается в двух его проявлениях: внутренне — непосредственная память текста, воплощенная в

его внутренней структуре, ее неизбежной противоречивости, имманентной борьбе со своим внутренним синхронизмом, и внешне — как соотношение с внетекстовой памятью» (выделено мною. — В. К.).

Любой процесс в той или иной степени поддается сегментации. Коммуникация также позволяет проводить определенное разграничение внутри себя. Таким сегментом коммуникации, фрагментом общения может быть признан коммуникативный акт (КА).

Замечу, что в современной лингвистике термин «коммуникативный акт» понимается очень широко: от обмена текстами, произнесенными устно или написанными в принятой языковой системе, до ролевой ситуации, в которой роли регламентированы социальной и национально-культурной средой, регулирующей с помощью языковых и неязыковых стереотипов иерархию мотивов и, соответственно, личностных смыслов коммуникантов.

В данном случае «акт» понимается скорее в «театральном» смысле: как некое действо, происходящее в определенный момент в определенном месте, на пересечении осей пространства и времени, это некая «сцена» из жизни, в которой действуют персонажи. Вспомним слова О. Розен-штока-Хюсси: «...лингвистика скучна постольку, поскольку ее не занимают секреты использования имен и ответное реагирование. [...] Имена и ответы помещают сиюминутное усилие двух говорящих в один ряд со всеми подобными усилиями, которые производились когда-либо перед тем и будут производиться когда-либо после» (выделено мною. — В. К.).

И в связи с этим необходимо уточнение: коммуникативный акт и речевой акт — явления разные. Не буду останавливаться подробно на теории речевых актов (Дж. Остин (J. L. Austin), Дж. Серль (J. R. Searle), Дж. Барвайс (J. Bar-wise), Дж. Перри (J. Perry), H. Фоушн (N. Potion), E. В. Па-дучева, Н. Д. Арутюнова, Е. Э. Разлогова и др.). Надеюсь,

что данная теория Вам известна, и замечу лишь, что она рассматривает в первую очередь отдельные речевые действия (слово «акт» в названии данной теории является, на мой взгляд, калькой с английского языка, в котором «act» значит «действие»). Речевой акт понимается как коммуникативное действие, структурная единица языковой коммуникации, дискретно выделяемый такт, квант дискурса. Я же говорю о фрагменте коммуникации более крупном. Ядром такого фрагмента является текст, который может быть представлен монологом, диалогом или полилогом. И следовательно, теория речевых актов применима в данном случае в весьма ограниченном виде (только при рассмотрении отдельных речевых действий, входящих в анализируемый текст).

КА — единица реальная и в то же время условная. Парадоксальность такого положения дел обусловливается тем, что, с одной стороны, коммуникация, будучи процессом, обладает таким свойством, как членимость, но с другой — границы такой единицы подвижны, субъективны и в достаточной степени размыты. КА есть, говоря словами О. С. Ахмановой, «функционально цельный» фрагмент коммуникации. Каждый КА имеет два «плана», две составляющих: ситуацию и дискурс, — которые представляют собой две стороны одной медали.

Ситуация — фрагмент объективно существующей реальности, частью которой может быть и вербальный акт.

Дискурс — вербализованная речемыслительная деятельность, включающая в себя не только собственно лингвистические, но и экстралингвистические компоненты.

Можно выделить четыре компонента и, следовательно, четыре аспекта каждого коммуникативного акта (см. сх. 8):

(1)экстралингвистический аспект; конситуация— объективно существующая собственно экстралингвистическая ситуация общения; условия (в самом широком смысле) общения и его участники (т. е. кто, что, где, когда);

  1. семантический аспект; контекст — имплицитно или эксплицитно выраженные смыслы, реально существующие, являющиеся частью ситуации, отражающиеся в дискурсе и актуальные для данного коммуникативного акта;

  2. когнитивный аспект; пресуппозиция — зона пересечения индивидуальных когнитивных пространств коммуникантов, включая и представления коммуникантов о конситуации;

  3. (собственно)лингвистический аспект; речь — продукт непосредственного речепроизводства, то, что продуцируют коммуниканты.

Схема 8. Структура коммуникативного акта

Конситуация и речь эксплицитно присутствуют в любом КА, представляя собой, так сказать, «поверхностные компоненты» его структуры. Можно с большей или меньшей долей уверенности сказать, что именно они (конситу-ация и речь) будут играть определяющую роль при выявлении границ и специфики того или иного КА. Пресуппозиция и контекст, будучи имплицитно представлены в КА, являют собой его «глубинные компоненты» и образуют некий макрокогнитивный пласт. Этот своего рода «теневой кабинет» будет участвовать в определении границ и специфики КА опосредованно: через речь, в ней проявляясь и на нее влияя.

