logo search
прагматика и медиа дискурс / григорьева

4. 3. Ментальность как один из аспектов дискурсивной рефлексии

С обозначенной выше проблемой исследования культурологических особенностей дискурсов тесно связана одна из важнейших задач лингвистики XXI века – обучение готовности к пониманию, что недостижимо, как отмечает Г.И. Богин, без обучения рефлексии. «Нормативное обучение начинается с научения дискурсивной рефлексии в виде интерпретации, но это делается для того, чтобы человек мог рефлектировать и понимать без дискурсивности» [Богин 1997б: 351-352]. Техники понимания получили современное толкование в связи с разработкой проблем герменевтики. Герменевтика – наука понимать и интерпретировать художественные тексты – имеет многовековую историю, связанную с Древней Грецией и именем Аристотеля. Современное направление герменевтики, связанное с пониманием и толкованием письменных источников, исходя из интенции их авторов, появилось сравнительно недавно. Одним из первых опытов системного описания всего известного корпуса герменевтических техник в отечественной лингвистике стала статья Г.И. Богина «Система техник понимания текста» [Богин 1997а]. Изучению инвентаря техник и того, что требует от понимающего субъекта использование определенной техники, посвящена монография М.Н. Макеевой «Риторическая программа художественного текста как условие использования рациональных герменевтических техник в диалоге «текст – учитель» [Макеева 1999]. В последние годы проблемы рефлексии нашли достаточно широкое место в исследованиях отечественных и зарубежных языковедов [см., например: сборники «Понимание как усмотрение и построение смыслов»: 1996, Васильев 1998, Колодина 2000 и мн. др.]. Устанавливаемая в рефлексии связь между извлекаемым прошлым опытом и той ситуацией, которая представлена в тексте как предмет для освоения, должна включать этнические, социальные, психологические и другие моменты, что особенно актуально при интерпретации иноязычных текстов.

Понимание ментальности – один из важнейших аспектов в герменевтических рефлективных схемах. Язык – это тот феномен, в котором отображено бесконечное разнообразие условий, в которых добывались человеком знания о мире, природные условия существования народа, его общественный уклад, исторические судьбы, жизненная практика и пр. Результатом активного освоения человеком окружающего мира является когнитивное наполнение мыслительных категорий в процессе номинации объектов и явлений материальных условий существования индивидуумов. Как отмечают многие языковеды, «мышление людей, говорящих на разных языках, в своих главных очертаниях остается сходным или одинаковым» [Храпченко 1983: 231], «логика человеческого мышления, объективно отражающего внешний мир, едина для всех людей, на каком бы языке они не говорили» [Мечковская 1983: 118-119]. Однако умение выделить существенные свойства какого-либо предмета, которые проявляются, прежде всего, в практической деятельности человека, обозначает закрепление в рефлектирующем сознании не индивидуального образа этого предмета, а лишь его важнейших или существенных на данном этапе познания свойств.

Для адекватного интерпретирования иноязычных текстов необходимо учитывать две основные функции языка – номинативную и коммуникативную. В процессе номинации в концептуальной системе языка находят отражение национальные значения отдельных слов и выражений, этимологические особенности слов, национальные особенности комбинаций значений и языковых единиц, складывающихся в конечном итоге в единую семантическую картину мира. Анализ отображательных качеств языка в целях характеристики национальной картины мира целесообразнее осуществлять не на сопоставлении отдельных его единиц, а на большом языковом фрагменте, тексте или дискурсе, содержащем оптимальное количество признаков, позволяющих отобразить и описать то или иное явление в его реальном существовании. Для изучения ментальных мыслительных процессов наиболее важным представляется анализ коммуникативных языковых структур, фиксирующих особенности объективно существующих форм человеческого общения, таких прагматических действий, как просьба, приказ, запрет, утверждение, формы общения, речевой этикет и пр. Ср. пример А. Сиротинина, известного русского филолога начала века: «Выросший под ярко-голубым небом Аттики с тонкими и изящными линиями ее красивого пейзажа, веселый и жизнерадостный грек, для которого жизнь была прежде всего наслаждением, прощаясь, недаром говорил «catre» «радуйся»; трезвый и практичный римлянин, сочинивший пословицу «mens sana in corpore sano» «здоровая душа в здоровом теле», говорил «будь здоров»; славянин, чьи взоры были направлены к высшей цели, к высшим идеалам божественной правды…, расставаясь, просит прощения – «прощай» (прости) - и как ярко уже в одном этом различном выборе слов, употребляемых при одном и том же случае, сказалась разница в миросозерцании различных народов» [Сиротинин 1910: 6-7; цит. по: Колшанский 1990: 74].

При интендировании текстов, отмеченных иноязычной культурой, номинативные процессы играют важную роль при первом и втором уровнях понимания, т.е. семантизирующем и когнитивном понимании, третий тип понимания – распредмечивающее понимание – тесно связан с коммуникативной, прагматической целеустановкой, которую преследовал создатель текста [о трех уровнях понимания см.: Богин 1997б: 357]. Формирование существующих в языке стереотипов специальных речевых средств приветствия, прощания, выражения вежливости и критики, правил поведения в конкретных ситуациях осуществлялось в ходе формирования этнических концептуальных систем и усваивалось носителями естественного языка в результате социального и конвенционального общения. Концептуальная система каждого этноса, т.е. система его представлений о мире, формируется наиболее активно на начальной ступени познания мира и своего развития. Одновременно с этим формируется вербальная и невербальная система информации и сообщения. Развитие и образование мыслительных и речевых структур не происходит изолированно. Концепты кодируются языковыми единицами, вбирающими в себя и отражающими специфику национальной "картины мира". Этот факт явился стимулом к тому, что отдельными лингвистами вносятся предложения о построении моделей, отражающих современный менталитет той или иной языковой этно-культурной общности на основе исследования факторов содержания концептуальных систем их носителей [см.: Фесенко 1990а: 112-116]. Поскольку ментальные процессы и языковая структура отдельной лингвокультурной общности тесно взаимосвязаны и взаимозависимы, представляется возможным вести исследования в двух направлениях: 1) от изучения менталитета нации к фактам его отображения в языке – ментолингвогенез и 2) от языковых структур к опосредованным ими ментальным процессам – лингвоментогенез. Так, строгость и упорядоченность семейного и бытового уклада, пунктуальность, обязательное выполнение своего долга, намеченных планов, задач, обещаний лиц немецкой национальности нашло отражение в грамматическом строе языка: фиксированном порядке слов, четком разграничении словообразовательных и грамматических морфем по сравнению с русским языком, константностью основы при изменении слова по различным категориям, т.е. незначительном количестве явлений чередования гласных и согласных при склонении именных форм и спряжении глагольных.

