logo
шпоры на гос

13. Переводческая деятельность Жуковского

Обладая выдающимся искусством перевода, Жуковский ввел в культурный оборот нашей страны лучших поэтов Англии(Грея, Томсона, Голдсмита, Скотта,), Германии (Бюргера, Гёте, Шиллера,), Франции (Лафонтена, Парни), Греции (Гомера), Рима (Вергилия) и других стран. Поэт исходил из убеждения, что «переводчик, уступая образцу своему пальму изобретательности, должен необходимо иметь одинаковое с ним воображение, одинаковое искусство слога, одинаковую силу в уме и чувствах». И, верный себе, он избирал для переводов лишь тех поэтов и те их произведения, которые в той или иной мере были ему идейно-эстетически созвучны. В связи с этим, как правило, предпочтение отдавалось романтикам.

С 1807 по 1833 год Жуковский переводит наиболее созвучные ему произведения Шиллера (1759-1805): «Ахилл» (1812-1814), «Орлеанская дева»(1821), «Торжество победителей» (1828), «Жалоба Цереры» (1831), «Элевзинский праздник» (1833). В этих произведениях перед нами предстает не мятежник, отразивший идеи «Бури и натиска», а отвлеченный гуманист, покорный богу, проникнутый религиозными настроениями, предающийся печали и грусти. Но при всем том, по справедливому высказыванию Чернышевского, «благодаря переводам Жуковского он (Шиллер) стал наш поэт» (IV, 505).

С 1816 года Жуковский обращается к немецкому религиозно-идиллическому поэту Гебелю: «Красный карбункул» (1816), «Утренняя звезда»(1818), «Неожиданное свидание» (1831), «Воскресное утро в деревне» (1836).

Переводческая деятельность Жуковского усиливается после 1825 года. Исчерпав свои основные возможности как оригинального поэта-романтика, уже повторяясь, он проявляет себя по преимуществу в переводах.

При этом для переводов все чаще им избираются монументальные произведения.

Повинуясь непреодолимому поэтическому обаянию Ундины, олицетворяющей водную стихию, Жуковский в 1831 году начал «рассказывать» стихами повесть Фуке и закончил ее в 1836 году.

Прочтя повесть, Гоголь писал своей знакомой В. О. Балабнной: «Чудо что за прелесть!».

Оригинальность переводческой манеры Жуковского хорошо раскрыта им самим в письме к Гоголю от 6 (18) февраля 1848 года: «У меня почти все или чужое, или по поводу чужого — и все, однако, мое». Основным мотивом его соперничества с переводимым автором всегда (оставалось желание наиболее ярко выразить свойства данного произведения. Поэтому, соперничая, он в подавляющем большинстве создавал образцовые переводы, отвечающие стилевому своеобразию их оригиналов. В самом конце своей жизни Жуковский избрал для переводов «Одиссею» и «Илиаду». При всем том либерально-гуманистические тенденции поэта сказались и в этих переводах, в особенности же в таких, как «Шильонский узник»,«Ундина», «Сид», «Наль и Дамаянти» (1841, опубл. в 1844). Поэт прославлял в них моральную красоту героев, олицетворяющих мужественность, справедливость, душевное благородство, доброту, верность в дружбе и в любви.

Пушкин назвал Жуковского «гением перевода». Гоголь, восхищаясь точностью его переводов, сказал: «И все — вернейший сколок, слово в слово».