Автор, повествователь, герой в повести Германа Гессе «Паломничество в Страну Востока»: проблема границ

А.C. Серебреников

(ПГГПУ)

Всякое художественное произведение есть средоточие «пограничных» состояний разного свойства. В связи с произведением Германа Гессе «Паломничество в Страну Востока» уместно говорить о подобном явлении применительно к обозначению «места» автора и сюжетной организации повести.

В книге «Автор и герой» М. М. Бахтин упоминает такое отношение автора к герою, когда «автор завладевает героем, вносит вовнутрь его завершающие моменты, отношение автора к герою становится отчасти отношением героя к себе самому. Герой начинает сам себя определять, рефлекс автора влагается в душу или в уста героя» [1: 46]. Этот тип героя Бахтин подразделяет на героя «не автобиографичного» и «автобиографичного», который «бесконечен для автора». Как пример второго Бахтин приводит героя романтического произведения.

Повествование «Паломничества» ведется от первого лица некоего героя, одного из паломников в Страну Востока. В ходе повествования выясняются его инициалы – Г.Г., что, разумеется, сразу наталкивает на имя Герман Гессе (неоднократно применяемый Гессе прием). Также повествователь говорит: «Я встречал и любил Нинон, по прозванию Иноземка…» [2: 38], в чем безусловно содержится намек на третью жену Гессе Нинон Дольбин (урожденную Ауслендер; с немецкого «ausländer» переводится как «иностранец, чужеземец»). При описания праздника Братства в Бремгартене встречаем такую фразу: «Пабло восседал со своей флейтой в дивной невинности и веселости, между тем как измысливший его поэт скитался по берегу, как тень, полупрозрачная в лунном свете, ища уединения» [2: 42]. Пабло – герой романа Гессе «Степной волк». Таким образом, автор является и героем, и повествователем, и неким персонажем (который не играет в повести никакой роли, хотя и упоминается) одновременно.

Однако и это не все. Во время праздника в Бремгартене Г.Г. задается вопросом, сравнивая Пабло с создавшим его художником (Гессе) и архивариуса Линдхорста с Гофманом, почему «образы, созданные поэтами, сильнее и реальнее, чем образы самих поэтов» [2: 74]. Ответом на этот вопрос становится фраза слуги Лео: «Это закон служения. Что хочет жить долго, должно служить» [2: 42]. И финальная сцена повести служит иллюстрацией к этому разговору. Это сцена, когда Г.Г., решившись узнать «приговор этого архива о себе самом, о моей личности и моей истории» [2: 73], находит в архиве Братства нишу, подписанную его именем, и обнаруживает внутри лишь странную фигурку, состоящую из двух, в которой вскоре узнает свои собственные черты и черты слуги Лео, оказавшегося к тому же главой Братства, и замечает в ней «… неудержимое таяние или струение, и притом струение это было направлено из недр моего подобия к подобию Лео, и я понял, что мой образ будет все больше и больше отдавать себя Лео, перетекать в него, питать и усиливать его» [2: 73]. Это струение Г. Г. видит как «движение, медленное, бесконечно медленное движение, как может шевелиться задремавшая змея» [2: 73]. В начале же повести он упоминает об одном из членов Братства, который «забрал себе в голову, что должен уловить некую змею, которой он приписывал волшебные силы и давал имя «Кундалини» [2: 32]. Кундалини в переводе с санскрита «свернутый в форме змеи» и означает в восточной философии энергию, якобы находящуюся в основании позвоночника и которая, благодаря специальным духовным практикам, при «развертывании» ее, способствует духовному просветлению человека. Вероятнее всего, что именно эту «змею» видит Г. Г. в обнаруженной им фигурке. Вообще образ перетекающих друг в друга фигурок в некоторых моментах обнаруживает непосредственную близость с представлениями философии и религий Востока (которые для Гессе всегда были очень важны). Ведь мы выяснили, что Гессе в повести предстает сразу в трех «воплощениях» и тогда получается, что Лео для Г. Г., как и для Гессе, это придуманный им образ. Но Лео это не единственный образ, созданный Гессе – художником; их превеликое множество. Некоторые, например, даже упоминаются среди паломников в Страну Востока, как и Г.Г. Следуя логике Лео, в каждом из них содержится «частица» создателя. Другими словами, единая личность разбивается на множество других, при всем при том оставаясь целостной, и являясь их средоточием. Если двигаться в этом направлении, то можно прийти к заключению, что посредством творчества художник реализует идеал всех восточных концепций – утрату собственного «я» и обретение единства с мирозданием.

