История формирования предметной области и актуальные направления

Словообразование, этот один из самых молодых разделов грамматики, выделившийся в самостоятельное направление лингвистических исследований лишь во второй половине 20 в., представляет собой сегодня важнейшую отрасль уровневой лингвистики, наряду с фонологией, лексикологией, морфологией и синтаксисом. Благодаря осознанию системности объекта словообразовательной науки, в языкознании стало возможным выделение и пограничных со словообразованием разделов морфемики и морфонологии, взаимосвязанных по объекту изучения. Формирование этих разделов лингвистики шло во многом параллельно, в стихии общих дискуссий, в ходе которых обозначался круг проблем, разрабатывались кардинальные походы их освещения, методы анализа, создавалась соответствующая терминология описания словообразовательных явлений языка, в их соотношении с процессами морфемики и морфонологии.

В современной науке термин «словообразование» (англ. word-formation, нем.Wortbildung) соотносится, во-первых, с процессом «словопроизводства», или «образования новых слов», - «образования слов, называемых производными, обычно на базе однокорневых слов по существующим в языке образцам и моделям с помощью разнообразных формальных средств», «путем соединения друг с другом корневых и аффиксальных морфем, а также основ (баз) данного языка в разных комбинациях по определенным моделям, включающим правила чередования звуков, определяющим тот или иной характер соединения и т.п.» [Ахманова 1966: 424; Кубрякова 1990: 467]. Во-вторых, словообразование – это «раздел языкознания, изучающий все аспекты создания, функционирования, строения и классификации производных слов» [Кубрякова 1990: 467]. В близких значениях в науке используются также и иноязычные термины «деривация» и «дериватология», как и для обозначения результата процесса словопроизводства, производного слова, нередко подводимого под термин «дериват». Следует отметить, что указанные иноязычные термины расширили свое значение в современной лингвистике. Первоначально под деривацией понимали аффиксальное словообразование – «образование новых слов при помощи аффиксов (или посредством дезаффиксации) согласно словообразовательным моделям, свойственным данному языку» [Ахманова 1966: 129]. Позднее, благодаря оформлению, не без влияния словообразования, общей теории деривации, включившей исследование не только актов образования слова, но и процессов порождения более крупных единиц, с термином деривация стал соотноситься процесс образования языковых единиц в целом. Однако в значении «словопроизводство» этот термин актуален и по сей день. Та же традиция использования в «широком» (в общеязыковом смысле) и «узком» (исключительно в связи с актами словопроизводства) понимании характерна и для терминов «дериват» и «дериватология».

Положение о том, что словообразование не только является самостоятельной научной дисциплиной в системе лингвистических парадигм и направлений, но и образует особый уровень языковой системы, - одно из фундаментальных достижений языкознания 20 в. С его утверждением в науке связано уточнение общей стратификации языковой системы (разграничение так называемых базисных и небазисных уровней языка), поиск опорной единицы словообразовательного уровня, выявление особой иерархии единиц словообразования и основных типов их системных отношений. Исследование характера иерархических, парадигматических и синтагматических отношений языковых единиц, участвующих в словообразовательных процессах, позволило обосновать ведущие типы системности в словообразовании – мотивационные и деривационные отношения, что впоследствии послужило основанием выделения эпидигматических отношений как особого типа системности элементов других языковых уровней.

Обоснование предметной области словообразования и его места в системе основных уровней языка имеет давние традиции в русистике. И хотя еще в 19 в. словообразование оценивалось в европейском языкознании как «самая загадочная сфера языка» (В. фон Гумбольдт), первые опыты описания процессов словообразования были уже в это время необходимой частью описания грамматического строя русского языка.

Наибольшую ценность в теоретическом отношении имеют работы ученых Казанской лингвистической школы, стоявших у истоков научного обоснования молодой науки. Помимо введения в научный оборот многих понятий и терминов современного словообразования, в трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ, Н.В. Крушевского, В.А. Богородицкого были заявлены важнейшие тезисы дериватологии о необходимости разграничения процессов диахронного и синхронного словообразования, о системности словообразовательного механизма, о степени продуктивности единиц словообразования, о процессах исторических изменений структуры производного слова, о тенденциях формирования единиц словообразования, о формальной (морфонологической) структуре производного слова и др. Именно с данными положениями Казанской лингвистической школы в 20 в. будет соотнесено оформление словообразования и взаимосвязанных с ним разделов морфемики и морфонологии.

Особое значение для современной науки имеет то влияние, которое оказала концепция И.А. Бодуэна де Куртенэ и его учеников на закрепление общих теоретических представлений о динамической природе языка, доказываемой, в частности, с опорой на описание процессов исторических изменений морфемной структуры слова. Понимание динамики и статики, развития и эволюции языковых структур позволило выработать отношение к словообразованию как к формирующему язык уровню системы, что позднее, во второй половине 20 в., послужило важнейшим источником выделения общей теории деривации, задачи которой составило описание тенденций порождения элементов системы как языковой универсалии. На рубеже 20-21 вв. эти идеи окажутся востребованными и в рамках такой молодой науки, как лингвосинергетика, изучающей процессы самоорганизации языковых систем в актах речевой деятельности.

На осмысление категориального аппарата словообразования не меньшее влияние оказали и работы основоположника Московской лингвистической школы Ф.Ф. Фортунатова. В его учении о формах слова была определена способность слова «распадаться» на основную и аффиксальную «принадлежность», по которым были разграничены формы словоизменения и словообразования, а также охарактеризована возможность «положительной» (выраженной звуковой формой) и «отрицательной» (материально не выраженной) форм слова. С данными положениями в словообразовании 50-60-х гг. 20 в. будет соотнесена дискуссия по проблеме членимости слова, критериям морфемно-словообразовательного анализа, основаниям классификации русских морфем, по вопросу о так называемых нулевых морфемах, а охарактеризованная Ф.Ф. Фортунатовым возможность слова делиться на основу и аффиксы послужит поводом к выделению минимальных, внутрисловных единиц словообразовательной системы – основ производящего слова (производящих баз) и словообразовательных формантов как компонентов формирования словообразовательной структуры слова.

Среди концепций, предопределивших развитие теории словообразования, особое место занимает теория языкового знака А.А. Потебни. Учение о внутренней форме слова, с которым А.А. Потебня вошел в науку как пламенный наследник идей В. фон Гумбольдта, позволило русскому словообразованию 20 в. разработать учение о структуре слова в общем семиотическом аспекте, выявить формальные и семантические особенности производного слова, определить принципы семантических исследований явлений словообразования. Концепцией А.А. Потебни о естественной мотивированности языкового знака было предопределено формирование целых научных направлений и школ современной дериватологии и в первую очередь – ономасиологического словообразования, доказавшего к концу 70-х гг. 20 в. номинативную природу словопроизводства, а к концу 90-х – связь деривационных процессов с феноменами концептуализации и категоризации речемыслительной деятельности. С идеями А.А. Потебни соотнесено было и появление таких направлений русистики 20 в., как мотивология и деривационная лексикология, изучающих явление мотивации слов, его типы и специфику функционирования деривационных процессов.

На осмысление словообразования в качестве самостоятельного объекта изучения лингвистики и его окончательное выделение к концу 60-х гг. 20 в. исключительное влияние оказала деятельность В.В. Виноградова и Г.О. Винокура, в работах которых с середины 40-х гг. содержится последовательное обоснование статуса словообразовательной науки и ее категориального аппарата.

В трудах В.В. Виноградова были охарактеризованы признаки этой особой науки, ее место в кругу лингвистических дисциплин, сформулированы положения о системных связях словообразовательного уровня языка с грамматикой и лексикой, а также дана характеристика основных единиц словообразовательной системы, предложена классификация способов русского словообразования.

С именем Г.О. Винокура связана разработка основных понятий и принципов морфемно-словообразовательного анализа. В его работах впервые представлено современное освещение центральной единицы словообразования – производного слова, соотносимого, по мнению Г.О. Винокура, с соответствующей «первичной основой», которая связана формально и семантически с производным словом. Данное положение вошло в науку как «критерий Г.О. Винокура» - обязательный принцип изучения отношений производности двух единиц словопроизводства – производящего и производного слов. Использование данного критерия позволило Г.О. Винокуру одному из первых в русистике представить и решение проблемы морфемной членимости слова в русском языке, что сыграло особую роль в обосновании понятия степени членимости слова и его основы, с опорой на которое были построены различные классификации лексики в аспекте морфемной членимости, а также обосновано понятие шкалы членимости. К трудам Г.О. Винокура идеи современного словообразования о семантической специфике производного слова как носителя особого типа языковых значений – словообразовательного, а с предложенными принципами словообразовательного анализа в аспекте реализуемых дериватами языковых и речевых функций соотносится исследования основных функций словообразования и отдельных функциональных классов производной лексики. Именно работы Г.О. Винокура оцениваются в качестве основного источника ономасиологического подхода к фактам словопроизводства, давшего науке особое направление дериватологии – функциональное словообразование.

С 60-х гг. 20 в. словообразование разрабатывается в качестве особого раздела грамматического описания языка, входя, наряду с морфемикой, в две последние грамматики русского 1970 и 1980 гг., в которых словообразование предстает как полноценный раздел языкознания, имеющий свои теоретические понятия и методы научного описания, изучающий особый уровень языковой системности.

