1. Психологические основы. Исторические данные. Внеязыковые параллели. Две метафоры из детской речи

Психологи–эксперты Штэлина¹ сочли за метафорические и такие простые языковые композиции, как der greise Wald 'старый лес'. Испытуемые свидетельствовали, что определение к существительному напоминало им об определенных свойствах, например о коре старых деревьев или о беспорядочно свисающих, как космы, ветвях, и что они осознавали своеобразное переплетение и взаимопроникновение двух семантических сфер (человек — дерево). Если параллельно образовать еще ein verwitterter Greis 'ветхий старик', то в сознании всплывут сходные черты внешности старого человека, подчеркиваемые в восприятии. Однако на этот раз свойства (возможно, видимые внутренним взором) мысленно приписываются человеку так, как будто бы они заимствованы из сферы «каменная кладка, скалы». Тонкий анализ восприятия в работе Штэлина может служить доказательством того, что изобретенный греками термин «метафора», обозначавший первоначально обстоятельные поэтические и риторические сравнения, является удачным и вполне пригодным для анализа восприятия. В восприятии (даже в случае простых примеров, намеренно выбранных нами) ощущается двойственность сфер и нечто вроде проникновения одной из них в другую, исчезающего лишь при большой употребительности подобных образований.

Мы не занимаемся здесь ни стилистикой, ни психологией переживания, а как теоретики языка размышляем над тем, чем же объясняется широкое распространение метафорических оборотов и метафорической техники в репрезентирующем языке. Не является ли подобное смешение сфер весьма своеобразным методом приготовления коктейлей (Cocktailverfahren) и ради чего все это? Историка языка на размышления о феномене метафоры наведут, например, факты изменения значений, и он констатирует, что многое первоначально метафорическое в процессе истории языка постепенно перестало восприниматься как таковое. Жан Поль, поэт–романтик, сформулировал это обстоятельство в известном (метафорическом) высказывании о бесчисленных поблекших метафорах языка. А. Г. Пауль, лингвист–прозаик, весьма содержательно высказывается о феномене метафоры в истории языка следующим образом:

«Метафора — одно из важнейших средств обозначения комплексов представлений, не имеющих еще адекватных наименований. Использование этого средства не ограничивается, однако, случаями, продиктованными внешней необходимостью. Внутреннее побуждение нередко заставляет отдать предпочтение метафорическому выражению даже тогда, когда к услугам говорящих уже имеется готовое название. Метафора — это нечто такое, что с неизбежностью вытекает из природы человека и проявляется не только в языке поэзии, но также — и даже прежде всего — в обиходной речи народа, охотно прибегающей к образным выражениям и красочным эпитетам. Многие метафоры этого рода также становятся узуальными, хотя и не так легко, как при отсутствии другого обозначения.

Легко понять, что для создания метафор, поскольку они естественны и народны, используются, как правило, самые живые и яркие представления. То, что менее понятно и далеко от интересов индивида, становится доступнее и нагляднее с помощью более понятного и близкого. В выборе метафорического выражения проявляются, таким образом, различия индивидуальных интересов, а из совокупности метафор, ставших в языке узуальными, можно видеть, какие интересы преобладали в народе.

Дать исчерпывающий обзор всех возможных разновидностей метафоры — задача вряд ли выполнимая. Ограничусь кратким рассмотрением некоторых, наиболее обычных типов» (Paul. Ор. cit., S. 94f.; русск, перев., с. 114. и сл.). И еще раз кратко: согласно Паулю, метафора — это спасительное средство при нехватке выразительных средств (Ausdrucksnot), средство ярко наглядной характеристики (drastische Charakterisierung). И поскольку действует правило, что неизвестное может быть определено только через известное, а более далекое от интересов — через более близкое, то это правило дает историку указанные косвенные свидетельства. Это три заслуживающих внимание тезиса, к которым любой историк может привести достаточное количество подходящих примеров из своей специальной области. Сам Пауль приводит немецкие примеры (ор. cit., S. 95f.; русск. перев., с. 115 и ел). Напротив, бледным и неопределенным мне представляется добавление, что метафора «с неизбежностью вытекает из природы человека». Нас, однако, больше удовлетворило бы, если бы такое вытекание более строгим и понятным образом можно было бы одновременно соотнести с «нехваткой выразительных средств» и стремлением к экспрессивности если бы в качестве фона можно было установить связь с фундаментальными фактами символизирования средствами звукового языка. Далее следует вопрос: в чем по сравнению с конструкциями, соединяемыми союзом und, и обычным сложным словом состоит специфическая функция композиции, основанной на смешении сфер (sphдrenmischendes Komponieren)?

За пределами языка в самых различных изобразительных техниках прослеживаются как более отдаленные, так и более близкие параллели с метафорическими методами смешения в языке. Так, Гальтон сфотографировал несколько человек на одно и то же место фотопластинки, пытаясь с помощью техники фотографирования уловить нечто, что до этого было известно только как продукт психофизической «переработки» и из изобразительного искусства, а именно типовой образ. В еще большей степени к тому, что мы хотим разъяснить, приближается эффект двойного зрительного восприятия, при котором один и тот же предмет отображается на двух сетчатках но при нормальных условиях видится как единое целое, целостнее и пластичнее, чем каждым глазом в отдельности, поскольку незначительные различия в образах (их поперечная диспарация) используются ради эффекта более точного и четкого глубинного (стереоскопического] зрения¹. Но для сравнения, к которому мы стремимся, значительно важнее указание на то, что при бинокулярном совмещении все действительно различное, что не поддается объединению, выпадает. У Гальтона изображение имеет размытые контуры, а бинокулярная картинка — нет; то же самое следует сказать и о метафорически охарактеризованном.

Я хочу еще раз подчеркнуть только что сказанное и для разнообразия призвать на помощь изобретенные детьми метафоры: Die Suppe hat den Schnupfen 'У супа насморк', Der Schmetterling strickt Strьmpfe 'Бабочка вяжет чулки'. В первом случае на поверхности супа в тарелке возник пузырь, а во втором случае бабочка попеременно скрещивала свои длинные усики то слева направо, то справа налево точно так же, как это делают бабушки своими длинными вязальными спицами. Эти случаи показывают нам, что композиция, основанная на смешении сфер, является с психофизической точки зрения простейшей техникой абстрагирования, которая в этих случаях содержит весьма мало психофизического во всех случаях, когда воспринимаемый феномен, производящий сильное впечатление, вызывает нехватку выразительных средств или когда требуется его ярко наглядная характеристика. В таком случае человек, творчески пользующийся языком, совершает не больше (но, конечно, и не меньше) того, что он видит своеобразие наблюдаемого и использует фундаментальный закон так называемой ассоциации по сходству. Так, в жизни детей возникают бесчисленные необычные именования которые никто не записывает; разве что случайно родители обратят внимание на что–либо необычное для их ушей.