2. Перечень контекстуальных факторов (по Паулю). Новое разбиение на три класса, его полнота

Известен составленный Паулем перечень контекстуальных факторов, в котором классы слов вообще не упоминаются, в то время как в данном Миклошичем классически простом определении понятия синтаксиса они уже присутствуют эксплицитно: «Синтаксис — это учение о значении классов слов и форм слов». Очерчивающее сферу синтаксиса положение о материальных опорах Пауль не называет, но оно в негативной форме содержится во второй части приводимой нами ниже цитаты. Между тем. как мы неоднократно будем убеждаться, очень важно формулировать это положение позитивно и точно; мы говорим: er hat Schnupfen 'у него насморк' –er hat ein Haus 'у него есть дом' — er hat Unglьck 'он имеет несчастье' — и при этом трижды варьируем характер репрезентативного положения

вещей. У друга, о котором мы говорим, насморк имеется не так, как у него имеется дом, и опять–таки не так, как он имеет жену или несчастье. Но во всех случаях спецификация осуществляется с помощью материальных опор. В словах Backstein 'кирпич' — Backofen 'духовка' — Backholz 'дрова' трижды варьируется отношение между соединенными компонентами; спецификация осуществляется на основе знания действительности (= материальных опор), Дело не в том, чтобы лишь признать, что такое направляемое материалом домысливание переключает средства языковой репрезентации из одной области в другую. Это так, но с самого начала должно быть оставлено место — наряду со многим другим — и для воздействия таких якобы «чуждых языку» факторов. Содержание нашего тезиса о наличии в каждом контексте материальных опор отнюдь не направлено против самого языка и не оттесняет его на второй план, оно ориентировано на то, чтобы сохранить определенную дистанцию и оставить простор для такого рода спецификаций. Вторая часть списка у Миклошича недостаточно полна; вероятно, отчасти потому, что он видел перед собой славянские языки, а не, скажем, современный французский или современный английский язык. Ведь это не формы слов придают разное «значение» двум следующим английским предложениям: Gentlemen prefer blonds 'Джентльмены предпочитают блондинок' и Blonds prefer gentlemen 'Блондинки предпочитают джентльменов'. В этом отношении перечень Пауля несравнимо дальновиднее; этот перечень, если предварительно прояснить вопрос о материальных опорах и классах слов, очевидно, полностью исчерпывающий. Ведь количество синтаксических средств в системах такого типа, как язык, нельзя произвольно увеличивать; они исчислимы соответственно классам; они представляют собой замкнутую систему, размеры которой могут быть указаны. Пауль перечисляет семь групп; мы сведем их к трем естественным классам, не прибавляя ничего существенно нового, но и не упуская ничего из названного Паулем. §86 его книги «Принципы истории языка» звучит очень просто и непритязательно:

«Для выражения связи представлений в языке существуют следующие средства: 1) простое соположение слов, соответствующих определенным представлениям; 2) порядок слов; 3) различия в силе произношения отдельных слов, сильное или более слабое ударение (ср. нем. Karl kommt nicht 'Карл не придет' — Karl kommt nicht 'Карл не придет'; 4) модуляция высоты тона (ср. Карл придет — утвердительное предложение и Карл придет? — вопросительное); 5) темп речи, обычно тесно связанный с силой произношения и с высотой тона; 6) служебные слова, то есть предлоги, союзы, вспомогательные глаголы; 7) флективное изменение слов, где можно выделить два случая: а) когда сами формы флексии обозначают характер связи — между словами (лат. patri librum dat 'он дает отцу книгу'); когда соотнесенность форм (согласование) указывает на принадлежность слов друг к другу (лат. anima candida 'честная душа') , Само собой разумеется, что из названных средств выражения связи представлений два последних могли сложиться лишь постепенно, в ходе длительного исторического развития, тогда как первые пять уже с самого начала находились в распоряжении говорящего. Однако 2–й, 3–й, 4–й и 5–й способы тоже не всегда непосредственно зависят от естественного протекания представлений и ощущений и определяются не только им; они могут совершенствоваться и сами по себе, в силу преемственности.

В зависимости от количества одновременно примененных средств и от их четкости характер связи, которую следует установить между представлениями, может быть обозначен с большей или меньшей степенью точности. Со способом установления связи между представлениями дело обстоит точно так же, как и с отдельным представлением: и в том, и в другом случаях языковое выражение вовсе не обязательно должно быть адекватным тому психическому состоянию, в котором находится говорящий и которое он хочет вызвать в психике слушающего. Это языковое выражение может быть гораздо менее четким и определенным» (русск. пере в., с. 145–146). Мы считаем, что первое из названных Паулем средств, фактор соположения, объяснен и четко вычленен уже тем, что было сказано непосредственно за описанием эксперимента Ш.Бюлер. В связи с синтаксической функцией порядка следования языковых элементов в разных языках на примере композитов рассмотрим вслед за смелой теорией В.Шмидта некоторые относящиеся сюда вопросы. Остаются еще музыкальные и фонематические модуляции. В подтверждение того факта, что обе группы Пауля тесно связаны друг с другом, достаточно лишь сослаться на историю языка; вместе с тем 'усилие, высота тона, темп, паузы' создают такие образования, которые хотя и иначе, но сопоставимым образом встречаются и в музыке. Поэтому мы и называем их музыкальными модуляциями. Их принадлежность к числу контекстуальных факторов можно считать доказанной, если хотя бы всего в нескольких языках, как, например, в немецком, фразовое ударение или фразовая мелодика предопределяет, как надо воспринимать ту или иную структуру — как констатацию, вопрос, приказ и т.д. В детском языке в процессе его развития музыкальные модуляции появляются необычайно рано; вполне возможно, что они столь же рано и повсеместно распространены в «сообществах и семьях языков мира», только я этого не знаю.

