1.3. Методологические основы исследования речевого взаимодействия

В конце ХХ века наука о языке представляла собой весьма разнообразную картину исследовательских направлений, которые зачастую представляются противоречащими друг другу и несовместимыми. Однако представители этих направлений все чаще приходят к выводам и результатам, не противоречащим, а скорее подтверждающим и дополняющим постулаты традиционной лингвистики. Характерными, в некотором смысле приоритетными для современной лингвистики считаются две исследовательские парадигмы: когнитивная и коммуникативная [см.: Кубрякова 1997: 12]. Наличие двух подходов к изучению дискурса: когнитивно-дискурсивного и коммуникативно-дискурсивного обусловлено различием между семантикой и прагматикой знака [Данилова 2001: 46]. В когнитивной лингвистике (лат. cognitio “познавание, узнавание, ознакомление; понятие, представление, знание; расследование, разбор дела, следствие; узнавание, опознание”) в фокусе исследования находятся познавательные процессы, связанные с ними процессы получения, обработки, фиксации и хранения информации. Когнитивная лингвистика означает детерминированный знаниями процесс кодирования и извлечения информации. Исследования процессуальных аспектов категоризации и концептуализации открывают, на наш взгляд, новые горизонты перед дискурсивной семантикой, которая может трактоваться как «совокупность интенций и пропозициональных установок в общении» [Карасик 2004: 229]. В коммуникативной парадигме (лат. communicatio “cообщение, передача” < communico “делаю общим, делюсь; беседую; связываю, соединяю; общаюсь”) основное внимание уделяется функциям общения, коммуникативной деятельности и влиянию на эту деятельность контекста ее осуществления, способам выражения соответствующих интенций и установок. В то же время, как отмечает Е.С. Кубрякова, все более очевидным становится тот факт, что «для решения целого ряда актуальных проблем современной лингвистики необходим своеобразный синтез указанных парадигм знаний» [Кубрякова 1997: 12-13]. «Функции языка как орудия коммуникации и как орудия познания мира связаны неразрывно. Язык – есть по своему назначению когнитивно-коммуникативная система. Изучая тот или иной язык, надо не упускать из вида неразрывную связь двух главных его функций – когнитивной и коммуникативной» [Сусов 2007: 51]. В лингвистической науке, вероятно, пришло время собирать камни, разбросанные за десятилетия и даже столетия ее существования. Факторы, определяющие процесс общения, отражены в синтезе когнитивного и коммуникативного начал, поскольку формирование и хранение информации осуществляется по законам когнитивной лингвистики, а ее передача по законам коммуникации. Язык в данном случае является одним из самых важных и эффективных средств хранения и передачи сведений о мире, средством коммуникации и познания мира. «В результате обработки обобщенной коммуникативно значимой информации, полученной из всего предшествующего дискурсивного опыта, в сознании индивида складываются прототипические когнитивные модели, или схемы, коммуникативных ситуаций, репрезентирующие типичные соотношения между их участниками и обстоятельствами.… В процессе дискурсивного взаимодействия эти когнитивные модели наполняются конкретным коммуникативным содержанием» [Цурикова 2006: 8]. Вербализация и объективация определенного содержания, представленная в акте речи, знаменует собой работу с информацией, когнитивный процесс, рождающийся в процессах познания и восприятия мира.

Сочетание когнитивной ориентации анализа с коммуникативной обусловлено наличием человеческого фактора в языке. Анализ языковой коммуникации не должен определяться и строиться по образцу и подобию естествознания. «Тому, что существует вне мозга, т.е. собственно говоря, вне психики человека (и животного), свойственна своя закономерность – закономерность естественных наук в широком значении этого слова. То, что существует и движется в мозгу, а собственно говоря – в психике, обладает другой закономерностью психических наук» [Бодуэн де Куртене 1963: 65]. Во все большей степени такой подход получает распространение в преподавании иностранных языков, где вновь привлекает к себе внимание концепция «активной грамматики» Л.В. Щербы [см.: Щерба 1974]. «Поведение индивида в коммуникативном и интерактивном аспектах можно моделировать в виде фреймов как тех когнитивно-семантических структур, которые лежат в его основе и направляют это поведение» [Сусов 2000: 133]. Антропоцентрический подход позволяет обосновать и охарактеризовать методические и теоретические предпосылки данной работы.

