3.5. Социально-ритуальная коммуникация.

Социально-ритуальный тип дискурса тесно связан с конвенциональным характером коммуникативных актов. Под конвенцией понимаются принятые в данном обществе (регламентируемые данным обществом) формы взаимодействия – в том числе и речевого. Ритуалом именуется последовательность символически значимых действий, закрепленная традицией. Важнейшими признаками социально-ритуального дискурса являются: содержательная рекурсивность, или повторяемость, жесткая формальная фиксация, символическая нагруженность [см.: Карасик 2002]. В основу типологии актов ритуальной коммуникации может быть положен социально-событийный критерий речевого взаимодействия, где в качестве эксплицитного показателя конкретного типа выступает суггестивная направленность вербальных действий на реализацию целевой программы воздействия [Романова 1999: 34]. В соответствии с этим критерием коммуникативные ритуальные акты подразделяются на культовые и социально-институциональные. Следует отметить, что первоначально внимание исследователей речевых действий было направлено на речевые действия, осуществляющиеся в практике юриспруденции; именно здесь речевое поведение наиболее заметно, подвержено влиянию конвенций. Так, Дж. Остин писал: «Имеет смысл напомнить, что многие «акты», входящие в компетенцию юристов, представляют собой или включают в себя, по крайней мере, выполнение каких-нибудь конвенциональных процедур. И, конечно, вы сумеете оценить тот факт, что ученые – юристы в своих трудах постоянно обнаруживают осведомленность о разнообразии неудачных высказываний» [Остин 1986: 36]. Тем не менее, вопрос конвенций принадлежит к разряду вопросов, окончательно не решенных в науке. Все ли коммуникативные акты, в которые мы реально вступаем, имеют конвенциональную природу (т.е. могут быть расписаны как определенный «регламент») или только часть их, в одинаковой ли степени конвенциональны разные типы коммуникативных актов (например, вынесение приговора, с одной стороны, и просьба, с другой) – эти и другие вопросы постоянно дискутируются в соответствующей среде.

Большинство коммуникативных актов в той или иной степени регламентированы и для говорящих, вероятно, удобнее, когда регламент есть, чем когда регламента нет (ср. речевую модель «Как мне вести себя в этой ситуации?»). Конвенции, регулирующие те или иные акты общения, есть сформулированные опять же Дж. Остиным условия, необходимые для успешного взаимодействия в рамках регламентированных речевых ситуаций [см.: Клюев 1998: 17]. «Огромное количество речевых актов стереотипны и повторяют то, что уже миллионы раз повторялось членами того же языкового коллектива лишь с незначительными модификациями. Это значит, что многие ситуации вызывают у нас тождественные реакции и что языковые формы этих реакций – целые предложения – носят отработанный характер. Их произнесение происходит едва ли не автоматически. В памяти они хранятся, наверно, так же, как отдельное слово, фразеологизмы, т.е. целостные и несобираемые единицы. В обыденной речи в виде готовых образцов воспроизводятся, а не конструируются, не только устоявшиеся единицы номинации, не только штампы отдельных отрезков высказывания, но и целые высказывания. Такие устойчивые стереотипы значительно облегчают общение» [Кубрякова 1986: 101]. Приведем в качестве примера языковые ситуации, в которых коммуникация протекает по установившемуся стандарту: (142) Zugauskunft Deutsche Bundesbahn

A: auskunftsgebender Beamter; K: Kunde.

1. (Telefonsignal)

1. A: Auskunft Hauptbahnhof X.

2. K: Guten Tag! Können Sie mir sagen, wann morgen abend der letzte Zug nach Y von X abfährt.

3. A: Moment... achtzehn Uhr neunzehn.

4. K: achtzehn Uhr neunzehn.

5. A: Der ist zwanzig fünfzehn in Z.

6. K: Gut. Vielen Dank! Auf Wiederhören!

7. A: Bitte. Wiederhören.

Справочное бюро немецкого железнодорожного вокзала

А: Служащий, выдающий справку; К: клиент.

1 (Телефонный звонок)

2 А: Справочное бюро главного вокзала Х.

3 К: Добрый день! Не могли бы Вы мне сказать, когда завтра вечером отъезжает последний поезд в Y из Х.

4 А: Минуточку…В восемнадцать часов, девятнадцать минут.

5 К: В восемнадцать часов, девятнадцать минут.

6 А: В двадцать часов, пятнадцать минут он в Z.

7 К: Хорошо. Большое спасибо! До свидания!

8 А: Пожалуйста. До свидания.

Коммуниканты пользуются в данном случае формальными конверсационными речевыми моделями, или контактивами. Подобные конверсационные формулировки являются результатом повторов. Если мы определенные действия выполняем несколько раз, например, печатание на пишущей машинке или включение при вождении автомобиля, то со временем наступает эффект привыкания: нет необходимости следить внимательно за отдельными ступенями действий, действие осуществляется почти автоматически. Мы всегда можем прибегнуть к привычным, испытанным действиям – языкового или неязыкового типа. Таким образом, конверсационные формулы значительно облегчают нам жизнь. При этом следует заметить, что подобные речевые клише создаются не одним человеком, они возникают в ходе человеческой практики, претерпевая со временем различные изменения. Как пишет В.Г. Гак, «человек не может самостоятельно и оригинально перерабатывать все встречающиеся в жизни ситуации… Постепенно у всех членов данного языкового коллектива создаются стереотипные установки, которые определяют единообразный способ членить объективную реальность и те черты, которые воспринимающий в первую очередь замечает в предметах и ситуациях и кладет в основу наименования» [Гак 1973: 37].

