3. Феномен идиоматичности семантики производного слова.

Объективный факт неодно-однозначного соответствия компонентов формальной и семантической структуры производного слова (в большинстве случаев содержание больше, чем форма; ср.: «Одним из специфических и в этом смысле уникальных свойств человеческого языка является то, что более емкий и многомерный по структурной организации «план содержания» не имеет одно-однозначного соответствия более простому по форме и меньшему по числу и дробности единиц «плану выражения» [Уфимцева 1974: 50]), дополненный наблюдением, что в процессе деривации семантика производных слов не складывается полностью из семантики формирующих элементов, имея, как правило, некий Х — дополнительный компонент значения (наличие которого обусловлено, в частности, специфическим номинативным заданием рождающегося имени), получил в парадигме структурной лингвистики название идиоматичности (фразеологичности) слова. Слово с идиоматичной семантикой рассматривается не как сложение частей, а скорее как их умножение [Панов 1956: 146], как некая синтетическая единица, новое лексическое образование, не подвергающееся анализу без остатка. Эту особенность производных слов «можно считать общей отличительной чертой производного слова в фузионных языках» [Земская, Кубрякова 1978: 117].

Именно этот феномен возникающих в языке дериватов не позволял генеративной грамматике создать четкую структуру правил, используя которые можно было бы конструировать единицы с заданными свойствами. Слова, обладающие фразеологичностью семантики, «составляют специфику словообразования как особой подсистемы языка и вместе с тем являются камнем преткновения в споре лексикалистов и трансформационалистов, ибо, с одной стороны, они не могут рассматриваться как немотивированные знаки и задаваться списком. С другой стороны, они не могут порождаться строгими грамматическими правилами, так как их значение всегда содержит нечто специфическое, индивидуальное» [там же: 118] (ср. также [Харитончик 1990: 137-138]).

Впервые это свойство слова подробно обосновано М. В. Пановым [1956], хотя на факт отсутствия прямой выводимости семантики производного слова из значения частей, его составляющих, обращали внимание еще Ф.Ф. Фортунатов [1956] и А.М. Пешковский [1959]. Так, А.М. Пешковский писал: «Возьмем слова желток, белок. Первая принадлежность этих слов означает определенный цвет, вторая означает «предмет, обладающий этим цветом», третья (здесь по звукам отсутствующая, так называемая «отрицательная») — общую предметность, единичность и т.д. Но где же та принадлежность, которая обозначает «желтое (или белое) вещество яйца»? … Очевидно, этот смысл создается только индивидуальным соединением именно этих 2-х принадлежностей и не относится ни к одной из них в отдельности» [Пешковский 1959: 81]; «значение целого слова сплошь и рядом заключает в себе такие элементы, которые нельзя приурочить ни к одной из его принадлежностей» [там же: 84].

В терминах, сформулированных М.В. Пановым, идиоматичность (фразеологичность), согласно своей «этимологии», трактовалась как значимость целого, не равная сумме значимостей частей, поддержанная к тому же прямой аналогией между характером связи частей слова между собой и степенями формально-семантической свободы связей компонентов фразеологизма (ср. [Левковская 1962]). Поэтому изначально явление фразеологичности связывалось в целом с проблемой производности / непроизводности знака, его членимости / нечленимости, факторами деэтимологизации и т.п. Ср. первые «проблемные» определения класса производной лексики: «Под производными словами (пока не дано строгого определения термина «производность») будем понимать только такие слова, значение которых однозначно и стандартно выводится из значений морфем, составляющих эти слова» [Волоцкая 1960: 100], — напрямую соотносимые с противопоставлением проблем производности и идиоматичности, как это следует, например, из названия раздела книги К.А. Левковской: «Проблемы производности и проблемы членимости основ. Взаимоотношение производности и идиоматичности» [Левковская 1962: 254].

Подобные противопоставления основывались на признании аналогии между системой морфологии (грамматикой) и системой словообразования («окном в лексику»), на установлении комплекса возможных антиномий процесса словопроизводства — регулярности / нерегулярности применения однотипных правил для получения сходных результатов, типизированности / нетипизированности этих результатов, предсказуемости / непредсказуемости свойств целого, полученного после действия этих правил с применением регулярных моделей, выводимости / невыводимости семантического контура новообразования, заданного семантикой взаимодействующих средств и типом отношений между ними и т.п. В результате задавалась своеобразная шкала лексичности / грамматичности «входных» и «выходных» данных процесса словопроизводства, от положения на которой зависели бы индивидуальные свойства дериватов — мотивированность / немотивированность (по М.В. Панову), производимость / воспроизводимость, единство / членимость (как формальная, так и семантическая) (ср., например, факторы системы морфологических падежей, семантический статус используемых формантов — деминутивные суффиксы, мутационные полифункциональные суффиксы и т.п.).