Поскольку дискурс определяется как сложное коммуникативное явление, включающее кроме текста еще и экстралингвистические факторы, то в работе используются такие понятия когнитивной лингвистики, как языковая картина мира, концепт, фреймовые ситуации, прототипические модели, сценарии.

«Языковая картина мира – это особое образование, постоянно участвующее в познании мира и задающее образцы интерпретации воспринимаемого. Это – своеобразная сетка, накидываемая на наше восприятие, на его оценку, влияющая на членение опыта и видения ситуаций и событий и т.п. через призму языка и опыта, приобретенного вместе с освоением языка и включающего в себя не только огромный корпус единиц номинаций, но в известной мере и правила их образования и функционирования» [Кубрякова 1997: 47]. Языковая картина мира – это целостная система знаний, интегрирующаяся из вербализованных концептов и локализующаяся «в сознании индивида в качестве компонента целостной картины мира, не обладая внутри нее жесткими границами» [Сусов 2007: 50].

Ментальные образы, зафиксированные в сфере человеческого восприятия, имеют определенную структуру. «Квантование мира образов, предметов, событий, абстрактных идей средствами языка происходит на уровне концептов. Концепт – дискретная единица коллективного сознания, поскольку существует знак, ее обозначающий» [Бабушкин 1998: 5]. Термин «концепт», получивший широкое распространение (см. работы Р. Джакендорфа, Дж. Фодора, М. Джонсона, Дж. Лакоффа, А. Вежбицкой, Р.И. Павилениса, Д.С. Лихачева, Ю.Д. Апресяна, Р.М. Фрумкиной, Ю.С. Степанова, В.В. Петрова, Е.С. Кубряковой, В.З. Демьянкова, Т.В. Булыгиной, А.Д. Шмелева, Н.Д. Арутюновой, В.Б. Касевича, А.А. Залевской, М.В. Никитина, И.М. Кобозевой, И.А. Стернина, З.Д. Поповой, Н.Н. Болдырева, Л.В. Бабиной, И.П. Сусова, В.И. Карасика, И.К. Архипова и др.), до сих пор не имеет однозначного толкования. Согласно Е.С. Кубряковой, понятие концепта включает представление о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких «квантов» знания. Концепт определяется ею как «оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга (lingua mentalis) всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [Кубрякова 1996: 90]. А. Вежбицка понимает под концептом объект из мира «Идеальное», который имеет имя и отражает культурно-обусловленное представление человека о мире «действительность». [Вежбицкая 2001]. А.П. Бабушкиным концепт понимается как «любая дискретная содержательная единица коммуникативного сознания, отражающая предмет реального или идеального мира и хранения национальной памяти носителей языка в вербально обозначенном виде» [Бабушкин 1998: 12]. Рассуждая о концептах как о сложившихся дискретных единицах (ментальных образах) коллективного сознания, А.П. Бабушкин подчеркивает их статику. «Каждая концептуальная единица занимает соответствующую ячейку в национально-обусловленной концептосфере языка как совокупности ментальных репрезентаций, детерминированной запасом знаний, навыков и культурным опытом народа» [там же]. Нельзя, однако, не согласиться с Н.И. Колодиной, подчеркивающей взаимосвязанность концептов друг с другом: «Образование концептуальной системы влечет за собой постоянное изменение и уточнение концептов. Одни из них попадают под влияние других, другие иерархически входят в содержание более сложных концептов, что приводит к невозможности их исчисления» [Колодина 2000:49]. Для В.И. Карасика концепт – «многомерное образование, поскольку мир многомерен» [Карасик 2004: 39]. Наибольшую распространенность получило определение концепта Ю.С. Степанова, детерминирующего данное понятие как «сгусток культуры в сознании человека и то, посредством чего человек входит в культуру» [Степанов 1997]. В нашем понимании концепт – это ментальная единица, воплощающая убеждение и представляющая собой элементарное знание [ср.: Сусов 2007: 46]. Знания в когнитивной науке представлены в таких структурах как схемы, фреймы, сценарии, прототипические модели.