Другой важной составляющей повести является отношения между текстом повести и реальностью (ведь так или иначе, напрямую или косвенно, художественное произведение связано с окружающей творца действительностью, хоть и имеет в основе своей стремление от этой действительности принципиально отграничиться). Н.Т. Рымарь в «Поэтике романа» дает толкование художественного произведения как «осуществление творческой задачи субъекта художественной деятельности» [4: 6], который пронизывает все отношения между элементами произведения и «переработанной» действительности. Другими словами, мы видим понимание художественного произведения как «золотой середины» между двумя полюсами бытия.

С одной стороны, сам повествователь говорит, что «наша Страна Востока была не просто страна, не географическое понятие, но она была отчизной и юностью души, она была везде и нигде, и все времена составляли в ней единство вневременного» [2: 39], среди упоминаемых образом мы встречаем как упоминания реально существующих лиц, преимущественно поэтов различных эпох, так и измышленных этими поэтами персонажей. Однако не это главное, на что необходимо обратить внимание.

«Вправду ли было то, что я хочу рассказать?» [2: 47] - спрашивает Г.Г. В связи с этой фразой могут возникнуть сложности, потому что повесть выстроена «двупланово»: есть писатель Герман Гессе, пишущий книгу под названием «Паломничество в Страну Востока», и есть герой-повествователь этой книги, тоже пишущий книгу о паломничестве, в котором он когда-то принял участие. И если за повествователя Г.Г. мы можем ручаться, что, несмотря на приступы отчаяния, он все же верит в реальность произошедшего с ним события, то все же при чем здесь автор?

Поскольку мы выяснили, что четкой грани между автором и повествователем нет, то приведенная фраза применима к ним обоим. Из нее проистекает то, что сам автор, Герман Гессе, не отделяет в данном случае окружающую его действительность от творческого процесса, не исключает возможность своего участия в паломничестве. И с этим нельзя поспорить, поскольку Братство, по словам Г.Г., не знало ни времени, ни пространства и объединяло людей с общими устремлениями к «юности души», в число которых входит и Гессе.

Вернемся к сцене слияния двух фигур. Как мы помним, сливаются фигуры Г.Г. и Лео, причем первая перетекает во вторую. Опять возвращаемся к разговору Г.Г. и Лео о «неопровержимой жизненности» художественных образов, наряду с творцом. Соединив эти разрозненные части, мы приходим к выводу: Гессе, в качестве автора и повествователя, «растворяется» в своем собственном произведении, тем самым полностью стирая границы между вымыслом и реальностью и примиряя это извечное противоречие. Ключом к понимаю сущности этого «жеста» и всей повести может стать отрывок из «Краткого жизнеописания» (1921 г.): «Поскольку, согласно вышесказанному, так называемая действительность не имеет для меня особенно большого значения, поскольку прошедшее часто предстает передо мной живым, словно настоящее, а настоящее отходит в бесконечную даль, постольку я равным образом не могу отделить будущего от прошедшего так отчетливо, как это обычно делается» [3: 46], «Должен сознаться, что и собственная моя жизнь весьма часто предстает предо мною точь-в-точь как сказка, по временам я вижу и ощущаю внешний мир в таком согласии, в таком созвучии с моей душой, которое могу назвать только магическим» [3: 46]. Тем самым Гессе словно показывает, что «романтический идеал» осуществим не только на страницах книг, но может быть приложен и к жизни человека, опять же смешивая понятия «искусство» и «жизнь».

Литература

1. Бахтин М. Автор и герой. СПб., 2000.

2. Гессе Г. Избранное. М., 1991.

3. Гессе Г. Письма по кругу. М., 1987.

4. Рымарь Н. Поэтика романа. Под редакцией С.А. Голубкова. — Куйбышев: Изд-во Саратовского университета, Куйбышевский филиал, 1990.