Специфика словообразовательного уровня языка объясняется тесными связями с фонологией, лексикой, морфологией и синтаксисом, особой подвижностью системы словообразования, невозможностью проведения четких границ между нормативными и потенциальными реализациями, трудностью дифференциации фактов диахронии и синхронии, более сложной, по сравнению с другими уровнями, иерархией представленных в системе единиц (от элементарных – до комплексных), разнообразием выполняемых словообразованием функций. Именно данными обстоятельствами объясняется сравнительно позднее выделение словообразовательной науки и сохраняющая свою дискуссионность по сей день концепция существования словообразовательного уровня языка.

Эволюцию представлений о месте словообразования в системе уровней языка отражают различные традиции его грамматического описания. Наиболее актуальна сегодня концепция словообразования как межуровневой сферы языка, формирующей за счет межуровневых связей самостоятельный языковой уровень в зоне уровневой переходности системы. Данное понимание связано с признанием факта существования базисных и небазисных уровней языковой системы (А.А. Реформатский) и распространением представлений об особой значимости иерархических принципов организации языковой системы, в которой, наряду с базисными уровнями фонетики, лексики, морфологии и синтаксиса, выделяются уровни, отвечающие за динамическое взаимодействие языковых единиц в пограничных зонах. Именно с такими межуровневыми детерминациями связаны процессы словообразования, исследование которых и позволило рассматривать акты словопроизводства в рамках особого раздела грамматики, изучающего языковые явления пограничной, переходной между уровнями лексики и морфологии сферы.

Долгое время, однако, этой точке зрения противополагалась другая: объект словообразования наделен свойствами системности, но не образует особого языкового уровня, в силу отсутствия собственной единицы описания, и поэтому представляет собой часть морфологии языка, с которой совпадает по составу своих единиц и выполняемых ими функциям.

В русистике этот подход к рассмотрению подчиненного по отношению к морфологии статуса словообразования реализован уже в грамматике М.В. Ломоносова. Определение морфологии как науки о законах изменения слов и их строения в отвлечении от вещественных значений позволяло представлять в рамках морфологии описание явлений словообразования и морфемики. При этом под «изменением слов» подразумевалось как собственно словообразование, так и словоизменение, что позволяло выделять два раздела морфологии, через которые отражаются ее связи с лексикой и синтаксисом, а в границах словообразования рассматривались и вопросы морфемной членимости слова.

При таком подходе словообразование рассматривается в связи с образованием и структурой слов определенной части речи, что вполне соответствует задачам морфологии.

Основной критический момент этой точки зрения – неадекватное представление иерархии межуровневых связей и прежде всего – различие в наборе единиц и уровней, участвующих в актах словообразования и словоизменения, а также в процессе формировании структуры слова. Функционально словоизменение не связано с лексикой, с которым у словообразования не меньше связей, чем с морфологией. В то же время словообразование не может быть не связано с синтаксисом, отражая иные, по сравнению со словоизменением, системные детерминации. Особая функциональная связь словообразования и с фонологией через морфонологические явления структуры слова. Именно осознание особого межуровневого статуса словообразования, обладающего системными связями в иерархии языковых уровней, отличными от межуровневых связей морфологии, позволило закрепить в грамматической традиции 20 в. самостоятельность этого раздела грамматики, противопоставить проблематику новой дисциплины предметной области морфологии, а также выделить проблемы изучения морфемной структуры слова в отдельный раздел грамматики – морфемику, включивший и исследование вопросов фонологической структуры морфем – морфонологии.

Описание своеобразия межуровневых связей словообразования, в его тесных иерархических отношениях со всеми базисными уровнями языковой системы, начиная с фонологического, предопределило и поиск научных подходов к определению уровневого объекта – языковой единицы, показателя деривационной системности языка. Общий с морфологией и лексикой объект лингвистического анализа – слово как центральная единица языка – потребовал дефиниций в новом словообразовательном аспекте. И поэтому с определениями слова как единицы лексико-семантической системы, знака, целостного в формально-семантическом отношении, как единицы морфологической подсистемы – совокупности словоформ, было соотнесено дериватологическое описание слова как единицы словообразовательной подсистемы, знака, обладающего формально-семантической структурой особого типа. Отсюда формирование представлений об объекте и предмете словообразования, его задачах, определение структуры слова в аспекте словообразовательного анализа, соотношение принципов словообразовательного и морфемного типов анализа структуры слова, т.е. всего того, что позволило закрепить трактовку срединной, пограничной зоны, занимаемой словообразованием в системе языка между лексикой и морфологией.

Наиболее тесные связи словообразования с морфологией, затруднившие выделение словообразования, обусловлены не только общностью уровневой единицы – морфемы, выступающей в качестве средства словообразования и словоизменения. Многие из словообразовательных морфем языка (особенно суффиксальные) выполняют и классифицирующие функции, т.е., образуя новое слово, относят его к определенному типу словоизменения. Наряду с этим, очевидна и словообразовательная специфика слов определенной части речи: словообразовательные морфемы, выполняя категориальные функции, являются носителями общего грамматического значения, распределяют весь словообразовательный материал по частям речи. Отсюда и традиция описания морфологии с учетом словообразовательного критерия, с которой и соотносили общее понимание места словообразования в грамматике языка и системе языковых уровней. Нередки случаи и изменения функционального статуса морфем, используемых в актах словообразования. Так, система флексий может выступать в качества словообразующего компонента структуры слова – словообразовательного форманта, например, при субстантивации, а спаянность флексии с суффиксом при суффиксальном способе словопроизводства делает ее дополнительным средством деривации. И в целом, в языках с развитой морфологией словообразование, несомненно, не может не выявлять свой подчиненный характер по отношению к этому базисному уровню системы, на структурную организацию единиц которого оно направлено.

В то же время благодаря изучению моделей и способов словообразования, было установлено, что их диапазон, несомненно, шире, чем круг морфологической деривации. Это позволило выработать отношение к акту словообразованию как к процессу, достаточно автономному, свободному в своей реализации от единиц морфологии, что привело к поиску тех системных детерминант, которые доказывали бы не подчиненный, а самостоятельный статус словообразования, его избирательное отношение к средствам языка, способным проявлять свой деривационный потенциал.

Положение о том, что словообразование лишь использует ресурсы морфологии в актах морфологической деривации, при возможности «подключить» ресурс любого другого языкового уровня, предопределено прежде всего обоснованием межуровневых связей словообразования с лексикой, т.е. с тем ярусом, взаимная детерминация с которым долгое время недооценивалась вследствие тотального обобщения морфологической природы словопроизводства.

В ходе изучения системных связей словообразования с лексикой было установлено, что словообразование, выполняя номинативные функции, является не только продуктивным средством пополнения лексического состава языка, заполнения лексических лакун, но развития лексической системы через парадигматические отношения, формируемые в лексико-семантической системе словообразовательными единицами. Кроме того, исследование семантической специфики корпуса лексических единиц, создаваемых в актах словообразования, привело к выделению особого типа значения, выражаемому деривационными морфемами – словообразовательного значения, представляющего собой межуровневый по степени семантической абстракции тип языковой семантики. С выделением словообразовательного значения самостоятельный статус единиц словообразования, образующих особый подуровень языковой системы, окончательно утвердился в оппозиции к морфологии, единицы которой выражают грамматические значения, и лексике, с направленностью ее единиц и процессов на формирование лексического значения.

Через иерархически соотносимые со словообразованием языковые единицы морфологии и лексики были раскрыты позднее деривационные функции других базисных уровней – фонологии и синтаксиса.

Исследование проблем формальной вариативности морфологических компонентов словообразовательной структуры слова позволило обозначить сферу словообразовательной морфонологии, определить продуктивные морфонологические процессы в словообразовании, представить освещение проблемы деривационных функций морфонологических явлений.

Системные связи словообразования и синтаксиса явились основой углубления представлений о механизмах организации акта словообразования, его синтаксической природе, о глубинных синтаксических моделях формирования словообразовательного значения. В ходе выделения и анализа особых словообразовательных процессов, таких, как универбация синтаксического единства, синтаксическая деривация, было установлено, что основу производства лексических единиц составляют процессы отражения семантики синтаксических единиц, поэтому каждый из результатов процессов деривации не может не быть синтаксически обусловленным, а источник деривации – это, как правило, единица, большая, чем слово. Отсюда созданная интерпретация результатов словообразования как свернутых высказываний, семантика которых отражает на глубинном уровне пропозициональный характер мышления.

При описании межуровневой природы словообразовательных явлений была установлена и основная единица их описания – производное слово, определены формальные и семантические особенности этого языкового знака особого рода, специфика его структуры и семантики, принципы образования и функционирования. К несомненным достижениям созданной во второй половине 20-го века теории производного слова относится освещение проблем морфемной членимости слова (производная лексика используется при этом в качестве критериального класса для построения общей шкалы членимости) и, конечно, создание семантических концепций производного слова, благодаря которым в науке был выделен новый тип языковых значений, свойственный данному классу лексики. Наряду с грамматическими и лексическими значениями, была обоснована необходимость выражения в языке словообразовательного значения, на формирование которого направлено порождение производной лексики, а также различные функциональные тенденции. Именно с изучением словообразовательного значения соотносится в науке рассмотрение центральных вопросов теории производного слова – проблем производности и мотивированности, с изучением которых связано и развитие представлений об отношениях словообразовательной производности, о типологии мотивационных отношений в словообразовании, и выявление своеобразия семантики производного слова, по сравнению со словом непроизводным, и описание сложной иерархии единиц словообразовательной системы.