Схема – представляет собой с одной стороны сложный вид репрезентации, логическую единицу когнитивного процесса. С другой стороны схема – специфический пучок семантических сеток и производственных правил, посредством которых репрезентируются и обрабатываются структуры «внешнего» мира во «внутреннем» мире человеческого сознания (Ф. Бартлетт, М. Арбиб, Е.Д. Конклин, Дж. Хилл, Н. Стиллингс, М. Файнштейн, Дж. Гарфилд, А.П. Бабушкин). Мыслительные схемы диктуют способы расчленения больших «кусков» опыта на меньшие. «Они организуют вновь поступающую информацию. Они же «подсказывают», какое информационное звено еще отсутствует, т.е. обладают предвосхищающей силой» [Сусов 2007: 48]. «Схема – это неосознаваемая структура, организующая набор знаний в единое целое. Эта сложная структура формируется за счет абстрагирования на основе опыта проживания сходных ситуаций. Ее значимость определяется тем, что она лежит в основе интенсивной когнитивной деятельности, в ходе которой индивид пытается соотнести новые знания с уже имеющимися и интегрировать первые с тем, чтобы наделить их смыслом» [Сонин 2002: 147]. Понятие схемы чрезвычайно близко понятию прототипа. Вокруг прототипов образуются наиболее общие, типичные характеристики концептуальных инстанций. «Прототип – это концепт, определяемый по типичному примеру, так что члены категории рассматриваются как более или менее типичные» [Э. Рош. Цит. по А.П. Бабушкин 1998: 10].

Центральной фигурой представления знаний является фрейм. Теория фреймов, разработанная американским ученым М. Минским, была призвана усовершенствовать модель репрезентации знаний. Фреймы должны выполнять функции иерархически организованной структуры данных, аккумулирующей знания об определенной стереотипной ситуации или классе ситуаций. Согласно Т.А. Ван Дейку, фреймы – это не произвольно выделяемые «кусочки» знаний, а единицы, организованные вокруг некоторого концепта. Ч.Дж.  Филлмор отмечает, что семантическое описание фрейма возможно только при условии предварительной детализации концептуальной схемы, положенной в его основу. «Фрейм – это совокупность хранимых в памяти ассоциаций, его можно сопоставить с «кадром» в рамки которого попадает все, что типично и существенно для данной совокупности обстоятельств» [Бабушкин 1998: 19]. «Фрейм помогает нам «дорисовывать» в уме то, что мы не видим, но что должно иметь место. Войдя в какую-либо комнату и еще не видя ее целиком, мы, тем не менее, знаем о существовании четырех стен, пола и потолка, одного или нескольких окон, минимум одной двери» [Сусов 2007: 49].

Для сценария отличительным признаком является фактор временного измерения. В лингвистической литературе приводят примеры сценариев таких событий как посещение кинотеатра, поездка в другой город, посещение ресторана и др. Сценарий состоит из нескольких актов или эпизодов. «Сценарии, или скрипты – это динамически представленный фрейм как разворачиваемая во времени определенная последовательность этапов, эпизодов» [Болдырев 2000: 37]. «Знания, заключенные в скриптах, - это когнитивные модели, позволяющие человеку ориентироваться в повседневных жизненных ситуациях. Концепт–сценарий – это особый вид концепта, реализующий в семантическом плане своего вербального выражения сему движения, идею развития» [Бабушкин 1998: 14]. Для моделирования прототипических ситуаций деловых переговоров, совещаний, инструктажа используются в первую очередь такие разновидности концепта как фреймовая ситуация и сценарий диалога.

Коммуникативный подход к анализу дискурса, возродивший взгляд на язык как на деятельность, был воплощен в первую очередь в теории речевых актов. Популярность этой теории и определила пути развития прагматики в целом. В основе теории речевых актов лежат идеи, зародившиеся в 30-х годах и позже изложенные английским логиком Дж. Остином в лекциях, прочитанных в 1955 г. в Гарвардском университете (США) и опубликованных в 1962 г. под названием «How to Do Things with Words» [см.: Austin 1962, Остин 1986]. Эти идеи получили развитие в трудах американского логика Дж. Серля в монографии «Speech Acts» [Searle 1969] и ряде его статей. Активное развитие теории речевых актов дало возможность исследовать язык в его функционировании и проследить результат его воздействия на партнера по коммуникации. Теоретическое направление, заданное Д. Остиным, явилось фактически альтернативой существующим исследованиям грамматики и явно вскрывало некоторые противоречия ее положений. Предложенная Д. Остиным трехуровневая структура речевого акта – локуция, иллокуция и перлокуция – явилась достаточно удачной в том смысле, что позволила выделить ключевые моменты осуществления коммуникативного действия. Было установлено, что успешность исполнения речевого акта зависит от того, насколько слушающий идентифицирует иллокуцию говорящего.

