«Современный патерик» Майи Кучерской: жанровая специфика и авторская идентичность

А.Л. Есаева

(ПГГПУ)

В последнее десятилетие в современной культуре в целом и литературе в частности наблюдается очевидная тенденция – всплеск интереса к теме веры и религии, актуализация христианской тематики в различных формах, текстах и практиках, что связано, в свою очередь, с возвращением общества к церкви, к Православию.

Можно сказать, что в современной литературе формируется своеобразный новый сегмент словесности, который можно обозначить как «христианская литература». Понятие это весьма условное, объединяющее в данном случае и авторов, пишущих с позиции верующего человека, для которого состояние веры есть естественный и единственно возможный способ существования и осмысления действительности (к примеру, такие авторы как О.Николаева, В.Алфеева), и авторов, осмысляющих само понятие христианской веры, христианской жизни с различных позиций и точек зрения (такова, на наш взгляд, Майя Кучерская). В этот же ряд встают и те авторы, которые, не являясь собственно писателями, повествуют о сути христианского сознания и о жизни истинно верующего человека (к примеру, Архимандрит Тихон (Шевкунов). Сюда можно отнести и тех авторов, в творчестве которых, в силу разных причин, актуализируются отдельные христианские темы, мотивы, подтексты (Ю.Арабов «Чудо», М.Степнова «Женщины Лазаря», Л.Улицкая «Даниэль Штайн, переводчик», Н.Горланова «Рассказы о чудесах» и др.)

Тексты, затрагивающие тему религии и веры, занимают ведущие позиции в премиальных списках авторитетных литературных премий, становятся по-настоящему востребованными, читаемыми, даже «нашумевшими»: имеют большие тиражи, как правило, несколько переизданий.

Такой путь, к примеру, прошла первая книга прозы одного из лидеров современного литературного процесса Майи Кучерской «Современный патерик. Чтение для впавших в уныние» (2006) [7] — сборник историй, рассказов и анекдотов, посвящённых современной жизни Русской православной церкви. «Из них, как из кусочков смальты, складывается мозаика — образ обновленного, ответившего на вызовы XXI века, user-friendly «современного православия» (даже если кому-то это словосочетание может показаться противоречием в терминах) — православия, вынужденного торить себе дорогу в мире, где правят бал покемоны, Оксана Робски и операторы сотовой связи», - вот что удалось, по мнению Льва Данилкина [3], показать Майе Кучерской. На счету «Патерика» сейчас уже семь переизданий, «Бунинская премия» (2006), множество полярных отзывов, высокая оценка критиков и рецензентов (С.Чупринина, И.Роднянской, А. Немзера, Псоя Короленко и др.) и спектакль, поставленный Новым московским драматическим театром [2].

Для современной литературы характерной тенденцией становится трансформация жанровых канонов. Во введении к коллективной монографии «Жанровые трансформации в литературе и фольклоре» литературовед Татьяна Маркова, характеризуя специфику современного литературного процесса, пишет следующее: «На рубеже ХХ–ХХI веков происходят радикальные изменения жанрового мышления, сформированного многовековой традицией. Наблюдается широчайшая дифференциация и одновременно контаминация жанров – и в масштабах системы, и внутри одного, отдельно взятого произведения. (…) Жанровая трансформация осуществляется по двум главным направлениям: минимализации и гибридизации». [4: 12] Очевидно, что в обозначенную тенденцию вписывается и Майя Кучерская с «Современным патериком», так как определение жанра выносится в название текста. Писательница сознательно делает акцент на жанровой специфике текста, словно проблематизируя принадлежность текста к определенному дискурсу (христианской культуры). Проблема жанра здесь заслуживает специального внимания.

Представляется, что в настоящем случае стоит обратиться к теории речевых жанров М.М.Бахтина, так как жанры церковной литературы не всегда имеют строгое определение и могут функционировать как в письменной, так и в устной форме. Таковы, например, жанры молитвы, проповеди, исповеди и другие. Согласно идее М.М.Бахтина, речевые жанры делятся на две категории: первичные (простые, как правило, устные) и вторичные (сложные, преимущественно, письменные). «К речевым жанрам мы должны отнести и короткие реплики бытового диалога, и бытовой рассказ, и письмо, <…> и все литературные жанры (от поговорки до многотомного романа)». [1]

По определению В.М. Живова, «патерик - жанр аскетической литературы, сборник изречений святых отцов подвижников или рассказов о них». [5: 72] Патерики ведут свою историю с IV века, входят в основной фонд христианской литературы, один из них, «Лавсаик, или повествование о жизни святых и блаженных отцов», написанный Палладием, епископом Еленопольским и рассказывающий о жизни христианских подвижников раннего периода, входит в состав всех утреней на великопостных службах в православных богослужениях, что подчеркивает весомость этого труда и жанра. Когда же читатель видит в заглавии слово «современный», а после ремарку «чтение для впавших в уныние», становится понятно, что «Патерик» Кучерской со своими праотцами мало имеет общего.