Как объект особой научной дисциплины, производное слово, образующее особый пласт лексики языка, исследуется со стороны своей структуры, освещаемой в различных аспектах, в зависимости от того, на каком этапе, уровне ее создания и функционирования рассматривается производная лексема [Янко-Триницкая 2001: 11]. И хотя сам термин «производное слово» был введен в науку лишь во второй половине 20 в. (см. прежде всего работы Г.О. Винокура), осмысление связанного с ним содержания берет свое начало в античных теориях языка и стиля, средневековых грамматиках, теории языка нового времени.

В истории языкознания выделение понятия производного слова связано с формированием представлений о знаковом характере языка, природе языкового знака и его функциях.

Центральная проблема обсуждения – определение языкового знака и принципов организации его структуры. Именно с рассмотрением данных вопросов в лингвистике постепенно определялись перспективы научного описания феномена производного слова.

В античности данное понятие рождается в стихии спора о природе именования (в современной терминологии – о содержании процесса номинации), в ходе которого были очерчены диаметрально противоположные концепции происхождения языка, предопределившие на долгие времена направление дискуссии о природе языкового знака.

На протяжении многовековой истории языкознания сохраняется острота двух противоборствующих античных теорий – концепции естественной мотивированности языковых знаков, не отрицающей мифологическое представление о природной связи имени и вещи (Платон, стоики, Эпикур, скептики), и договорной теории происхождения языка, порывающей с мифологией своим определением языковых знаков как исключительно произвольных и условных установлений (Аристотель).

Теория естественной мотивированности языкового знака создавалась как доказательство существования внутренней связи между именем и вещью, возникающей на основе отражения в образе имени, как это утверждалось Платоном, одного из аспектов идеальной сущности вещи (ее идеи, эйдоса, образа). Именно в таких актах интерпретации человеком идеальных сущностей и осознается естественная (природная) мотивированность языковых знаков. Однако процесс отражения осуществляется в разных знаках по-разному, что служит основанием разграничения так называемых «первых» и «позднейших» имен.

В первых именах акт интерпретации (отражения) основывается на подражании сущности именуемой вещи с помощью голоса, когда на положенный в основу именования признак сущности намекают в чем-то сходные со свойствами обозначаемого артикуляторно-акустические характеристики звукового состава имени (Платон). Поэтому для первых слов характерно согласие ощущения вещи с ощущением звука (стоики), в них отражается особое впечатление, особое восприятие (Эпикур).

В позднейших именах интерпретация идеальных сущностей вещей иная: она осуществляется через посредство первых имен, указывающих самим своим значением на признак, послуживший основой именования (Платон). Отсюда и специфика связи звучания и значения, имеющая у позднейших имен опосредованный, выводимый характер на базе ассоциаций по сходству, смежности или контрасту между именуемой вещью и вещью, обозначенной первым именем (стоики). У позднейших имен, «сверх» чувственного образа, присутствует рассудочное представление модели, способа образования слова (Эпикур).

Позднее данные классы именований были соотнесены с разными классами лексики по типу мотивированности. Первые имена – с фонетически мотивированными знаками звукоподражаний (ономатопей) и междометий, а также с классом знаков лексического типа мотивированности – непроизводными лексемами, отражающими референцию к именуемой вещи через лексическое значение, соотносимое непосредственно со звуковой формой знака. К понятию позднейших имен восходит современная концепция производного слова как знака вторичной номинации, отличающегося свойством двойной референции: вещественное значение производного слова формируется путем отсылки к значению другого – производящего – знака, на базе которого образуется тип словообразовательно мотивированных языковых номинаций, звуковая форма которых соотнесена с содержанием через мотивирующую структуру производящего знака.

Более востребованной, однако, в истории семиотики оказалась концепция произвольности языкового знака, восходящая к учению Аристотеля о символической природе языка.

Согласно Аристотелю, «от природы нет имен; они получают условное значение, когда становятся символами», поэтому «всякое предложение имеет значение вследствие соглашения».

Начиная со средних веков, тезис Аристотеля о договорной (конвенциальной) основе языка, о том, что языковые знаки обладают значением не «по природе», а «по установлению», становится господствующим. К проявлениям произвольности особой силы относят звуковую форму языка как исключительно конвенциальную, случайную сторону его знакового характера. Отражение естественной мотивированности видят иногда лишь в семантике языка, в ее обусловленности свойствами реальной действительности (грамматическое учение модистов, конец 13 – начало 14 вв.).

Только в новое время, благодаря оформлению рационалистического и эмпирико-сенсуалистического направлений, в общей теории языка возрождается проблематика античного спора о природе имени.

Рационалистическими концепциями языка «Грамматики» и «Логики» Пор-Рояля (1660-1962), французской методической энциклопедии грамматики и литературы (1789) продолжаются традиции Аристотеля. Слова определяются как «учрежденные знаки мысли»: «говорить – значит объяснять мысли при помощи знаков, изобретенных людьми для этой цели». Знаковость языка отождествляется таким образом с произвольностью, что понятие знака, как и символа у Аристотеля, сводится к его звуковой стороне, односторонней сущности.

Опровержению догмы о произвольности языкового знака посвящены труды сторонников эмпирико-сенсуалистического подхода (Бекон, Гоббс, Локк, Кондильяк), развитие которого окажется особенно плодотворным в Европе 19 в. (Гердер, Гумбольдт, Шлейхер, Потебня, Пауль, Бодуэн де Куртенэ). Благодаря обоснованию представлений о внутренней форме языка, проблема определения семиотического характера языка и знаковой специфики его единиц станет в это время одной из центральных, предопределив разработку и многих аспектов современных исследований феномена производных знаков.

В 20 в. острота античного спора поддерживается возникновением парадигмы европейского структурализма, а также распространением в языкознании идей одного из основоположников американской семиотики Ч. Пирса.

Различая в структуре знака «материальные качества», означающее, и «непосредственную интерпретацию», означаемое, Ч. Пирс полагал, что различные «репрезентативные свойства», или виды знакообозначения, основаны на разных отношениях между означающим и означаемым, которым соответствует три общих типа знаков: иконические, индексальные и символические.

Иконические знаки формируются на основе фактического подобия означающего и означаемого, индексальные – на реально существующей ассоциации по смежности, а символические – на установленной по соглашению, усвоенной смежности означающего и означаемого. Последняя семиотическая связь является правилом и не зависит от наличия или отсутствия какого-либо сходства или физической смежности, естественной связи между означающим и означаемым. К знакам-символам Ч. Пирс относил именно языковые знаки.

С данной версией идей Аристотеля согласуется и концепция произвольности языкового знака, развиваемая в трудах основоположника современного структурализма Ф. де Соссюра.

По определению Ф. де Соссюра, «языковой знак произволен»: «…означающее немотивировано, т.е. произвольно по отношению к данному означаемому, с которым у него нет в действительности никакой естественной связи» [Соссюр 1977: 100, 101]. Именно этим «первым принципом» знака произвольный знак отличается от символа, который, по его мнению, «всегда не до конца произволен; он не вполне пуст, в нем есть рудимент естественной связи между означающим и означаемым» [там же]. Такая градация, однако, возможна и среди языковых знаков. «Только часть знаков,- пишет Ф. де Соссюр,- является абсолютно произвольной; у других же знаков обнаруживаются признаки, позволяющие отнести их к произвольным в различной степени: знак может быть относительно мотивированным» [там же: 163]. К относительно мотивированным знакам, неким исключениям из «правила» произвольности, им были отнесены междометия, звукоподражания и знаки, созданные по аналогии (производные слова).

С критикой этого «принципа Соссюра» в структурализме 20 в. соотнесены многие семиотические концепции, но в первую очередь – теория языкового знака Э. Бенвениста, возродившего античные представления о естественной мотивированности.

В полемике с Ф. де Соссюром Э. Бенвенист ограничивает область языковой произвольности. «Произвольность,- подчеркивает Э. Бенвенист,- заключается в том, что какой-то один знак, а не какой-то другой прилагается в данному, а не к другому элементу реального мира» [Бенвенист 1974: 93]. Что касается самого знака и его структуры, то произвольности связи означающего и означаемого, как это утверждал Ф. де Соссюр, не существует. Произвольность может проявляться лишь в ограниченной зоне соотношения звуковой формы знака с денотативной частью его лексического значения, как, например, в знаках с утраченной внутренней формой (непроизводных словах). Во всех остальных аспектах знака действует другой принцип, названный Э. Бенвенистом принципом «системной мотивированности», в соответствии с которым естественные связи между означающим и означаемым возникают в языке как системе, настроенной на порождение мотивированных знаков. Это объясняется через символический способ функционирования языка, трактуемый Э. Бенвенистом в духе Платона как «...способность представлять (репрезентировать) объективную действительность с помощью знака и понимать «знак» как представителя объективной действительности и, следовательно, способность устанавливать отношение «значения» между какой-то одной и какой-то другой вещью» [там же: 28]. И поскольку «язык вос-производит действительность» [там же: 27], он «…прежде всего категоризация, воссоздание предметов и отношений между этими предметами» [там же: 122]. С этой способностью языка к символизации реального мира связаны, по Э. Бенвенисту, когнитивные функции языка как феномена мышления: «…возможность мышления вообще неотрывна от языковой способности, поскольку язык – это структура, несущая значения, а мыслить – значит оперировать знаками языка» [там же: 114]. Отсюда и обусловленные символическим функционированием свойства языка – его нематериальная природа, членораздельный характер и наличие языкового содержания.