В то же время следует отметить, что это ключевое понятие прагматики получило у разных авторов неоднозначную интерпретацию. Эти различия нашли свое наиболее яркое выражение в существующих классификациях речевых актов. Условно их делят на две группы, в зависимости от установки их участников и от количества выделяемых речевых актов. Дж. Остин, положивший начало классификационной деятельности в области речевых актов, выделил пять классов в соответствии с иллокутивной силой входящих в них высказываний: 1. вердиктивы; 2. экзерситивы; 3. комиссивы; 4. бехабитивы; 5. экспозитивы. Отсутствие единого основания классификации явилось основной причиной создания альтернативной таксономии Дж. Серлем, который увеличил число признаков, положенных в основу классификации. Сюда вошли иллокутивная цель, интенсивность иллокутивной цели, способ достижения, условия пропозиционального содержания, предварительные условия, условия искренности и интенсивность условий искренности. Система речевых актов, предложенная Дж. Серлем и Д. Вандервекеном, включала следующие классы: 1. ассертивы или репрезентативы; 2. директивы; 3. комиссивы; 4. декларативы; 5. экспрессивы [Searle 1985: 12-20].

Впоследствии был предложен еще целый ряд классификаций, учитывающих дополнительные признаки, в некоторых случаях таксономию психологических состояний [см.: Почепцов 1981а, Апресян 1986, Fraser 1975, Wunderlich 1976, Auwera 1980, Bach 1980: 110-113, Ballmer 1981, Stiles 1981, Leech 1983, Verschueren 1983, Wierzbicka 1987]. О типологии речевых актов см. подробнее: [Богданов 1989, Григорьев 1997, Сусов 2006: 271-272, 2007: 39-40].

В зависимости от способа выражения иллокутивной силы высказывания, речевые акты традиционно делятся на прямые и косвенные. Проблема косвенных высказываний является одним из наиболее важных звеньев в теории речевых актов, изучающего вопрос о том, «каким образом говорящий может при помощи некоторого высказывания выражать не только то, что оно непосредственно обозначает, но и нечто иное; и каким образом возможно понимание этого слушающим» [Серль 1986: 197]. Большинство существующих определений косвенности речевого акта основаны на несоответствии между эксплицитно выраженной и реальной иллокутивной силой высказывания. Так, Д. Франк считает, что «речевой акт осуществляется косвенно тогда, когда иллокутивный тип, индуцируемый языковыми средствами, не совпадает с первично интендируемой иллокутивной функцией» [Франк 1999: 257]. Говорящий пользуется косвенными речевыми актами «либо в целях вежливого смягчения просьб, вопросов и замечаний, либо для того, чтобы сказать адресату неприятное, избежав неприятных последствий для себя» [Арутюнова 1981: 362]. В теории косвенности важное значение имеет контекст. Косвенные речевые акты отграничивают от имплицитных, рассматривая эти два вида как непрямые речевые акты в противоположность к прямым. К имплицитным речевым актам относят такие, истинная коммуникативная функция которых часто с трудом улавливается даже участниками конкретной ситуации общения [Милосердова 2001а: 40]. Одним из критериев для разграничения косвенных речевых актов от имплицитных высказываний Е.В. Милосердова называет различную степень удаленности реализуемого в них смысла от их буквального значения. Для косвенных высказываний характерна незначительная удаленность, поскольку коммуникативное намерение говорящего, выражаемое в них, является настолько очевидным, что слушатель без труда интерпретирует его. Косвенное значение таких форм фактически стало нормой в речевом общении, а сами формы являются своеобразными разговорными клише. «Поэтому неадекватная реакция слушателя на такое высказывание свидетельствует о намеренном нарушении слушателем коммуникативного процесса. ... В имплицитных языковых формах, напротив, … истинное коммуникативное намерение так далеко от денотативного содержания высказывания, что в случае его буквального истолкования собеседником его трудно заподозрить в нарушении принципа коммуникативного сотрудничества» [Милосердова 2001а: 41].