Патерик как жанр предполагает изложение мыслей подвижников благочестия, святых отцов церкви либо описание произошедших с ними жизненных ситуаций, в которых в наивысшей степени проявилась их добродетель. В предисловию к «Отечнику» свят. Игнатия (Брянчанинова) читаем: «Наставят на такой подвиг изречения Отцов, примеры точного исполнения евангельских заповедей, составляющего отличительную черту их деятельности. Кратки и просты изречения; деятельность Отцов – деятельность младенцев о Господе; но и изречения и деятельность их имеют глубокий смысл и глубокое значении». [6: 3] Выражение «святых отцов» мы употребляем здесь в значении «канонизированных».

Кучерская продолжает традицию исконного жанра, включая в повествования главы, посвященные описанию деяний и наставлений старцев своим духовным чадам или окормляющейся пастве (сюда вписываются такие циклы ,как «отец Николай», «отец Павел» и др.). Эти фрагменты действительно можно отнести к отеческим книгам, однако писатель делает отступление от канона жанра – героями этих циклов являются легко узнаваемые и почитаемые многими, но неканонизированные старцы русской православной церкви – отец Николай (Гурьянов), игумен Митрофан, отец Павел (Груздев), отец Иоанн (Крестьянкин), епископ Василий (Родзянко). Более того, Кучерская выходит в данном случае за границы жанра Патерика и выстраивает почти житийное повествование – от детства до преставления, включающее не обязательные для патерика, но ключевые для жанра жития рассказы о чудесах, свершившихся по молитвам старцев.

Однако, в отличие от канонического патерика и жития, для автора современного текста важным становится не столько рассказать о строгой аскезе старцев и о чудесах их, сколько показать их настоящими живыми людьми, нашими современниками, естественными, со своими слабостями, тонкостями, чувством юмора, сократив тем самым дистанцию между ними и читателем. Потому автор вводит в повествование зарисовки бытовых сцен из жизни подвижников, не несущих никакой религиозной нагрузки, но органично для современного разговора с читателем. Отец Николай, показывающий каждому приезжему свое любимое место на острове, рисуется близким, родным человеком для любого читателя.

Точно также насельники монастырей оказываются не нелюдимыми аскетами, а людьми, мучимыми обычными слабостями, – они ленятся, объедаются шоколадом, подшучивают над братией. Описывая их сражения с собственной греховностью, автор не позволяет себе никакого сарказма - книга оказывается пропитана мягким юмором и нескрываемой любовью к героям. В структуру «Патерика» М.Кучерская включает другие жанровые формы, такие как фацеция, проповедь, рассказы о чудесах.

В жанре фацеции – шутки, шуточного рассказа – Майя Кучерская знакомит читателя с монастырской жизнью, искушениями и радостями иноков, недостатками батюшек, находчивостью семинаристов, с ревностью о Господе без разума.

Жанру проповеди – как одному из центральных церковных жанров – автор отводит особенное место в цикле «Назидательные рассказы для чтения в воскресной школе», демонстрируя оборотную, гипертрофированную сторону христианского рвения, вредящую человеческой жизни и душе: «Сознаешь ли, ложась вечером в свою уютную постельку (…), что этой ночью ты, быть может, умрешь, и мягкая твоя перинка превратится в твою могилу, ибо неисповедимы пути Божии?! [7: 236]. Это явная пародия на расхожую «душеполезную» околоцерковную риторику.

В этом же цикле удивительно уместной оказывается форма детской страшилки: повествование о православной маме, что, помолившись Аврааму, зарезала-таки не желающую молиться дочь. Автор иносказательно говорит здесь о действительных бедах непонимания сущности православия: о непонимании того, что вера добровольна, что она никогда не утилитарна, ее нельзя зажечь в ком-то искусственно, о непонимании того, что подобные действия могут погубить в человеке желание к ней приобщиться и христианскими не являются.

(Возможен случай, когда жанрообразующий механизм произведения основывается не на контаминации литературных жанров, как у М. Кучерской, а на моделировании текста при помощи жанров речевых. Так, к примеру, Нина Горланова нередко ориентируясь на жанр молитвы, исповеди и др., конструирует текст в соответствии с ними (напр. фрагменты «Повести Журнала Живаго» и «Повести Журнала Живаго: часть вторая».)

Столкновение в тексте принципиально различных жанровых моделей обнаруживает самоопределение автора «Патерика» в вопросах веры: сталкивая канонические церковные жанры (такие как патерик, проповедь, элементы жития) с фольклорными (к примеру, со страшилкой), автор будто снижает пафос высокого стиля церковной литературы, демонстрирует собственную позицию понимания веры. Путь духовного становления - это не слепое, фанатичное следование уставам, автор сопротивляется столь распространенной подмене заповедей Евангельских на «заповеди церковные» - чрезмерной приверженности канонам, поучениям старцев, указаниям и запретам духовников, правилам благочестия, болезненно повышенным вниманием к одной только обрядовой стороне веры. Автором утверждается вера разумная, сосредоточенная на духовных, а не душевных исканиях.