Таким образом, в отличие от Ф. де Соссюра, полагавшего, что произвольность языкового знака доказывает, что естественные вещи и их отношения не имеют отношения к языку, а человек своим мышлением не властен внести хотя бы малейшие изменения в языковую структуру, Э. Бенвенист, провозглашая системную мотивированность языкового знака, показывает действие этого принципа в надсистемных символической сферах действительной и мыслительной реальности.

В направлении поиска оснований определения принципа мотивированности языкового знака продвигалось и развитие представлений о знаках, созданных в результате аналогии, в актах применения словообразовательных правил языка. Выделение понятия производного слова поставило дискуссию о природе именования в новый контекст теоретического осмысления проблемы мотивированности языкового знака, изучения семиотических возможностей различных уровней языка, единицы которых участвуют в организации пространства мотивированных знаков и, в конечном счете, обнаруживают специфику особого типа словообразовательной мотивированности.

К наиболее существенным достижениям, сделанным в области семиотики благодаря развитию представлений о специфике производных знаков, следует отнести разработку принципов ономасиологического анализа семантики производного слова и связанное с ней обоснование иерархии уровней структуры мотивированных знаков.

В центре исследовательского интереса словообразования находится феномен производимости одного слова на базе другого, феномен, который показывает, как отмечал Н.В. Крушевский, что «всякое слово способно, вследствие особого психического закона, и возбуждать в нашем духе другие слова, с которыми оно сходно, и возбуждаться этими словами» [Крушевский: 1883: 65]. Впоследствии такой «словопроизводный» характер центральной единицы словообразовательной системы, этого, по определению В.А. Богородицкого, «сложного ассоциативного агрегата» [Богородицкий 1935: 95], будет раскрыт через изучение отношений производности двух единиц – производной и производящего слова, на базе формы и значения которого строится процесс словопроизводства и формируется формально-семантическая структура производного слова. И основные понятия современной теории словообразования связаны с изучением этого феномена производного слова. Его отличительные в языковой системе признаки раскрываются через важнейшие теоретические понятия мотивированности (мотивации) и производности.

С одной стороны, производное слово – это мотивированный языковой знак, т.е. знак, характеризующийся семантической обусловленностью значения целого значениями составляющих его формальную структуру компонентов. В акте словообразования одни единицы выступают в качестве источника мотивации – мотивирующих единиц, другие – как обусловленные, мотивированные.

С другой стороны, в отличие от мотивированных знаков других уровней языка, мотивированность производного слова связана с реализацией словообразовательного типа отношений – отношений словообразовательной производности, т.е. формально-семантической выводимости свойств производного из свойств исходных, или производящих, единиц. Мотивированность в словообразовании – это двустороннее, формально-семантическое явление: семантическая обусловленность значений реализуется за счет функционирования единиц словообразовательной структуры слова, соотносимых с компонентами внутренней формы слова на всех уровнях иерархической структуры знака от фонетики – до синтаксиса.

Применение понятий мотивированности и производности позволило определить производное слово как такую языковую структуру, внутренняя форма которой соответствует выражаемому ею содержанию и которая строится как двучленное, бинарное образование.

В современной науке под производным словом понимают синхронически мотивированный языковой знак, т.е. знак, структурно-семантические свойства которого позволяют «осознать рациональность связи значения и звуковой оболочки слова на основе его лексической и структурной соотнесенности» [Блинова 1984: 15-16]. Производные слова – это знаки с «живой» внутренней формой, т.е. знаки, имеющие такую формально-семантическую структуру, которая обусловлена структурно-семантической соотнесенностью составляющих ее компонентов, через которые в свою очередь осознается признак, положенный в основу номинации при образовании нового слова. Поэтому в производном слове внутренняя форма соответствует выражаемому формально-семантической структурой знака значению, а в процессе формирования и выражения языкового значения используется расчлененный способ его оформления за счет различных компонентов структуры знака. Таким образом, в системе мотивированных знаков производное слово отличается тем, что его структура реализует особый тип словообразовательной мотивированности – двусторонней, формально-семантической обусловленности одного знака (словообразовательно мотивированного, производного) другим (словообразовательно мотивирующим, производящим). Форма и значение производного слова определяются формой и значением производящего слова, через структуру которого осознается мотивированность производного знака. Такой опосредованный характер внутренней формы, свойственный именно производной лексике языка, объясняется ономасиологически – исходя из особенностей знакообразования (семиозиса).

Производное слово представляет собой единицу так называемой вторичной номинации: ее знаковая структура основывается на формальных и семантических свойствах уже существующих в ономасиологической системе единиц. Поэтому в ономасиологическом аспекте производное слово характеризуется как «противоречивый знак, т.е. знак, обладающий противоречивыми чертами: с одной стороны, как отдельная лексема, производное слово передает индивидуальное значение, с другой стороны, поскольку в его передаче используется расчлененный способ передачи такого значения, дефиниция производного должна отразить и референцию к определенному денотату, и референцию к своему источнику» [Кубрякова 1997: 203-204]. Это ономасиологическое свойство производного слова, названное Е.С. Кубряковой свойством двойной референции, позволило определить специфику символического функционирования производного слова. Развивая в процессе функционирования более сложные ассоциативные связи, чем непроизводное, простое слово, производное представляет собой своеобразную «лексему-узел»: «…пересечение связей в этом узле дублируется уже за счет того, что линии отношений перетягиваются и между ним и его «собратьями» по корню, и между ним и однотипными с ним образованиями, построенными по той же модели и/или включающими те же аффиксы и т.д.» [Кубрякова 1995: 22].

В ходе описания номинативной специфики производного слова были раскрыты межуровневые механизмы порождения языковой структуры этого типа языковых знаков, использующих расчлененный способ организации значений. В итоге свое определение получило понятие структуры производного слова, рассматриваемое в иерархии тех уровней языковой системы, которые выполняют деривационные функции, настроены на деривационное порождение единиц лексикона – формирование структуры производного слова в актах номинативной деривации.

В современной дериватологии структура производного слова осмысливается как своеобразная иерархия поверхностных и глубинных уровней, единицы которых, выполняя деривационные функции, образуют свой тип языковой структуры в актах формирования и функционирования производных знаков [Кубрякова 1990].

Первоначально структура производного слова определялась на основе ее соотношения с продуктивным типом структур в языках с развитой морфологией – морфологической (морфемной).

Морфологическая (морфемная) структура производного слова – это строение слова, описанное в терминах морфемного состава и в терминах функциональных отношений между отдельными реализующими данное слово морфемами.

В результате разработки принципов и процедур морфемного анализа структуры производного слова, сводимых к отождествлению классной принадлежности непосредственно составляющих слово компонентов и схемы отношений между ними, было определено понятие словообразовательной структуры слова, в ее отличии по составу единиц от морфемной структуры слова.

Словообразовательная структура слова, которой характеризуются только производные слова, представляет собой отражение определенного акта номинации, осуществленного с применением словообразовательных средств. Словообразовательные структуры это расчлененные образования, в которых противопоставленными элементами являются уже не морфемы, а две специфические для производного части – отсылочная и формантная, устанавливаемые в результате применения особого типа анализа структуры слова – словообразовательного.

Отсылочная часть – тот компонент структуры, который отсылает к источнику мотивации (деривации) данного слова и служит сохранению необходимой доли значений источника в мотивированном (производном) слове. Отсылочная часть фиксирует и то, что остается материального в структуре деривата от исходной мотивирующей (производящей) единицы. Ее формальные характеристики предопределяются статусом отсылочной части (слово или основа выступает в качестве производящей базы), полнотой / неполнотой сохранения источника мотивации и его отдельных компонентов (так, например, отглагольные имена сохраняют из всей исходной пропозиции ее предикат, но не сохраняют его окружения), частеречной принадлежностью исходного слова или сформировавшейся основ, указанием на специфику сформировавшейся основы, ее строение и морфонологические особенности.

Формантной частью словообразовательной структуры называется компонент, который отражает формальную операцию, использованную в акте создания деривата, и который является, следовательно, проекцией данной операции в виде того или иного словообразовательного «следа». Поскольку формальные операции исчислимы, словообразовательные модели устанавливаются прежде всего в зависимости от использования на последнем шаге формальных операций и их отражения в виде тех или иных морфемных последовательностей. Следовательно, понятие словообразовательной структуры слова отражает способ создания дериватов и общность всех дериватов, созданных в результате применения формальных операций одного и того же типа. Оно необходимо для общей классификации производных слов на формальных основаниях, для констатации отношений производности между источником мотивации, или исходной мотивирующей единицей (предложением, словосочетанием, отдельным словом), и результативной единицей, дериватом.

