6. Вспомогательные средства du–дейксиса и istic– дейксиса

Таким образом, в речевом общении определенную роль (логически до формирования указательных слов) играют пальцевый жест и два названных выше признака голоса. Без них было бы невозможно возникновение таких указательных местоимений, как der, hier, а также ich (которое есть основание с ними объединять). Но и появившись и начав употребляться, они были бы лишены смысла без уже перечисленных ситуативно обусловленных вспомогательных средств. Перед исследователем, стремящимся к системности и полноте описания, неизбежно возникают два вопроса при анализе данного тезиса. Первый касается природы istic–дейксиса, а второй — обзора всех остальных естественных указаний, также потенциально содержащихся в конкретной речевой ситуации и более или менее непосредственно используемых собеседниками в знаковом общении. Однако отложим второй, наиболее обширный, вопрос и вернемся к первому.

Что касается психологических основ iste–дейксиса, то речь идет о том, чтобы найти общий ответ на вопрос о наличии естественных средств указания, касающихся местоположения и личности слушающего. Выражение «указание» употребляется здесь как в прямом, так и в переносном смысле. Существуют ли в естественной речевой ситуации элементы, прямо или косвенно соответствующие жестам, функционирующие как адреса и обращенные к слушающему до произнесения изофункциональных оформленных слов? Необходимо найти решение этого логичного дополнительного вопроса, ведь пальцевый жест и два признака голоса нечто определяли до произнесения оформленного слова, выступали в качестве ориентиров, которыми необходимо руководствоваться, чтобы разобраться в конкретной речевой ситуации. Существуют ли аналогичные указания, которыми следует руководствоваться, чтобы определить местоположение слушающего или обозначить что–либо, относящееся к его личной сфере? Ведь и личное местоимение «ты» также относится к разряду указательных слов.

В целом можно утверждать, что конкретная речевая ситуация наделена многими косвенными признаками класса, который мы здесь обсуждаем, однако вряд ли существует единственный прямой показатель, столь же специфический и универсальный, как пальцевый жест или вышеназванные свойства голоса. В результате анализа всех средств, попеременно и нерегулярно характеризующих местоположение и личность слушающего, обнаруживается масса обстоятельств, способных порадовать сердце детектива, но среди них отсутствует какой–либо постоянный, встречающийся во всех случаях элемент. Попытаемся подвести итоги исследования.

а) Der–дейктическому пальцевому жесту наиболее близки действия говорящего, стремящегося сделать видимым свое местоположение и понятным содержание своего обращения. В выполнении этой цели участвуют туловище, голова и глаза. Из совокупности этих средств актер, если потребуется, способен выделить наиболее важные для заданной цели динамические жесты, целенаправленные «обороты». В той или иной форме аналогичное явление обнаруживается в повседневной жизни. Например, длительная фиксация взгляда говорящего на каком–либо объекте, находящемся в поле его зрения, воспринимается как обычный, широко распространенный способ указания на цель, используемый не только der–дейктически, но и адресатно (то есть istic–дейктически). Разумеется, в этом случае цель будет достигнута, только если она будет постигнута: чтобы почувствовать себя тем, в кого метит или на кого намекает целящийся, объект цели должен заметить его намерение. Оптический контакт и фиксация внимания являются предпосылками любого жестового общения. Почему бы не присоединить сюда пальцевый жест? Он тоже при определенных обстоятельствах используется iste–дейктически, однако при переходе от der ist es gewesen 'это был вот тот' к du bist es gewesen 'это был ты' меняется только речевой текст, а не пальцевый жест. Будем считать установленным, что у нас отсутствует пальцевый жест, специально предназначенный для iste–дейксиса. Добавим, что следует признать неудовлетворительным объяснение этого явления, приводимое Бругманом.

Цитирую: «Der–дейксис уводит от говорящего в его наглядный образ независимо от близости или удаленности указываемого объекта. Der–дейксис естественным образом настигает также и собеседника, поскольку говорящий повернут лицом к тому, к кому он обращает свою речь. Таким образом, данное употребление дейктических демонстративов объясняется просто» (Вrugmann. Ор. cit., S. 14). Это высказывание должно объяснить исторические факты — отсутствие местоимения, которое начиная с праиндоевропейского времени служило бы «исключительно или преимущественно iste–дейксису, то есть указанию на личность собеседника и его окружение», при том, что во многих индоевропейских языках der–дейктические местоимения сохраняют более тесную и в конечном счете вполне твердую и неотъемлемую связь с собеседником. (Таково положение дел в индоарийском, армянском, греческом, латинском и южнославянском, например болгарском.)

Этот исторический факт представляет несомненный интерес, однако несостоятелен феноменологический анализ, «объясняющий» это явление, так как даже простое геометрическое исследование свидетельствует о том, что der–дейктический пальцевый жест «естественным образом настигает собеседника» лишь в единственном отмеченном случае, когда указываемый объект и собеседник находятся на одной и той же прямой по отношению к говорящему. В остальных случаях этот жест вовсе не относится к собеседнику.