«Порождение речи – это акты подведения исходных и далее развивающихся и обогащающихся значений под отработанные веками в данной языковой системе языковые единицы из двух универсальных сфер: синтаксиса и словаря» [Кубрякова 1986: 106]. Языковые «клише сплошь да рядом характеризуют речевые акты, притом к ним относятся не только обороты ритуального толка (Как дела? Что нового? Как поживаете? и т.п.) и не только «цитатные» материалы. Стереотипные способы членения ситуации и ее описания проникают в обыденную речь гораздо больше, чем мы замечаем. Экономя время, собственные усилия и даже проявляя леность мысли, мы используем не только в зачинах речи, но, так сказать, и внутри беседы или разговора по телефону знакомые всем штампы и стереотипы. Механизмы аналогии мощно пронизывают всю нашу речевую деятельность, оставляя в ней место для творческого начала лишь в тех проблемных ситуациях, где мы действительно вынуждены установить новые отношения и не довольствоваться принятым членением ситуации и повторенного неоднократно в предыдущих актах коммуникации» [Кубрякова 1986: 131]. Проанализируем пример 142. Актанту А, для которого выдача устной справки о расписании движения поездов относится к ежедневным профессиональным обязанностям, не нужно всякий раз заново обдумывать, как он преподнесет затребованную информацию, как он ее сообщит и какие формулировки он при этом выберет. Для этого разговора у него существует в голове схема действий, которую он не обязательно должен осозновать. Он может предположить, что также звонящий коммуникант знает эту схему действий. Все участники исходят из того, что в данной ситуации следует действовать по данной схеме, это для них ожидаемая нормальная форма. Поэтому разговор о расписании поездов протекает шаблонно, иначе говоря, заученно. Порядок отдельных речевых вкладов, структура последовательности отдельных речевых шагов заранее заданы центральной схемой действий «запросить/получить справку». Это обусловливает также план языкового выражения. С синтаксической точки зрения предложения в данном диалоге простые.

Вместе с тем, в обыденной речи существует и противоположная тенденция: стремление к оригинальным, нетривиальным способам выражения. «Преодолевая устоявшиеся нормы и традиции, человек отходит от аналогии, создает новые формы и неожиданные сочетания. Реальная речевая деятельность показывает: а) невозможность определить конечную длину отдельного высказывания в дискурсе (ведь к любому из них может быть добавлено еще нечто); б) невозможность задать конечным списком все типы высказываний (как сентенциональные, так и несентенциональные), и не случайно все построения генеративистов разрушались постепенно по мере привлечения к этим исследованиям все больше эмпирических данных. Реальная речевая деятельность представляет собой некий континуум, на одном полюсе которого стереотипная, клишированная и почти автоматически совершаемая речь, для описания которой, возможно, и достаточно небольшого аппарата с небольшим типом конструкций и единиц. Зато на другом полюсе этой деятельности – новаторство, творчество, выходы за установленные барьеры, создание неологизмов и т.д. Адекватная теория речевой деятельности должна поставить вопросы о том, в чем истоки творчества и к каким этапам речевой деятельности они могут относиться, т.е. каково их место в структуре речевой деятельности» [Кубрякова 1986: 112-113]. «Творческое начало (в самой речи) заключено, следовательно, уже у ее истоков в том, что как только сознание пробуждено и направлено на речь, говорящий сталкивается с необходимостью выбора речевых средств; он постоянно на развилке и должен выбрать от нее свою форму, причем число этих развилок может быть большим или меньшим. В принятии оптимального решения человек и может проявить способность к лингво-креативному мышлению» [Серебренников 1983: 112].

Тем не менее, нельзя не согласиться с тем, что шаблонное протекание беседы имеет преимущества как для говорящего, так и для слушающего. Привычное языковое оформление информации требует меньше затрат на ее декодирование. Слушающий знает, на какой части беседы ему надо сосредоточить свое внимание. Важно заметить, что ритуализация имеет место не только в формальных беседах. Возьмем, например, диалоги о пути, диалоги в магазине и т.п. Существует также множество ситуаций, в которых, например, есть необходимость сигнализировать о сообщении своего мнения: «Ich finde, dass...», «meiner Meinung nach», «ich sehe das so:…», «ich stehe auf dem Standpunkt...»; «Я считаю, что», «по моему мнению», «я вижу это так: …», «я придерживаюсь той точки зрения, что…»; проверить понимание: «Ist das so was klar?», «wie bitte?»; «Это ясно?», «Что Вы сказали?»; перебить собеседника: «Wenn ich hier mal kurz unterbrechen darf», «Moment...», «ja, aber...»; «Могу ли я Вас на минуточку перебить?», «минуточку…», «да, но…». Повсюду, там, где мы имеем дело с повторяющимися языковыми ситуациями или решаем стандартные задачи, говорящие могут прибегнуть к устоявшимся языковым выражениям. Без этих «языковых заготовок» понимание было бы значительно затруднено; они заботятся о беглости говорения, разгрузке в речи, уверенности в поведении. В данном случае мы имеем дело с метакоммуникативными высказываниями, чему будет посвящен следущий раздел.

В заключение отметим лишь, что знание элементарных норм поведения, этикета, в особенности речевого этикета, и адекватное их применение в разных сферах жизни (в официальной или неофициальной обстановке) значительно облегчит и ускорит формирование коммуникативных навыков. В большей степени это относится к лицам, изучающим иностранные языки. Студентам зачастую трудно выбрать тактику поведения или подобрать адекватную форму на иностранном языке в ситуациях, обусловленных знанием речевого этикета. Их знание поможет обучающимся правильно структурировать ход беседы и без больших проблем высказывать свою реакцию на чужом языке. Это является целью большинства тренировочных упражнений на уроках иностранного языка.