Исследование морфемно-словообразовательных структур дериватов послужило основанием для всесторонней характеристики основы производного слова во взаимосвязанных аспектах членимости и производности. В частности, с выявлением случаев асимметрии, возникающей в структуре производного слова между единицами ее морфемного и словообразовательного уровней, связано описание формальных, семантических и функциональных критериев производности. На материале русского языка были разработаны следующие критерии производности основы слова: 1) критерий первой степени членимости (слова с производными основами входят в двойной ряд сопоставлений – слов с тем же корнем и тем же аффиксом, т.е. четко членятся на корневые и аффиксальные морфемы); 2) «критерий Г.О. Винокура» (критерий наличия производящей основы); 3) критерий формальной и/или семантической сложности; 4) критерии выражаемых дериватами грамматических, словообразовательных и стилистических значений; 5) критерий множественной производности (полимотивации) и др. [Земская 1973: 63-68].

Особое направление анализа – исследование семантической специфики основных компонентов словообразовательной структуры слова, их роли в стратификации языковых значений в морфологической структуре слова и формировании особых значений деривационного типа. Важнейшим итогом проводимых исследований явилось положение о расчлененном характере выражаемых производным словом значений, основные семантические компоненты которых симметричны компонентам словообразовательной структуры слова.

Отсылочная часть, состоящая из основы мотивирующего (производящего) слова, отсылает к источнику деривации и служит способом сохранения содержащихся в ней полнозначных единиц в структуре деривата (корневых элементов) и связанного с ними наследуемого в производном слове объема семантики.

Формантная часть, состоящая из форманта, используемого в акте словообразования (аффиксальных и иных словообразующих элементов), служит выражению нового значения деривата по сравнению с мотивирующим его словом.

Новое значение, возникающее в производном слове в результате соединения отсылочной и формантной частей и в результате формирования самих этих компонентов в акте словообразования, называется словообразовательным значением, которое может быть определено либо по значению формантной части деривата (в объеме семантической разности, когда носителем словообразовательного значения является словообразовательный формант), либо более широко – как результат воздействия данного форманта, с его категориально-грамматическими и лексическими характеристиками, на данную производящую основу и ее значение (аспект семантической суммы значений производящей и производной единиц). Таким образом, словообразовательное значение – это формально выраженный тип значения, реализуемый в целой серии словообразовательно мотивированных слов с одним и тем же формантом.

С развитием методов семантических исследований структура производного слова все более определенно начинает осмысливаться в аспекте межуровневых связей словообразования с лексикой и синтаксисом. Это привело к выявлению особого типа когнитивных структур, отвечающих за осуществление актов номинативной деривации, а также к уточнению типов языковых значений, выражаемых производной лексикой.

Тип когнитивных структур, связываемых с производными знаками, получил называние ономасиологические, что отразило характеристику производного слова как единицы номинации со специфическим строением, состоящим в приписывании определенного ономасиологического признака определенному ономасиологическому базису с помощью ономасиологической связки.

Если понятие словообразовательной структуры представляет статическое измерение его строения в аспекте семасиологического анализа («как сделано слово?»), то понятие ономасиологической структуры отражает синхронную деривационную историю возникновения слова – процесс и этапы вербализации замысла, акта знакообразования («как делается слово?»).

Понятие ономасиологической структуры способствует раскрытию принципов номинативной деятельности языковой личности, познанию механизма формирования особого типа языкового значения, называемого словообразовательным.

В аспекте порождения речи компоненты ономасиологической структуры изоморфны этапам номинативной деятельности.

На первом этапе осуществляется выбор категориальной доминантной семы производного слова – ономасиологического базиса, т.е. подведение будущего деривата под одну из частей речи или ее отдельный семантический разряд. На этом этапе говорящий устанавливает соответствие нарекаемой им сущности одной из трех главных понятийных категорий – предметности, процесса / действия или признака, или иерархически подчиненным им субкатегориям.

Второй этап связан с выбором ономасиологического признака – логической операцией мотивировки, уточнения, конкретизации нарекаемой сущности за счет сравнения неизвестного с известным, за счет обнаружения у них общих признаков и свойств.

Третий этап состоит в приписывании выбранного признака выбранному базису. Это акт так называемой предикации, или приписывания аргументу его функций. Для этого используется либо простая ономасиологическая связка, свидетельствующая лишь о самом факте наличия отношений между базисом и признаком, либо конкретная, фиксирующая один определенный тип отношений – совместности, обладания, наличия и т.д.

Именно ономасиологическая связка позволяет установить характер отношения данного признака к данному базису и назвать это отношение, т.е. выявить тип формируемого словообразовательного значение.

Словообразовательное значение выступает лишь как значение, называющее определенный тип связи между данным базисом и данным признаком с помощью данной ономасиологической связки. Это то обобщенное значение, на котором базируется лексическое значение производного слова, и в то же время та общая схема, конкретным заполнением которой обусловливается специфика лексического значения и степень его отклонения от моделируемого абстрактного значения соединяющихся частей структуры деривата. Это значение, имеющее свой собственный статус в языке в противоположность грамматическому и лексическому типам значений, свою собственную форму выражения (в пределах структур определенного типа) и свою собственную номенклатуру (инвентарь).

Со словообразовательным значением связана организация семантической и смысловой структур производного слова.

Семантическая структура деривата – это его системное значение, отраженное в лексикографическом описании. Смысловая – включает представление всей информации, извлекаемой из данного слова при его использование в речи, что позволяет включать в состав этой информации коннотативные элементы, стилистические и прагматические компоненты.

Данные семантические слои производного слова соответствуют его ономасиологической структуре и формируются за счет словообразовательного значения. Поэтому семантическая дефиниция производного представляет собой описание его лексического значения как конкретного и индивидуального представителя словообразовательного ряда, как носителя словообразовательного значения в его конкретном облике.

Таким образом, основные уровни структурной типологии производного слова важны для обнаружения семиотических признаков этого типа мотивированной лексики языка, отличающейся от классов непроизводных и других мотивированных знаков именно общим набором и функциями того или иного типа языковых структур. В отличие от знаков иных семиотических классов производные слова характеризуются именно в четырех взаимосвязанных аспектах своей структуры – морфологическом (морфемном), словообразовательном, ономасиологическом (пропозициональном) и семантическом (смысловом).

Методологически этой проведением разноаспектных описаний структуры производного слова было предопределено комплексное осмысление объекта дериватологии, повлиявшее в истории словообразования на оформление предметной области молодой науки в единстве взаимосвязанных направлений анализа определенного типа структуры производных единиц. Это сделало возможным и выделение самостоятельных разделов современного словообразования, изучающих структуру производного слова в том или иной предметной области.

Исследование морфемной структуры производного слова привело к научному обоснованию проблематики словообразовательной морфемики – раздела словообразования, изучающего деривационный потенциал морфем языка, в их функциональной специализации на выражении определенных типов словообразовательной семантики.

В качестве самостоятельного раздела современной дериватологии выступает сегодня и словообразовательная морфонология, рассматривающая вопросы морфонологической вариантности единиц словообразовательной системы и активные морфонологические процессы словопроизводства.

Специфика словообразовательной структуры слова определяется в рамках структурно-функционального словообразования, изучающего вопросы организации словообразовательной системы языка и ее основных функциональных разновидностей. С проблематикой данного раздела соотнесены опыты описания активных процессов деривации в их нормативном и стилистическом освещении.

Ономасиологические структуры производных единиц исследуются под эгидой ономасиологического словообразования. Проблематика этого раздела связана с исследованием семантики производного слова во взаимосвязанных аспектах порождения и функционирования мотивированных знаков, что оказалось особенно перспективным для постановки задач психолингвистического и когнитивного направлений дериватологических исследований.

Развитием данных разделов словообразования было обусловлено формирование проблемной области его теории в контексте прогрессивных идей и методов языкознания. Начиная с особого внимания к порождающим концепциям языка, к понятиям общей теории номинации, тот интерес, который уделяется в словообразовании актуальным течениям лингвистики, способствует дальнейшему продвижению этого раздела науки, развитию предметной области его актуальных направлений.

Актуальные направления русского словообразования отражают возможность исследования процессов деривации, как это показал Л.В. Щерба, в двух аспектах: «как делаются слова» и «как они сделаны» [Щерба 1974: 51]. К данному противоположению восходят и аспекты диахронии и синхронии, и методология синхронического словообразовательного анализа структуры слова, в его ономасиологической и семасиологической версиях.

При ономасиологическом подходе структура производного слова изучается «слева направо», в аспекте того, «как можно сделать новые слова» на основе тождества корневой части производного и производящего слова [Винокур 1959]. Отсюда особый интерес к исследованию процессов «формализации семантического признака, положенного в основу лексического значения производного слова» [Янценецкая 1979: 16], рассмотрению явлений внутренней формы, определению типов мотиваций и природы словообразовательного значения. В этом аспекте структура производного слова определяется как динамическое, формирующееся образование, обусловленное действующими в языке правилами, удовлетворяющими потребности номинативной деятельности. Позднее в этом аспекте структура производного слова получит характеристику как особый тип когнитивных структур, названных ономасиологическими.

В семасиологическом аспекте структура производных единиц определяется как статическое образование путем анализа одноструктурных, однотипных производных структур «справа налево» - путем отождествления аффиксальных морфем, с помощью которых семантизируется словообразовательное значение дериватов [Смирницкий 1948]. Выяснение круга используемых формальных средств деривации, позволяет решить вопрос о том, «как сделаны готовые слова», т.е. установить их поверхностную словообразовательную структуру и способ ее формирования.

Позднее семасиологическая и ономасиологическая версии дериватологии привели к оформлению содержания системно-структурного и функционального подходов – описанию словообразования во взаимосвязанных аспектах структуры языка, сознания и коммуникации.