Таким образом, идиоматичность как явление, отвечающее на первых этапах осмысления этого феномена в рамках зарождающейся теории словообразования за динамику всех асимметрично направленных процессов взаимной координации, порождающих формально-смысловую целостность производного знака, оказалась включенной в круг активно обсуждаемых проблем, касающихся критериев производности / непроизводности, выделимости морфем, определения характера значения выделяемых в слове компонентов и т.д. (ср., в частности, обсуждение этой проблемы в связи с известным «спором о буженине» [Винокур 1959; Смирницкий 1948; 1952; 1954]).

В таком теоретическом контексте идиоматичность, во-первых, связывалась с деэтимологизацией слова, с потерей членимости вообще либо с сохранением только формальной членимости (ср.: малина, смородина, гвоздика и т.п.), в результате чего слова уподобляются лексическим фразеологизмам со связанными компонентами. Наличие у слова такой идиоматичности становилось аргументом в пользу потери им производности. Ср.: «Каждая бесспорно производная основа обладает следующими признаками: 1) общим, выражающим ту или иную лексическую категорию, значением, характерным для данного словообразовательного типа и связанным именно с данным оформлением, выступающим в ряде других производных основ, принадлежащих этому типу; 2) производящей основой, соотносящейся с основой какого-либо другого слова и выступающей на базе этой соотнесенности в качестве семантического ядра данной производной основы; 3) частным значением производной основы, слагающимся из значения данного словообразовательного типа и значения данной производящей основы» [Левковская 1962: 263].

Во-вторых, идиоматичность (помимо обсуждения критериев морфемного анализа) необходимо связывалась с проблемами формулирования значения самих образующих слово частей (см., например, обсуждение этого вопроса в [Михайлов 1989: 22 и след.; Солнцев 1977]): «Вряд ли можно говорить, что значение слова прокрутка равно сумме значений прокрут + ка в силу невозможности точно определить значение этих частей» [Солнцев 1977: 156]. В самом общем виде данная проблема сопрягалась с такой антиномией: производное слово является промежуточным образованием, представляющим собой, с одной стороны, факт лексической системы языка, т.е. обладает индивидуальным значением, а с другой стороны, будучи образовано по одной из регулярных моделей, оно определенным образом грамматикализовано. Именно данный факт — образование по правилу — влияет на то, что словообразующая морфема, значение которой определяется как значение соответствующей словообразовательной модели, типа, в сочетании с определенного рода основами дает производные, семантическое приращение которых оказывается подчиненным правилу. И именно это типовое и оказывается в центре внимания дериватологов: «При изучении системы словообразования существенно отделить фиксированное обычаем значение слов от системной функции соответствующей словообразовательной модели» [Арутюнова 1961: 34] и, таким образом, «вся доза идиоматичности, содержащаяся в слове, разница между его реальным лексическим значением (часто более узким и конкретным) и значением его морфологической структуры (обычно более общим и расплывчатым) определяется нормой и должно исключаться, сбрасываться при построении системы словообразования … Норма дополняет, конкретизует модель при ее реализации, компенсирует недостающие в ней смысловые элементы, отсутствующую расчлененность» [там же: 35]. Исходя из этого, «если дериват выражает лишь то значение, которое предопределено моделью, он менее идиоматичен» [там же: 36]. Данный критерий существенно дополняется наблюдением над тем, что «разрыв между системным значением словообразовательной модели и лексическим значением не для всех слов одинаков. В одних случаях он сведен до минимума или практически отсутствует. В других случаях, особенно в области образования существительных, имеющих предметное значение, он очень велик» [там же].

Наконец, в-третьих, свойства слов, которые расцениваются как идиоматичные, причисляют к проявлению более общего фактора системной организации языковых единиц и системы языка в целом — фразеологичности [Янко-Триницкая 1969; 2001]. Фразеология в этом случае является общим названием «для всех отступлений от правил интеграции значимых единиц в одну, более сложную» [Янко-Триницкая 2001: 22], фразеологической единицей, следовательно, будет считаться любая единица, «строение которой не соответствует правилам интеграции значимых единиц данного уровня» [там же], т.е. немоделируемое образование. Фразеологические единицы приняты нормой, но выходят за пределы действия системных правил. Прототипической во всех смыслах фразеологической единицей признается слово. Фразеологичными будут являться, например, нерегулярные чередования, слова с уникальной словообразовательной структурой, различного рода колебания (варианты) в образовании грамматических форм и т.п. Большинство слов, таким образом, будут обладать тем или иным видом фразеологичности, степень которой будет определяется мерой отступления от действия регулярных правил образования и функционирования: «большинство слов в той или иной степени фразеологично, поскольку словообразовательное значение, как правило, более широко и общо, чем лексическое значение» [там же: 26], словообразовательное значение «выводимого» слова «проходит как бы по касательной к лексическому значению базового слова» [там же: 244]. Нефразеологичность слова тем самым связывается в первую очередь с разрядом производных (морфологически выводимых) и мотивированных (семантически выводимых) слов, т.к. их важным системным свойством является моделируемость — соответствие образцу. Значение образца включает в себя единство, создаваемое совокупностью всех структурных компонентов аффиксального слова, включая систему флексий, а также сам факт интеграции морфем. Отсутствие фразеологичности, таким образом, констатируется в тех словах, где лексическое значение не выходит за рамки словообразовательного значения образца: «все же есть значительные разряды нефразеологических слов, сконструированных по образцам, в которых лексическое значение полностью опирается на словообразовательное значение» [там же: 26].