Думается, «Современный патерик» можно назвать постмодернистским текстом - многожанровым, многоуровневым, рассчитанным на совершенно разную аудиторию. Текст Кучерской может быть прочитан по-разному – в зависимости от того, какой читатель возьмет в руки книгу.

Для неискушенного в вопросах веры и религии читателя, возможно, окажется скрытой жанровая игра книги, будут неизвестны имена и реалии, однако сам непознанный, со своими законами, мир православной веры писатель адаптирует, тем самым словно снимая границу, занавес неизвестности, делает его ближе и понятнее. Читателю «новоначальному», «вкусившему сладость истинной веры в недавнее время» книга может оказаться наставлением во многих неизбежно возникающих вопросах, и он улыбнется, поняв, что Господу все равно, где строить сарай – у забора или подальше, не всякая исповедь и не для всякой души бывает полезна, а кусочек Мамврийского дуба иметь, конечно, неплохо, но вряд ли он панацея от каких-то бед.

Есть и такой читатель, что понимает автора с полуслова, говорит с ним на одном языке, и с ним автор уже делится проблемами: и трудностью борьбы с искушениями, трудностью смирения, восприятием христианского вероучения лишь на прикладном, бытовом уровне (отсюда, кстати, цикл, написанный по форме школьного учебника – к текстам приложены списки вопросов, словно вере можно научить), нежеланием постигать ее глубинный истинный смысл. Автор в тексте чрезвычайно деликатен и мягок, потому читатель опытный плачет и смеется, негодует и радуется, но религиозные его чувства нигде не оказываются оскорблены.

Если жанр патерика, особенно в славянской письменности, предполагал описание жизни и мыслей святых отцов или одной местности (например, египетских, афонских), или одного монастыря (Киево-Печерского монастыря, Соловецкого, Иосифова Волоколамского и др.), то Майя Кучерская раздвигает все возможные границы, и ее «Патерик» включает в себя и мирян, и монахов, и мужчин, и женщин, и детей, и старцев, и верующих, и тех, кто называет себя такими – и абсолютно неверующих. Истории, собранные в 15 циклов, в конце книги вершит главное христианское событие – Праздник Праздников и Торжество из Торжеств – наступает Пасха Христова. И сразу становится ясна логика разрозненного (как свойственно патерику) текста – он сразу перестает быть таковым, автор вновь нарушает логику жанра, объединяя все фрагменты в мозаику. Христианство транслируется, преподносится современным автором как организующий все существование, всю человеческую жизнь закон бытия. Пасха наступает для всех без исключения – в храме на пасхальном богослужении оказываются все – верующие и неверующие, все оказываются единой ликующей толпой. И слово святителя Иоанна Златоуста – ключевой момент Пасхального богослужения: «Трапеза исполнена, насладитеся вси. Никтоже да рыдает убожества, явися бо общее царство!» подводит черту, за которой вместе с ликующими героями книги оказывается и читатель. [7:  314]

Литература

1. Бахтин М. Проблема речевых жанров // М. Бахтин [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://philologos.narod.ru/bakhtin/bakh_genre.htm (дата обращения 29.05.2014)

2. Гальперина А. «Современный Патерик» - радость встречи/ А. Гальперина// Православие и мир [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.pravmir.ru/sovremennyj-paterik-radost-vstrechi-foto1 (дата обращения 29.05.2014)

3. Данилкин Л. Современный Патерик.Чтение для впавших в уныние. Рецензия/ Л. Данилкин// Афиша [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.afisha.ru/personalpage/191552/review/151562/ (дата обращения 29.05.2014)

4. Жанровые трансформации в литературе и фольклоре [Текст]: коллективная монография / Т.Н. Маркова, И.А. Голованов, Н.Э. Сейбель [и др.]; под общ. ред. Т.Н. Марковой. – Челябинск: Изд-во ООО «Энциклопедия», 2012. – 360c.

5. Живов В.М. Святость. Краткий словарь агиографических терминов/В.М.Живов. – М:Гнозис, 1994. – 112 с.

6. Игнатий (Брянчанинов), святитель. Отечник : Избранные притчи и изречения. / Игнатий (Брянчанинов), святитель. – М.: Православное братство святого апостола Иоанна Богослова, 2011. – 339 с.

7. Кучерская М. Современный патерик. Чтение для впавших в уныние. Предисл. С. Чупринина. /М. Кучерская. - М.: Время, 2008. - [3-е изд.] - 320 с.