Основные аспекты и направления дериватологических исследований начинают оформляться уже в период до 50-х гг. 20 в., когда были выделены два направления системно-структурного словообразования:

- морфологическое: акт создания дериватов рассматривается как проявление комбинаторики морфем, а минимальной единицей словообразования признается морфема (впоследствии эта проблематика фокусируется в рамках новой дисциплины - морфемики);

- структурно-семантическое: поставлены вопросы о соотношении структуры и семантики производного слова, в частности, о соотношении процедур морфемного и словообразовательного анализа, о критериях отношений словообразовательной производности и их направленности, о соответствии формальной и семантической производности слова; разрабатывается понятие мотивированности производного слова, осуществляются первые попытки определения словообразовательное значение и объяснения его природы.

К концу 60-х – началу 70-х гг. формируется синтаксическое (трансформационное, порождающее) направление русского словообразования. В его границах семантика и структура дериватов объясняется процессуально на основе разных синтаксических конструкций, а словообразовательные правила оцениваются как цепь переходов, восстанавливаемых в процессе превращения исходных синтаксических единиц в соответствующие дериваты.

На положениях порождающей грамматики основывается и более поздняя трактовка производного слова как свернутой глубинной синтаксической конструкции - пропозиции. Активное применение данного понятия к фактам словообразования позволило доказать пропозициональную природу словообразовательных актов, разработать процедуры пропозиционального анализа семантики производного слова. Обоснование пропозиционального направления дериватологии явилось в 80-90-е гг. еще одним аспектом изучения межуровневой природы явлений словообразования.

70-80-е гг. - расцвет ономасиологического направления словообразования, в рамках которого словообразование рассматривается в свете положений теории номинации как учение о создании новых названий - мотивированных однословных знаков языка, играющих важную роль в классификационно-познавательной деятельности человека. В результате создается представление о словообразовании как важнейшем средстве номинативной деятельности языковой личности, а акт словообразования описывается изоморфно номинативной деятельности - как отражение этапов этого вида речемыслительной деятельности индивида. Кроме того, у производного слова, наряду с морфемной и словообразовательной, выделяется особый тип языковой структуры - ономасиологическая, основные компоненты которой (базис, признак, связка) структурируют словообразовательного значение, выражающее особый тип отношения между базисом и признаком, абстрагированными различными типами языковой семантики. Впоследствии на базе ономасиологического словообразования сформировалось к концу 90-х гг. 20-го века когнитивное направление дериватологии.

Благодаря созданию целого ряда концепций, проясняющих статус словообразовательных структур в системе языковых уровней, формулируются принципы функционального словообразования.

Одно из первых направлений этого рода - функционально-семантическое, изучающее проблемы семантики, функционирования и создания производных слов в речи и тексте. К концу 20 в. задачи этого направления тесно связываются с проблематикой функциональной неоднородности знаковых систем, обнаруживаемой в актах коммуникации. Это дает начало зарождению дискурсивного направления словообразования.

Продолжает оставаться актуальным и системный аспект функциональных исследований, связанный сегодня с изучением функционирующих системных единиц сознания, подводимых под словообразовательный уровень речемыслительной деятельности. В связи с этим наиболее востребованы основы психолингвистической теории языка, позволяющие представить словообразование как особый подуровень языковой способности индивида. Как его интеллектуальный ресурс, словообразование предстает и в когнитивной парадигме, где процессы словообразования оцениваются в аспектах концептуализации и категоризации, в связи с познаваемой человеком картиной мира, моделируемой в языке словообразовательными средствами.

Из основных теоретических направлений русской дериватологии, их динамики и перспектив в связи с исследованием проблем языковой категоризации следует, что эпоха ренессанса, переживаемая сегодня русским словообразованием, вполне объяснима логикой эволюции этого раздела русистики, развитие которого всегда было связано с обоснованием адекватных методов анализа структуры производного слова, с устранением формальных дистрибутивных схем ее описания и усилением семантического аспекта интерпретации деривационных отношений. С обновлением процедур современной семантики русское словообразование соотносит и свои новейшие гипотезы. В частности, погружение дериватологической проблематики в теоретический контекст когнитивной лингвистики соответствует в целом духу традиции, ведь центральная проблема когнитологии – обнаружение знаковых единиц когниции – была выдвинута русским словообразованием еще в 60-е гг. 20-го века.

Восходя к учениям о морфологической структуре слова И. А. Бодуэна де Куртенэ, внутренней форме слова А. А. Потебни, формах слова Ф. Ф. Фортунатова, русское словообразование второй половины 20-го века своей ориентацией на новейшие концепции дескриптивизма и генеративизма никогда не разрушало генетические связи с классической традицией. Напротив, влияние зарубежного языкознания лишь опосредствованно сказывалось на описании языковых тенденций. В их выявлении непременно содержалось уточнение зарубежных аллюзий, отвечающих духу русской лингвистической мысли.

Идеи и методы европейского функционального языкознания, с разработкой которых совпало становление словообразования как особого раздела русистики, явились той концептосферой молодой науки, в пространстве которой русское словообразование соотносило учения Казанской и Московской лингвистических школ с программой Пражского лингвистического кружка. Именно с синтезом принципов уровневой и функциональной лингвистики был связан поиск в трудах В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, А. А. Реформатского и А. И. Смирницкого общего направления анализа феноменов словообразования – системно-функционального подхода к деривационным процессам языка и речи. В рамках данного подхода, постулирующего примат функции над структурой, определяются основные категории словообразовательной системы и ведущие аспекты изучения ее единиц (Ю. С. Азарх, Е. Л. Гинзбург, Н. Д. Голев, О. П. Ермакова, Е. А. Земская, Г. С. Зенков, Е. В. Красильникова, Е. С. Кубрякова, В. В. Лопатин, И. Г. Милославский, В. М. Никитевич, М. В. Панов, О. Г. Ревзина, Л. В. Сахарный, П. А. Соболева, А. Н. Тихонов, И. С. Торопцев, И. С. Улуханов, Н. А. Янко-Триницкая, М. Н. Янценецкая).

С одной стороны, теоретические положения дериватологии служат основой формирования понятий особого уровня языковой системы, обусловленного своими межуровневыми связями всей иерархией единиц базисных и небазисных языковых уровней. С другой стороны, описание деривационных функций разноструктурных единиц приводит к выявлению знаковых моделей порождения производной лексики и системообразующих единиц деривации.

Ведущая теоретическая линия связана при этом с анализом односторонних категорий формы и содержания в системе двусторонних, знаковых процессов, на которых основываются такие динамические тенденции языка, как деривационные. Отсюда основное внимание, уделяемое в дериватологии проблематике знака и тем функциям, которые выполняют единицы словообразования, представляющие системно-знаковые отношения в их динамическом (порождающем) функционировании. Кроме того, проблемы порождения знака рассматриваются с позиций особого понятия – структуры слова как «сгущенного пучка» знаковых характеристик, то есть с точки зрения реализации в структуре производного слова иерархии межуровневых связей, обусловливающей реализацию динамических процессов в системе словообразования.

Разноаспектность осмысления феномена структуры производного слова проявилась в формировании терминосистем по меньшей мере трех самостоятельных дисциплин – морфемики, морфонологии и семантического словообразования. Выделение проблематики данных разделов дериватологии, преследующих цели описания функций единиц различных уровней структуры производного слова, особенно закономерно в свете обозначенных задач анализа словообразования как процесса номинации. Рассмотрение единиц синтеза структуры производного слова в актах речевого мышления привело к трактовке деривационных процессов как актов номинативной деривации, что послужило основанием формирования ономасиологического направления дериватологии, а впоследствии привело к прояснению когнитивных аспектов производного слова, развивающего в своей структуре приемы выражения принципов категоризации, соотнесенные с правилами знакообразования, а через них – и с языковыми моделями концептуализации.

В теории ономасиологического словообразования проблема знаковых механизмов и форм категоризации была поставлена как первоочередная задача (Г. О. Винокур, М. Докулил, Е. С. Кубрякова, М. Н. Янценецкая). Исследования производной лексики в свете номинативного потенциала деривационных отношений, раскрывшие процедуры моделирования актов номинативной деривации, помогли уточнить представления о внутренней форме слова, своеобразии мотивированности производных знаков, специфике языковой семантики единиц словообразовательной системы.

На развитие предметной области ономасиологического словообразования большое влияние оказали мотивологическое и дериватологическое направления русской лексикологии (О. И. Блинова, Н. Д. Голев). Используя смежные с ономасиологическим словообразованием единицы описания, концепции мотивологии и деривационной лексикологии не могли не определять качество парадигмы русского словообразования в обосновании многих актуальных вопросов: структуры внутренней формы слова, степеней мотивированности единиц лексикона, способов организации лексического значения, типологии языковых и речевых процессов мотивированности словесных знаков.