Как это четко прослеживается уже в первых опытах дериватологического описания фразеологичности, определение этого феномена предполагает анализ двух связанных между собой аспектов — 1) несводимости значения целого к значениям частей (с учетом всех возможных проблем выделения последних и критериев формулировки их значения), наличия некоего добавочного компонента, и 2) невыводимости значения целого из значения составляющих частей. С последним аспектом связаны стратегии синтеза значения производного (см. [Милославский 1980]), формулирование которых выделяет еще один механизм асимметричного функционирования формы и содержания (а в общем и в целом любое проявление асимметрии в процессах взаимоорганизации, взаимокоординации сторон знака, любые признаки немотивированности, любые отступления от «правил» связываются с идиоматичностью / фразеологичностью). Немотивированность выбора словообразовательных средств из числа синонимичных, а также производящей основы из числа возможных (не обязательно синонимичных), получила название «формальной идиоматичности» [Михайлов 1989] (см. также [Ермакова 1984; Милославский 1978; Панов 1956; Смирницкий 1954; Ушаков 1969 и др.]).

Перенесение критерия мотивированности / немотивированности на сферу семантики производных единиц позволяет утверждать, что расширение представления об идиоматичности происходит за счет таких, влияющих на выводимость / невыводимость значения параметров словопроизводственного акта, как «немотивированная неполнота отражения семантикой производного слова семантики исходного», а также «не объяснимое правилами несоответствие между лексико-семантическими вариантами исходного и лексико-семантическими вариантами производного слова» [Михайлов 1989: 31-32 и след.].

Трактовка идиоматичности, таким образом, приобретает черты «узкого» и «широкого» понимания: в первом случае она оценивается как явление, затрагивающее лишь сферу семантики слова (его лексического значения), и определяется как значение целого, не равное сумме значений частей. Причем значение целого «больше» значения частей — в нем содержится формально не выраженное «приращение», которое может обладать характеристиками выводимости / невыводимости, предсказуемости / непредсказуемости, регулярности / нерегулярности. Выделение этих характеристик, следовательно, предполагает 1) установление правил, определяющих акт словопроизводства, 2) исчисление и анализ значимых в процессе синтеза дериватов условий и факторов, качественных свойств вступающих в словопроизводственный процесс единиц. Во втором случае идиоматичность выступает как «тотальная» немотивированность — ибо процесс создания производных предполагает выбор и реализацию лишь одной возможности из многих, с одной стороны, и неполную семантическую соотнесенность вступающих в словопроизводственный процесс единиц, с другой. В этом смысле идиоматичность связывается с критерием производимости / воспроизводимости и предполагает оценку существующих производных как «структур» или как «единств». Определяется идиоматичность в этом случае как такая характеристика слова, которая делает невозможным представление о его конструировании в момент порождения речи [Михайлов 1989: 29] (см. также [Адливанкин 1979]).

Выделение свойства фразеологичности семантики как свойства производного слова оценивается в качестве важной типологической черты, предопределяющей четкое деление лексики на неидиоматичную (модификация, транспозиция, окказиональное словообразование, некоторые виды мутации) и идиоматичную (ср. [Земская 1973; Ермакова 1984]). Ср.: «Все производные слова с точки зрения семантики делятся на две большие группы. В одну входят слова, лексические значения которых полностью складываются из значений составляющих их частей, например, значение слова столик (‘маленький стол’) представляет собой чистую сумму значений производящей основы стол и значения суффикса –ик (‘маленький’). … Другая группа — это слова, лексические значения которых не представляют собой простую сумму значений их частей» [Ермакова 1984: 5].

В таком виде идиоматичность — это чисто структурный критерий, жестко привязывающий морфемную структуру слова к выражаемому ею лексическому значению (тоже формализованному по своей сути), который оставляет без внимания целый спектр важных в процессе образования и функционирования производных знаков явлений, лежащих как в плоскости значения, так и в плоскости формы. В представленном понимании введение такой характеристики слова, как идиоматичность, не обладает особой эвристической ценностью, ибо деление слов на идиоматичные и неидиоматичные предполагает значительное преобладание последних, в результате чего «идиоматичность слова — закон, а неидиоматичность — отступление. Но в таком случае эта неидиоматичность сама идиоматична. Если в большинстве слов целостное их значение не определено в полной мере, то они сами попадают в число исключений, у которых совпадение морфемного и словесного значений не мотивировано, так как не поддержано всей массой слов» [Панов 1999: 69]. Выстраивается, по сути дела, шкала вариативности значений от более грамматикализованных, типизированных, моделируемых (при модификации, транспозиции) до более конкретных, индивидуализованных (мутация с разными степенями конкретизированности значения), на которой и варьируется степень идиоматичности — степень приближенности к грамматическому значению модели либо удаленности от нее. Поэтому возникает вопрос о степенях идиоматичности, т.к. только в этом случае выделение этого критерия релевантно.