Теория речевых актов внесла позитивный вклад в объяснение процессов речевого взаимодействия, продемонстрировав важность учета цели (намерения) говорящего, взаимосвязи интенции с другими экстралингвистическими факторами в форме соответствия между иллокутивной целью и обстоятельствами речевого акта, психологическим состоянием говорящего, его интересами, социальным статусом, его представлениями о ситуации общения и в том числе о слушающем с его знаниями, интересами, социальным статусом. Вместе с тем теория речевых актов «в силу ряда причин – отсутствие адекватной медологической базы, крайнего сужения объекта исследования, абсолютизации роли иллокутивной цели при недооценке других целей, достигаемых в общении, вне социального понимания акта коммуникации, статической точки зрения на объект … не дает ответа на многие важные вопросы теории общения» [Кобозева 1986: 20-21]. К таким вопросам относятся проблемы выявления связи между стратегической целью речевого взаимодействия и тактическими целями составляющих его речевых актов, вопросы социального и культурологического характера, описание средств реализации речевых актов в диалогической речи. По сравнению с механическим миром вещей, пространства, времени, каузативности общение представляет собой иную «материю», где один речевой акт не может определять тип и свойства последующего акта, он лишь задает условия, в которых последующий акт будет более или менее ожидаемым, уместным, соответствующим нормам и правилам общения. Коммуникативные отношения характеризуются вероятностными зависимостями. В последние годы языковеды наряду с психологами, социологами, логиками активно работают над созданием адекватной теории речевого взаимодействия, импульсом к созданию которого явилась теория речевых актов. Изучение речевой деятельности привело к созданию в 70-е гг. ХХ века теории речевой коммуникации. Данная теория учитывает, прежде всего, то, что общение – это не передача информации, а обмен информацией между коммуникантами. Теория речевого взаимодействия пытается восполнить пробел лингвистической прагматики, в фокусе исследований которой находится субъект дискурса как творец высказываний, сознательно отбирающий и комбинирующий языковые знаки для целей определенного воздействия на партнера. Таким образом, эта теория преодолела монологизм теории речевых актов.

Развитие теории речевых актов представляется перспективным в разработке типологии речевых действий [см.: Сухих 2004: 41].Применение типологии речевых действий при анализе дискурса позволяет учитывать межличностные отношения партнеров, их социальный статус, их внутреннее состояние, регулирование предметного поведения.Типологию речевых действий можно представить в виде следующей таблицы:

Таблица 1. Типология речевых действий

Табл. 1. Типология речевых действий

Выбор коммуникантами типовых иллокутивных сценариев, адекватных их интенциональному замыслу, обусловливает эффективность коммуникации. В немалой степени этому способствуют регулятивные действия, т.е. «скоординированные партнерами действия для обеспечения нормальных условий диалогического общения» [Романов, 1988: 70].

Таким образом, на наш взгляд, дискурс состоит из иерархической структуры с тремя или четырьмя уровнями. На нижней ступени находятся дескриптивные пропозиции. Это компоненты описания денотативных ситуаций. Эти пропозиции вплетены в конституирующие мир пропозиции, которые выражают установку говорящего о положении вещей. Данная установка рассматривается как «мир»: мир познания, знания, веры и т.д. (Например: Ich weiss; Я знаю; Ich bin überzeugt; Я убежден). Третью ступень снизу вверх образуют перформативно-модальные пропозиции. Здесь речь идет о компонентах модальности, упорядочивании описаний положений вещей и описания мира по отношению друг к другу. Они характеризуются такими языковыми перформативными высказываниями, как: mitteilen, dass; behaupten, dass; сообщать, что; утверждать, что. Высказывания на этом уровне могут считаться структивно-дискурсивными. Названные уровни обусловливаются коммуникативной пропозицией, которая дает описание контекста и может быть интерпретирована как прагматические параметры, например, дейктические единицы. Если этот уровень выражается эксплицитно, то соответствующее высказывание тематизирует коммуникативную ситуацию. В повседневном общении это излишне, поскольку дейктически соотносимые пункты ситуации являются автоматически узнаваемыми. Из трех названных уровней дескриптивный компонент всегда присутствует в поверхностной структуре, денотативно – конституирующий и перформативно – модальный компоненты не обязательно должны быть манифестированы эксплицитно. Примером высказывания, в котором все три компонента эксплицитно выражены, является следующее предложение: Ich teile dir mit, dass ich glaube, dass Peter kommt; Я сообщаю тебе, что я думаю, что Петер придет. Представленная структурная иерархия может включать дальнейшие вплетения. Так, дескриптивный компонент может в свою очередь, состоять из трех структурных уровней (дескриптивного, денотативного и перформативно – модального). С каждым уровнем могут быть, наконец, связаны еще два других компонента: указание темпоральности и оценки. Подводя итоги вышесказанному, отметим, что дискурс, беседу, разговор представляется необходимым исследовать в их когнитивной и интеракциональной связи. В рамках интегративного подхода открывается перспектива изучения всех феноменов, участвующих в формировании дискурса. Диапазон методов исследования довольно широк.