Спецификой ономасиологического подхода к процессам деривации явилось выявление семиотических структур, отвечающих за семантическую трансформацию высказывания в форме производного слова, и описание функциональной семантики единиц, с опорой на деривационный потенциал которых такое преобразование реализуется (Ю. Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова, Е. Л. Гинзбург, Е. С. Кубрякова, Ю. Г. Панкрац, З. А. Харитончик, М. Н. Янценецкая, Л. А. Араева, Н. Б. Лебедева, З. И. Резанова). Стремясь отразить когнитивный характер языковой семантики, ономасиологическое словообразование обращается к парадигме семантического синтаксиса – направлению, обеспечившему взаимосвязь этапов «когнитивной революции» (Ч. Филлмор, У. Л. Чейф). В категориях глубинной семантики, сохранивших общий генеративистский настрой, была обобщена к тому же и особая роль структур языка – их мыслительная активность, что (1) составило основу выводов о феноменах сознания, имеющих свои языковые формы, изоморфные структурам мышления, и (2) предопределило направление анализа языкового содержания методом единиц концептуальной интеграции. Обоснованные методом генеративных единиц (прежде всего – пропозиций) структуры производного слова стали все более соотносится с отражательно-знаковыми конструктами, вроде ономасиологических, пропозициональных, фреймовых форм организации смыслового пространства знака, что привело в итоге к «концептным» теориям значения, с их особым вниманием к правилам языковой концептуализации и формам знакового выражения (категоризации).

С описанием концептуальных структур, проясняющих аспекты семиозиса производного слова, связаны задачи когнитивного анализа процессов номинативной деривации.

При освещении ономасиологических структур производной лексики в терминах когнитивной грамматики Р. Лангакера, концептуальной семантики А. Вежбицкой, теорий прототипической категоризации Дж. Лакоффа и концептуальной интеграции Г. Фоконье – М. Тернера дериватология обращается к моделированию семиотических пространств выражения когнитивных процессов, подводит описание когниций, связанных с актами деривации, под процессы языковой категоризации.

Предложенной Е. С. Кубряковой методикой концептуального анализа семантики производного слова [Кубрякова, 1994] была предопределена разработка программы изучения процессов номинативной деривации как особых актов семиозиса [Кубрякова, 2000]. В результате структура производного слова определяется как ментально-знаковое образование, концептуально-семиотический комплекс, в котором креолизуются «поверхностные» морфодеривационные компоненты в соответствии с когнитивными (концептуальными) схемами деривации. Доступ к феноменам сознания, поддержанный внутренней формой производного слова, обеспечивается операцией логического вывода – инференции, эксплицирующей разнообразные слои семантики производного слова [Кубрякова, 1999]. По определению Е. С. Кубряковой, углубление представлений о когнитивном характере производного слова связано с описанием композиционной семантики этой единицы лексикона, функций различных уровней и экспонентов внутренней структуры дериватов, правил стратификации значений и интерпретации связанных с ними концептуальных структур [Кубрякова, 1998; 2002].

На материале русского словообразования когнитивный анализ семиозиса производных знаков позволил охарактеризовать иконичность словообразовательной формы в аспекте симметрии языковых и концептуальных моделей, что обосновано в ходе описания различных системных явлений дериватологии: морфонологии [Антипов, 2001; 2002] и фоносемантики производной лексики [Антипов, Коншу, 2002; 2003], интерпретационных механизмов полимотивации [Антипов, 2001; 2002; Катышев, 2001; 2005], мотивационного потенциала идиоматичности [Антипов, 2001; 2002; Батурина, 2004], концептуально-семантических структур полисемии [Антипов, 2001; 2002; Антипов, Вяткина, 2004; Вяткина, 2004], актов окказиональной деривации [Антипов, Денисова, 2004].

По определению Л. Г. Зубковой, принцип симметрии «выступает в роли глубинного системообразующего фактора», поскольку именно «в направлении симметризации связей между означаемыми и означающими действуют и средства актуализации знаков в речи (семантический, синтаксический, ситуативный контекст), и парадигматические отношения» [Зубкова, 1993, 30]. С симметрией сторон иконического производного знака, «изначально заложенной в языке в виде своеобразного идеала, к которому знак стремится» [Араева, 2002: 11], связаны его основные когнитивные функции – быть информационной системой получения, интерпретации и хранения разнообразных знаний о мире, включая семиотические. В производном слове, этом «наиболее адекватном образе иерархической системы систем», выявляется роль «межуровневых показателей синтеза», «полифункциональных средств репрезентации системных связей языковых единиц и правил их порождения» [Антипов, 2001: 156]. Поэтому с особой силой проявляющиеся в структуре производного слова синергетические тенденции базируются на реализации иерархических связей языковых единиц в актах номинативной деривации.

Иконический принцип соотношения формы и содержания производных знаков проявляется прежде всего через особенности стратификации значений в словообразовательной структуре: отсылочная и формантная части производного слова соотносятся с двумя основными содержательными элементами его ономасиологической и семасиологической структур [Кубрякова, 1990; Янценецкая, Резанова, 1991]. В иконике производного слова заложено, следовательно, снижение степени символичности (немотивированности), то есть усиление мотивированности, выражаемое в инферентной форме обозначения содержательных аспектов знака.

При концептуальном анализе производного слова в актах речемыслительной деятельности устанавливаются определенные принципы мотивированности, связанные с иконичностью: «…в основе иконичности лежат принципы гомогенности и гетерогенности, которые позволяют соотнести компоненты словообразовательной формы с актами речемыслительной деятельности, устанавливающей связи дериватемы (ментального аналога производного слова – А.А.) с одним и/ или с несколькими словообразовательно маркированными концептами» [Катышев, 2001: 70].

Так, композиционная сложность дериватов разных типов коррелирует со смысловыми потенциями словообразовательной формы. Ее ассоциативные возможности прямо пропорциональны степени сложности дериватов, ведь именно словообразовательная структура производного слова характеризуется иконичностью в аспекте средств выражения языковых и прагматических значений, что предполагает отчетливое и независимое отражение, начиная уже с уровня звуковой формы знака, различных противопоставленных квантов информации.

«Звуковая форма как уровень повышенной противоречивости знака, отражающий и непосредственное ощущение структуры, и необходимое представление о системе, идентифицирует «чистую» формальность языка во внешнем характере его онтологии – реальную оформленность мыслительного содержания в усиленной степени символического» [Антипов, 2002: 12]. Поэтому «звуковая форма дериватов представляет на индексальной основе морфонологических правил реализацию иконичности словообразовательной формы» [там же: 8].

Через различия в звуковой форме дериватов раскрывается общий «иерархический контекст формирующей способности символа» [там же: 12]. Репрезентация в его форме информации об иерархии уровней, участвующих в актах деривации, отражает «накопление словообразовательной формой мотивационного содержания о системе и правилах категоризации единиц» [там же: 23]. При этом основные тенденции категоризации языковой формы производного знака проистекают из взаимной обусловленности внутренних и внешних факторов словообразовательной мотивированности: «Концептуальная глубина дериватов (идиоматичность), постигаемая семиотической стратегией расширения словообразовательной системы (полимотивацией), категоризуется фонологическим измерением этапов динамики символа (алломорфным варьированием) [там же: 8].

Таким образом, в производном слове «как по форме (на морфо-деривационном уровне), так и по смыслу (на лексико-семантическом уровне) репрезентируется целый ряд структур, взаимосвязанных с первоначальной актуализацией некоторой концептуальной единицы и с дальнейшим ее расширением для образования концептуальной системы (сети). Основой языковых форм категоризации при этом будет служить прототипическая ментальная единица, стремящаяся найти «привязку» к знаковой форме» [Антипов, Вяткина, 2004: 16].

При когнитивно-прототипическом подходе к семиотическим проблемам словообразования феномен иконичности производного слова соотносится с принципами категоризации концептуальных структур. В качестве своеобразного ментального аналога иконичности предлагается рассматривать протоформальность производного слова [Антипов, 2001: 134-139].

Протоформальность производного слова – это «взаимообусловленность концептуально-семантических структур деривата и иерархии прототипных эффектов его деривационной формы, статус которых регламентирован ассоциативной маркированностью ее компонентов и проявляется через функционирование этих компонентов в качестве формальных прототипов процесса деривации» [Антипов, 2005: 14] (о формальных прототипах деривации см. также [Антипов, 2003; Антипов, Вяткина, 2004; Вяткина, 2004]). Как «максимальная степень единства внутреннего и внешнего, осознаваемая вопреки действующим структурным противоречиям», как «способность создавать в знаковом пространстве реальную (физическую и символическую) инференцию», протоформальность обеспечивает «в иконических знаковых структурах, подобных производной лексике, …реализацию их прототипичных функций, связанных с накоплением в форме знака его мотивационных характеристик» [Антипов, Коншу, 2003: 357].

Категория протоформальности позволяет предлагать концептуально-ориентированное понимание производного знака как феномена ментального лексикона.

В аспекте протоформальности производное слово может быть определено как протослово, «внутреннее слово», или на деривационном уровне – «дериватема»: «…знаковое образование, обеспечивающее организацию и протекание речемыслительной деятельности, а также элемент, осваиваемый языковым мышлением в целях самовыражения и взаимопонимания» [Катышев, 2005: 6]. Раскрывая «познавательный статус словообразовательной формы», «дериватема представляет собой одну из разновидностей протослова – опорного элемента, концентрирующего и стимулирующего речемыслительную деятельность языковой личности» [там же].

Представляя собой «внутренний», «интериоризованный» знак, «внутренне осваиваемую структуру, провоцирующую на увеличение иконичных (формально соотносимых) конкретизаторов», дериватема «определяется по тому, какую форму приобретает субстрат при вхождении в сознание, а также по той функции, которую выполняет данная структура в событии познания слова» [там же: 19]. В соответствии с данными «психологизированными» дефинициями «иконичность рассматривается в качестве формально-смыслового подобия познаваемого и способов его представления и характеризуется как имеющая нелинейный характер» (…структура как бы «слоится», «преломляется» через множество идентифицирующих средств)» [там же: 15].