Приведем еще один пример. Во многих странах «тяжелым» днем называют пятницу, вероятно потому, что люди устают работать. У русских «тяжелым» днем считается понедельник, что обусловлено, по всей вероятности, нежеланием переходить от отдыха к трудовой деятельности.

Следует, однако, отметить, что существование «национальной картины мира» оспаривается многими лингвистами. Ср.: «Единый мир должен был бы означать и единое его «воспроизведение», – национальная же картина мира разрушает, по существу, этот единый мир, так как каждый народ может видеть этот мир только через призму своего языка (разные миры). Но этот феномен не зарегистрирован в истории человечества, доказательством чему является логическое взаимопонимание народов и единая человеческая практика освоения единого мира» [Колшанский 1990: 76]. В то же время, отрицая существование «национальной картины мира», Г.В. Колшанский наряду с несоответствием значений (семантическим несовпадением) отдельных единиц и категорий языковых систем указывает на «несоответствия, связанные не с отсутствием языковых единиц, а с этнокультурными особенностями, установившимися в том или ином социуме» [там же: 81]. Их изучение важно и необходимо в целях достижения адекватности взаимопонимания в процессе коммуникации.

«В герменевтической реконструкции необходима точка и система отсчета … Обычно таковыми являются данная субъекту реконструкции культура и общественная позиция, его жизненный мир» [Соколенко 1995: 3]. Среди категорий, характеризующих тексты как объекты культуры, необходимо отметить истинность/ложность, содержащейся в них информации. «Как для усмотрения лжи, так и для усмотрения истины нужны специальные сложные процедуры. Ни истину, ни ложь нельзя считать очевидными. Знание этих специфических процедур было прерогативой власти», отмечает В.М. Соколенко, анализирующий тексты культуры советской действительности 1920-1970 годов [Соколенко 1995: 10]. В качестве примера искажения западной действительности в советской культуре этого периода В.М. Соколенко приводит пример фильмов "Вратарь" И. Тимошенко, где зарубежная команда "Черных буйволов" играет в невозможных в футболе неких шлемах с рогами, и "Цирк" Г. Александрова, где американская труппа работает под руководством "рокового злодея", обладающего свойством бесследного исчезновения. Не менее любопытным представляется факт искажения русской действительности в американской современной литературе. Так, например, Натали, главная героиня романа Джастин Скотт "Женщина без мужчины", в ходе поездки в Россию и из рассказов отца, русского по происхождению, выносит следующее представление о русских и их менталитете: это, с одной стороны, "обжоры, пьяницы и хапуги" (Скотт: 231), отличающиеся "медвежьим гостеприимством" (Скотт: 258), дискриминирующие права евреев, людей кавказской национальности и прибалтийцев, с другой стороны, это терпеливые люди, покорно выстаивающие в длинных очередях, проповедующие непротивление злу насилием, о чем свидетельствует описание очереди за итальянской обувью в ГУМе, "русской торговой клоаки." К людям, простоявшим в очереди невероятно длинных размеров, хвост которой кончался возле "знаменитого здания на Лубянке", несколько раз выходил администратор, объявивший вначале, что обуви очень мало, что она будет выдаваться по паспортам, и что "лицам еврейской национальности советуют покинуть очередь", затем такой же дискриминации подверглись граждане Прибалтийских республик, не прописанные в Москве, граждане Среднеазиатских республик и выходцы с Кавказа. В конце концов, в очереди остались лишь старики-ветераны, позавидовавшие евреям, поскольку обувь в продажу так и не поступила (см.: Скотт: 7-8). Для того чтобы установить истинность или ложность отдельных информационных отрезков, по мнению некоторых языковедов, необходимо задействовать рефлексию в поясе коммуникативной действительности, вовне идущий луч рефлексии, обращенный на опыт действования с денотатами и содержаниями [см.: Богин 1997а, Макеева 1999].

Разумеется, процедура установления истины или лжи сложна и не всегда решается однозначно. Традиционно данные проблемы считались центральными в логическом использовании языка [Фанян 2000]. Однако при аргументации на естественных языках понятие «истинности» в логическом понимании часто не «работает», логические критерии определения истинности не действуют. Более того, иногда понятия «истинно/ложно» даже считаются нерелевантными для лингвистики, поскольку в языках нет формальных, категориальных маркеров этих понятий за исключением нескольких слов с лексическим значением истины-лжи [см.: Зарецкая 1997]. Следует отметить, что усмотрение истинности/ ложности высказывания – лишь одна из сторон анализа рефлексии дискурса. Подобный анализ внесет немаловажный вклад в изучение познавательных актов пространственного, временного и оценочного ориентирования субъекта – человека как представителя определенного этнического сообщества.