Это в первую очередь метод лингвистического наблюдения и описания пресуппозиционных и языковых фактов, репрезентирующих различные дискурсивные типы, контекстуальный анализ, метод классификации, то есть выявления той сетки параметров, которая позволяет охватить все свойства экстралингвистических и языковых структур. При этом «концептуальные модели функционирования языка не просто описывают, а объясняют наблюдаемые факты, пересказывая, например, условия их проявления» [Баранов 2001: 8]. Метод моделирования позволяет выделить характеристики, связанные со структурной организацией дискурса. Здесь учитывается, однако, что модель всегда является идеализацией объекта моделирования, его огрублением. Одновременно она должна предсказывать поведение объекта и объяснять его [Апресян 1966: 81]. Значимая вариативность языковых структур активно используется в теории воздействия.

Наиболее трудной при конверсационном анализе является проблема сбора материала и его обработки, транскрипции, сегментации, сопоставления и описания и технические вопросы работы с информантами. Основополагающим методическим принципом конверсационного анализа является то, что эмпирический материал исследуется без предварительных теоретических рассуждений. Конверсационный анализ осуществляется путем интенсивного наблюдения и анализа материала. Для удобства обработки, членения и восстановления первичной формы диалога производится транскрипция беседы. Транскрипция разговора обычно осуществляется в таком порядке: вначале транскрибируются вербальные аспекты диалогических единств, затем паравербальные, голосовые информации и только затем невербальные. При анализе важно учитывать следующие моменты: обнаружение рекуррентности в материале, реконструирование проблемы, которую участники пытаются решить с помощью регулярно продуцируемых структур, описание опыта наблюдаемых явлений. Транскрипция – это один из основных этапов исследования, во многом определяющий его результат. «Работа с транскриптами для лингвистики диалога также важна, как использование микроскопа в биологии» [Böttcher 1997: 23]. Метод описания дискурса ориентируется в основных чертах на принципы американского конверсационного анализа – интерпретацию, ретроспекцию и ориентацию на слушающего. Использование методов конверсационного анализа позволяет решать несколько задач. Во-первых, фиксирование материала с помощью транскрипции. Во-вторых, анализ и, в качестве заключительной стадии, изложение результатов исследования, прогнозирование наиболее эффективных методов общения. Использование названных методов дает возможность включить в конверсационный и дискурсивный анализ описание схем действия (фрейм диалога), максим действия, организационные принципы (структуру мены речевых ходов).

В настоящее время отсутствует единая система общепризнанных методик, правил и процедур сбора, представления и анализа языкового материала. Из наиболее известных сегодня используются такие как HIAT (Halbinterpretative Arbeitstranskription) Конрада Элиха и Йоахима Ребайна, система транскрипции дискурса Джона Дю Буа, именуемая ДТ (Discourse Transcription), предельно алгоритмизированная, нацеленная на работу с компьютером, «драматическая» запись в конверсационном анализе и этнометодологии, сложившаяся в американской группе по инициативе Гейл Джефферсон, система ТРУД М.Л. Макарова. О существующих системах транскрипции см.: [Макаров 1998: 83-95]. Эмпирической основой настоящего исследования явились деловые беседы, переговоры, а также примеры диалогических дискурсов из художественной и методической литературы немецкого, русского, английского языков.

Итак, приоритетными методологическими основами в исследовании дискурса в данной работе признаются понятия когнитивной и коммуникативной лингвистики. Синтез двух лингвистических направлений позволяет исследовать процесс общения в наиболее полном объеме, от формирования и хранения информации, осуществляющейся по законам когнитивной лингвистики до ее передачи, в основе которой лежат законы коммуникации. Изучение дискурса в его когнитивной и интеракциональной связи позволяет использовать разнообразные методы анализа: когнитивно-функциональный метод, контекстологический анализ, метод описания, метод классификации, метод моделирования, коммуникативный анализ, учитывающий реализацию речеактовых интенций адресанта. Когнитивно-прагматическая интерпретация сочетается с традиционным структурно-семантическим анализом.