Когда речь идет о жесте, нельзя не упомянуть часто встречающуюся конкуренцию между обращением отправителя к получателю и обращением к указываемому объекту. Отправитель сообщения решает сразу две задачи, указывая и то и другое. Он решает эти задачи либо поочередно, находя пальцем или глазами сначала адресата и потом направляя его взгляд на предмет, либо одновременно, как бы разрываясь на части, например когда его глаза обращены к собеседнику, а указательный палец направлен на предмет (эта поза хорошо известна любому художнику).

б) Но довольно об оптическом аспекте. Существуют также различные способы целенаправленного использования голоса. По–моему, этот факт неоспорим, даже если он еще не имеет достаточного психологического обоснования. У меня есть слепой коллега д–р Фридрих Мансфельд. Простые опыты подтвердили, что в дружеском кругу, когда перескакивают с одной темы на другую и то и дело в разговор включаются новые собеседники, он каждый раз угадывает, когда обращаются именно к нему. Он все понимает исключительно по голосу, поскольку его не называют по имени и не адресуют языкового сообщения персонально ему. Дело в том, что он лучше, чем мы, зрячие, реагирует на легко опознаваемый различительный знак. Когда голова (глаза) и рот собеседника повернуты к слепому, это — оптимальное положение для благоприятного восприятия им громкости звуковых волн говорящего. Он научился замечать их и адекватно реагировать на них. Я не располагаю данными о том, насколько это наблюдение справедливо по отношению ко всем слепым. Еще меньше мне известно о том, способны ли зрячие регулярно реагировать на то или иное акустическое явление в жизненной практике без специальной тренировки.

При детальном анализе обнаруживается некоторое сходство определения направления и дальности удара в артиллерии с действиями говорящего, стремящегося «поразить» конкретного адресата своим голосом и

заставить его прислушаться. Способность отправителя добиться правильного восприятия сообщения получателем побудила меня выдвинуть важнейшую гипотезу. Необходимо считаться с примечательной закономерностью фонорецепции, которую по аналогии с хорошо известными оптическими постоянными факторами можно сформулировать как «приблизительное постоянство громкости тонов и шумов при изменении расстояний». Подобно тому как мы видим размеры предметов без искажения перспективой, мы, по всей вероятности, слышим звуки без искажения их громкости на расстоянии. Возможно, этот закон имеет решающее значение для восприятия громкости звуков человеческого языка в речевом общении¹.

Степень громкости звуков варьирует в зависимости от обстоятельств. Каждый из нас говорит громче собеседнику, сидящему за столом напротив, нежели соседу по столу, еще громче, если мы хотим, чтобы нас услышали все присутствующие за длинным столом, и громче всего на улице, когда звуки нашей речи должны быть восприняты адресатом, преодолев границы нормальной слышимости. При определенных обстоятельствах, и особенно в местах скопления большого количества народа, говорящий, неспособный соизмерять с ситуацией данный регистр интенсивности звуков, становится в тягость то собеседнику, то лицам, не принимающим участия в разговоре. Обременителен человек, слишком громко говорящий за соседним столом в гостинице или в дальнем купе того же вагона, обременителен и тот, кто говорит слишком тихо издали. Все эти факты психологически объясняют интереснейшие результаты упоминавшегося ранее исследования Морманна, до некоторой степени проливающего свет на сущность странного явления, хотя бы раз замеченного каждым из нас, когда определенно чувствуешь, что к тебе обращаются, и не можешь понять, почему же, собственно, это происходит. Но, пожалуй, хватит об этом.

В заключение повторю тезис, выдвинутый в начале этой главы: существуют различные естественные вспомогательные средства, привлекающие внимание собеседника жестом или голосом и заставляющие его прислушаться. Воспринимаемые зрением повороты к адресату преобладают среди зрячих там, где позволяют обстоятельства. Что касается потенциала акустических явлений, то об их функциях и сфере применения мы еще не имеем ясного представления. В крайнем случае можно прибегнуть к общеупотребительным неоформленным способам обращения (pst! he! halloh!) и оформленным назывным словам, среди которых не последнее место занимают имена собственные. Таким образом, не наблюдается недостатка в удобных для пользования чувственно воспринимаемых ориентирах, необходимых для конституирования языкового вида указания, называемого istic–дейксисом. Однако мне кажется не исторически случайным, а психологически закономерным, что istic–дейксис или вообще не встречается (по крайней мере в индоевропейских языках), или в известных случаях — представляет собой, по–видимому, относительно позднее и никак резко не ограниченное явление. Естественные вспомогательные средства либо достаточно сложны, как акустические, либо слишком близки средствам der–дейксиса. как оптические. Особенно важно то, что слово du 'ты' использует те же средства и не оставляет istic–дейксису подлинных возможностей развития.