Степень иконичности производного слова зависит от усиления мотивированности знака (особенно – при полимотивации): «…рост иконичности, демонстрируемый полимотивацией, приводит к увеличению числа дериватемно скоординированных решений. Напротив, «угасание» иконичности и, как следствие, развитие супплетивизма предполагают снижение формально подобных определителей основы, безальтернативное появление либо увеличение конкретизаторов, отдаленно воспроизводящих звуко-буквенный облик опорного элемента, полное отклонение апперцептивного фона от наглядной данности образа» [там же: 32].

Смысл символа становится «сущностно явленным» благодаря связанным с языковой формой способам его «иконической определимости», «иконической выводимости» [там же: 34]. К их числу относятся формальные прототипы словообразовательной мотивации (фоносемантические, морфонологические, морфодеривационные) [Антипов, 2003; 2005], а также поли- / мономотивационные стратегии и стратегии «риторизованной рефлексии» (дискурс-стратегии употребления слова с предложенной / «улучшенной» структурой, включения исходного элемента в другой внутрисловный контекст, осмысления опорного форманта или базовых звуко-буквенных комплексов) [Катышев, 2005].

Как это показывают материалы экспериментальных исследований иконичности производного слова [Антипов, 2001; 2002; Антипов, Денисова, 2004; Антипов, Коншу, 2002; Батурина, 2004; Катышев, 2005], восприятие прототипных эффектов производной лексики ассоциативно связано с закреплением определенного уровня структуры дериватов за стратегиями идентификации значения слова. В ассоциациях отражается выбор прототипического компонента психологической структуры значения. При этом механизм идентификации, ориентированный на поиск знакомых элементов, выявляет ту роль, которую играют языковые механизмы мотивации. Поэтому процесс восприятия значения слова раскрывает не только некоторые стратегии, но и конкретные семиотические формы мотивации. Их прототипический характер формирует в сознании концептуально-семантические структуры, функционирующие как эталоны соответствующих знаковых форм «упаковки» представлений о категоризации. По этой причине мотивационный дискурс производного слова отражает протоформальность таких свойств знака, которые учитывают его системную мотивированность.

В аспекте системной мотивированности формальные прототипы соответствуют единицам организации межуровневой структуры производного слова, тем языковым категориям, которые используются в актах номинативной деривации. С опорой на формальные прототипы выражаются мотивационная многомерность производного слова и семантические сдвиги в его морфодеривационной структуре. Формальные прототипы моделируют компоненты внутренней формы дериватов, раскрывая идентифицирующую роль уровневых показателей его семантической динамики. Так, например, в роли идентификационных эталонов полисемии производного слова и стратификации ее результатов в морфодеривационной структуре выступают лексические и грамматические прототипы, обобщающие мотивационные категории в пропозициональной форме. В результате этого явная асимметрия знака соотносится с симметрией когнитивных моделей, что свидетельствует об иконичности, свойственной производным знакам как (1) единицам номинации, онтологически мотивированным в процессе семиозиса (2) через реализацию функционального принципа иконической релевантности выбранного обозначения, (3) имеющего иконически расчлененный способ выражения значения и (4) обретающего определенную степень иконичности своей знаковой структуры (симметрии означающего и означаемого) в процессе функционирования в дискурсе / тексте.

Таким образом, в единстве принципов, положений и методов структурализма и функциональной лингвистики осознавалась в науке многогранность объекта словообразования как достояния структуры языка, феномена сознания и коммуникации.

Литература

Антипов А.Г. Словообразование и фонология: словообразовательная мотивированность звуковой формы. Томск, 2001.

Антипов А.Г. Морфонологическая категоризация словообразовательной формы: АДД. Кемерово, 2002.

Антипов А.Г. Формальные прототипы словообразовательной мотивации // Актуальные проблемы русистики: Материалы Международной научной конференции. Вып. 2. Ч. 1. Томск, 2003.

Антипов А.Г. Протоформальность производного слова // Русский язык: Теория. История. Риторика. Методика: Материалы Х филологических чтений им. Проф. Р. Т. Гриб. Красноярск, 2005.

Антипов А.Г., Вяткина М.В. Полисемия словообразовательной формы // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты: Материалы II Международной научно-практической конференции. Т. 1. Бийск, 2004.

Антипов А.Г., Денисова Э.С. Окказионализм как феномен ментального лексикона // Парадигматика в языке и речи: Сборник кафедры теории языка и славяно-русского языкознания. Вып. 2. Кемерово, 2004.

Антипов А.Г., Коншу Е.А. Фоносемантика производного слова // Языковая ситуация в России начала XXI века: Материалы Международной научной конференции. Т. 1. Кемерово, 2002.

Антипов А.Г., Коншу Е.А. Фоносемантика как мотивационный уровень производного знака (к обоснованию категории протоформальности) // Наука и образование: Материалы Всероссийской научной конференции. Белово, 2003.

Араева Л.А. Истоки и современное осмысление основных проблем русского словообразования // Лингвистика как форма жизни: Сборник научных трудов, посвященный юбилею проф. Л. А. Араевой. Кемерово, 2002.

Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966.

Батурина О.В. Идиоматичность словообразовательной формы (на материале микологической лексики русского языка): АКД. Кемерово, 2004.

Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.

Блинова О.И. Русская мотивология. Томск, 2000.

Богородицкий В.А. Общий курс русской грамматики (из университетских чтений). М.-Л., 1935.

Виноградов В.В. Вопросы современного русского словообразования // Виноградов В.В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. М., 1975.

Винокур Г.О. Заметки по русскому словообразованию // Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.

Вяткина М.В. Полисемия словообразовательной формы (на материале русских говоров): АКД. Кемерово, 2004.

Голев Н.Д. К соотношению лексической и словообразовательной мотивации (функциональный аспект) // Актуальные проблемы русского словообразования. Ташкент, 1985.

Зубкова Л.Г. О соотношении звучания и значения слова в системе языка (к проблеме «произвольности» языкового знака) // Вопросы языкознания. 1986. № 5.

Зубкова Л.Г. Симметрия и асимметрия языковых знаков // Проблемы фонетики I. М., 1993.

Зубкова Л.Г. Язык как форма. Теория и история языкознания. М., 1999.

Зубкова Л.Г. Общая теория языка в развитии. М., 2002.

Земская Е.А. Современный русский язык. Словообразование. М., 1973.

Катышев П.А. Мотивационная многомерность словообразовательной формы. Томск, 2001.

Катышев П.А. Полимотивация и смысловая многомерность словообразовательной формы: АДД. Кемерово, 2005.

Крушевский Н.В. Очерк науки о языке. Казань, 1983.

Кубрякова Е.С. Производное слово как особая единица системы языка // Теория языка. Англистика. Кельтология. М., 1976.

Кубрякова Е.С. Теория номинации и словообразование // Языковая номинация. Виды наименований. М., 1977.

Кубрякова Е.С. Словообразование // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

Кубрякова Е.С. Формальные и содержательные характеристики производного слова // Вопросы словообразования и номинативной деривации в славянских языках: Материалы III Республиканской конференции. Гродно, 1990.

Кубрякова Е.С. Возвращаясь к определению знака // Вопросы языкознания. 1993. № 4.

Кубрякова Е.С. Производное слово как языковая структура представления знаний // Английский лексикон и структуры представления знаний: Сборник научных трудов МГЛУ. Вып. 429. М., 1994.

Кубрякова Е.С. Лексикализация грамматики: пути и последствия // Язык – система. Язык – текст. Язык – способность. М., 1995.

Кубрякова Е.С. Актуальные проблемы изучения словообразовательных систем славянских языков // Научные доклады филологического факультета МГУ. Вып. 3. М., 1998.

Кубрякова Е.С. Когнитивные аспекты словообразования и связанные с ним правила инференции (семантического вывода) // Ver-gleichende Studien zu den Slavischen und Literaturen. Vol. 3. Frankfurt am Mein, 1999.

Кубрякова Е.С. Словообразование и другие сферы языковой системы в структуре номинативного акта // Словообразование в его отношениях к другим сферам языка. Игорю Степановичу Улуханову к 65-летию со дня рождения. Инсбрук, 2000.

Кубрякова Е.С. Композиционная семантика: цели и задачи // Композиционная семантика: Материалы Третьей Международной школы-семинара по когнитивной лингвистике. Ч. 1. Тамбов, 2002.

Смирницкий А.И. Некоторые замечания о принципах морфологического анализа основ // Доклады и сообщения филологического факультета МГУ, 1948, вып. 5.

Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977.

Улуханов И.С. Мотивация и производность (о возможностях синхронно-диахронного описания языка) // Вопросы языкознания. 1992. № 2.

Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974.

Якобсон Р.О. В поисках сущности языка // Семиотика. М., 1983.

Янко-Триницкая Н.А. Словообразование в современном русском языке. М., 2001.

Янценецкая М.Н. Семантические вопросы теории словообразования. Томск, 1979. С. 18-35.

Янценецкая М.Н., Резанова З.И. К проблеме внутренней формы слова // Вопросы слово- и формообразования в индоевропейских языках: проблемы семантики. Томск, 1991.