Остановимся на указанных компонентах чуть подробнее

Конситуация важна для нас постольку, поскольку знания и представления о ней (т е где, когда, с кем и почему я говорю) так или иначе влияют на процесс коммуникации Очевидно, что в процессе общения коммуниканты постоянно получают новую информацию о ситуации, дополняющую те знания, которые каждый коммуникант «получает» после первоначального «сканирования» конситуации, в которой протекает или должна протекать коммуникация Подобное «сканирование» является обязательным, так как прежде чем начать говорить или писать, автор должен «оценить» саму ситуацию, условия предстоящего общения Дальнейшие обращения в речи к имеющейся у каждого из коммуникантов информации базируются именно на этих сведениях, при этом такое обращение может осуществляться путем (а) непосредственной отсылки к конситуации или контексту (например, использование указательных или личных местоимений, апелляция к контексту-тени и т д) или (б) апелляции к пресуппозиции, зачастую через сравнение, сопоставление реальной ситуации с той, знания о которой входят в коллективное когнитивное пространство или когнитивную базу, например, обращение к знакомому, совершившему недостойный поступок «Ну что, полу-чич свои 30 сребреников^»

Экстралингвистические условия общения, в которых происходит тот или иной конкретный КА, как правило, не меняются быстро, поэтому конситуация — достаточно константный, стабильный компонент коммуникативного акта

Проблемы в общении возникают при различной оценке коммуникантами одних и тех же феноменов, те не на уровне конситуации как таковой, но на уровне представлений о ней и ее оценки, т е пресуппозиции (напр , различная оценка социальной роли коммуникантов)

О пресуппозиции мы уже говорили, а вот на термине контекст следует остановиться чуть подробнее Этот термин также относится к числу популярных и имеет энное количество трактовок Представим некоторые основные точки зрения на природу данного явления Итак, основное деление может быть представлено следующим образом внешний контекст дискурса — ситуация, тип деятельности, антропологические, этнографические, социологические, психологические, языковые и культурные переменные, внутренний контекст дискурса — ментальная сфера коммуникантов Г Парре (Н Parret) выделяет пять теоретических моделей контекста 1) речевой контекст, или котекст, 2) экзистенциальный контекст (подразумевает мир объектов, состояний, событий, т е то, к чему отсылает высказывание в акте референции), 3) ситуационный контекст, 4) акциональный контекст (конституируется речевыми актами), 5) психологический контекст (включает ряд психологических и когнитивных категорий)

В рамках предлагаемой концепции выделяются три типа контекста 1) микроконтекст (эксплицитно содержится в микротексте, ближайшем речевом окружении), 2) макроконтекст ' (эксплицитно содержится в макротексте, отдаленном, дистанцированном речевом окружении) и 3) контекст-тень (имплицитно содержится в ситуации) Понимание контекста коммуникантом входит в его индивидуальное когнитивное пространство Одинаковое понимание контекста коммуникантами является частью пресуппозиции С другой стороны, сама пресуппозиция является частью контекста, актуализируясь в нем

Проблемы в общении возникают, если один из коммуникантов не понимает смыслов, актуальных для данного

1 Заметим, что данный термин иногда используется для обозначения совершенно иного вида контекста например макроконтекст «для устноразговорной стилевой сферы — это сама жизненная ситуация» (Ю Ю Авалиани)

коммуникативного акта, т. е. когда для одного из коммуникантов контекст остается закрытым («Я догадываюсь, что Вы что-то имеете в виду, но я не понимаю, что именно») или неосознанным и, следовательно, «несуществующим» («Я вообще не понимаю, о чем Вы говорите и что Вы имеете в виду»).

Что касается четвертого компонента коммуникативного акта — речи, то следует не только изучать совокупность языковых средств, т. е. собственно речь как компонент ситуации, но учитывать пресуппозицию и контекст, обусловливающие отбор данных средств, и анализировать все аспекты КА, включая прагматический (прагматика является не компонентом, но именно аспектом2 КА и поэтому не включается в его структуру, изображенную на сх. 8). Итак, в центр внимания поставлен дискурс как структурная составляющая КА.

Термин «дискурс» сколь популярен, столь и малоопределен. Сам термин ввел в обиход Ю. Хабермас для обозначения вида речевой коммуникации, предполагающий рациональное критическое рассмотрение ценностей, норм и правил социальной жизни. В научной литературе дискурс рассматривается как совокупность текстов с учетом их экстралингвистических параметров (в лингвистике); как общение, характеризуемое как реализация определенных дискурсивных практик (по Фуко) (в социологии, социальной семиотике и политологии); как