В. Шмидт рассматривает пре– и постпозицию на одном очень характерном примере — а именно в атрибутивном словосочетании — и с учетом всех известных человеческих языков формулирует правило, что существует последовательная корреляция, с одной стороны, между препозицией определяющего элемента, как, например, в Hausschlьssel 'ключ от дома', и суффиксальными образованиями, и, с другой — между постпозицией и префиксальными образованиями. Это очень интересная (и по своему существу возможная) корреляция, которая заслуживала бы большого внимания и в том случае, если бы она не была всеобъемлющей и не присутствовала во всех языках.

Пока оставим в покое корреляцию между различными связующими средствами и докажем тезис, что, кроме перечисленных средств нет и не может быть никаких иных. При словах «фонематические модуляции» думают не только о самостоятельных формальных средствах (предлогах, послелогах и т.п.) и о таких формальных средствах, какими часто бывают суффиксы и префиксы, но также, конечно, и о добавленных или опущенных фонемах как таковых, которые не увеличивают и не уменьшают количество слогов; думают и о таких явлениях, как умлаут и аблаут в немецком языке, или о значительно более последовательном сингармонизме гласных в семитских языках. В этом случае ничто не опускается и ничто не прибавляется, однако фонематическая модуляция осуществляется; куда–то необходимо поместить и так называемые инфиксы. Таким образом, мы подошли к концу, упомянув очень важную мысль, высказываемую теми, кто не ожидает найти ничего удивительно нового во вновь обнаруженных языках.

Если бы слово было предоставлено только фонетисту, то нельзя было бы ни узнать, ни заранее предвидеть, сколько и какие именно модуляции конкретного звукового потока необходимо было бы оценить говорящему человеку с целью манифестировать синтаксические функции. Но ситуация сразу же изменится, если вслед за фонетистом слово возьмет фонолог, поскольку, утверждая, что каждый язык использует для различения определенных отрезков звукового потока лишь строго охарактеризованную систему звуковых примет (Lautmale), он сразу же исключит большую часть мыслимых и практически осуществимых и даже встречающихся модуляций. Это не означает, что они будто бы иррелевантны там, где они выступают, это означает лишь то, что они иррелевантны для репрезентативной функции языка. Вибрации голоса говорящего, например, и модуляции тембра крайне важны в патогномическом отношении; но они, насколько мне известно, не имеют грамматической релевантности ни в одном человеческом языке.

В самом деле, придуманный нами фонолог должен быть очень осмотрительным, наблюдательным, готовым воспринимать намеки справа и слева. Я представляю себе, что справа от него стоит грамматист, а слева — психолог, поскольку так оно и должно быть. Ведь не фонология, а грамматика, точнее, учение о слове, характеризует определенные отрезки речи как слова или как части слов. И это входит в число предпосылок нашего перечня. А современный психолог настоятельно укажет на то, что к звуковой характеристике этих образований, помимо звуковых признаков — фонем, — относятся также определенные гештальтные свойства. Аналогично тому, как в предложении существуют крупноформатные явления, подобные так называемой фразовой мелодике, фразовому ритму и темпоральным гештальтам, и в слове представлены такие же, но только малоформатные гештальты. Существует словесный акцент и словесная мелодика; о них, естественно, не следует забывать, и они не забыты в нашем перечне. Они относятся к музыкальным модуляциям, которые могут быть релевантны либо непосредственно синтаксически (например, как так называемая фразовая мелодика), либо окольным путем через ту модуляцию, которая осуществляется в звучании отдельного слова; ьbersetzen 'переводить (с одного языка на другой)' и ьbersetzen 'перевозить' в немецком языке — разные слова, хотя, разумеется, в обоих случаях это глаголы. Однако такого рода модуляции точно так же, как умлаут и аблаут, могут видоизменять и принадлежность к классу слов или служить непосредственно связующим средством; вспомним, например, о законе ударения в немецких композитах. Или скажем еще раз то же самое, но иными словами: каждое слово имеет свой мелодический облик, который не определяется целиком и полностью экспрессией но отчасти передает и его символическую значимость, а также его синтаксическую валентность.

Если принять перечисленные нами общие условия придания гештальтов звуковому потоку человеческой речи, то станет ясно, что наш перечень полон и завершен. Точнее говоря, не удастся обнаружить никаких сфер варьирования, которые следовало бы присовокупить как релевантные или, наоборот, исключить как иррелевантные. Однако, как мне кажется, важнее, чем доказывать его полноту, было бы попытаться на основе фактического материала, накопленного при общем сопоставлении языков, Во–первых, разработать для всех языковых семей типологию различным образом скомбинированного употребления перечисленных конститутивных полевых знаков и, Во–вторых, повсюду систематически указать функции этих средств, поскольку функции одного и того же средства могут очень сильно отличаться от языка к языку.