1. Граффити от других жанров естественной письменной речи отличает диалогичность. Это не однонаправленный жанр, как сочинение или дневниковые записи.

2. Граффити подразумевает игру, моделирование некой другой реальности, позволяющей абстрагироваться от происходящего и реализовать своё «Я» в акте графической коммуникации. Граффити – это процесс воплощения новой реальности, «надстройка» над миром действительности, противостоящая обыденности, сосредотачивающая в себе своеобразную свободу и независимость от повседневности.

3. Граффити имеют определённые правила построения и реализации, нацелено на процесс коммуникации/медитации, а не на достижение результата.

4. Процесс речевой деятельности граффити может быть описан как массовый диалог, нелимитируемый по количеству коммуникантов.

Коммуникативно-прагматическая модель

речевого жанра граффити

Коммуникативная цель. Кардинальным признаком любого речевого жанра является его коммуникативная цель. Граффити, на первый взгляд, представляет собой многоцелевой речевой жанр, поскольку, совмещая пропозициональные (информационные) и модальный цели высказывания (если следовать классификации целей коммуникации, предложенной Ш. Балли), представляет в письменной форме креолизацию (синкретизм) разных интенций. Вместе с тем канон речевого жанра – единство интенционального и вербального уровней формирования смысла, оформления мысли, единства внутреннего и внешнего (как это было заявлено еще В. фон Гумбольдтом в его «двусторонней» концепции языка как формы мысли) – предопределяет более обоснованный с коммуникативной точки зрения взгляд на обусловленность граффити как формы письменной речевой деятельности. Тем более что «внешняя форма» этого жанра неповторима и имеет вполне четкие характеристики (связанные в основном с «внешними» категориями бытия: пространством и временем). Следовательно, и интенциональность жанровой формы не должна быть мотивационно многомерной. И исходя из того, что речь – это прежде всего адресованное поведение, акты речевой коммуникации: «Семиотика поведения предполагает существование Другого. Философский аспект проблемы Другого приобрёл особую значимость в концепциях экзистенциализма, переключившего внимание с социального подхода к человеку на личностный и с отношений между субъектом и объектом на межсубъектное взаимодействие, основывающееся на семиотических началах» (Н.Д. Арутюнова) и определяющее языковую личность через апелляцию к значению: «Я есть то, что говорю» (М. Хайдеггер). Другими словами, в граффити на первый план выходит не собственно сообщение или воздействие, а самовыражение говорящего, его способ речевого поведения (спонтанное выражение своих чувств: возмущение, досада, радость) и главное – желание привлечь к своим чувствам другого, обратить на свои чувства внимание. И если следовать определению М. Хайдеггера, граффити можно трактовать как некое суждение человека о себе, а не как информационное сообщение, им передаваемое. Данное суждение может характеризовать личность пишущего с разных сторон. В том случае, если это форма самовыражения, то исходя из характера высказывания, мы имеем возможность эксплицировать «Я» автора. Во-первых, именно автор инициирует дискурс, собственно контакт. Во-вторых, задаёт цели, определяя тем самым коммуникативное намерение. Поскольку в любом общении достигается определённая цель, некий общий результат, то общение не просто взаимодействие, а прежде всего совместная деятельность (кооперация) для получения результата, которого невозможно достичь в одиночку. Общение успешно, когда собеседники стремятся к общей цели. Цель, как правило, задаёт тот, кто начинает разговор. Собеседник может действовать в соответствии с целью инициатора, подчиняясь его воздействию. В противном случае, когда собеседник отказывается от навязываемого плана (стратегия противодействия), общение оказывается неуспешным для инициатора. Как и в любом речевом жанре, предполагается достижение коммуникативных эффектов. В зависимости от контекста граффити, они могут быть различными. Иллокутивный или перлокутивный эффект создаётся при прочтении граффити: либо позитивный – приятие текста, положительное реагирование на него (смех, сочувствие, согласие), в ответ на что может последовать реплика, выказывающая солидарность, подчёркивающая общие, фоновые знания; либо негативный – неприятие суждения по каким-либо причинам (обсценная лексика, чуждая адресату; незнание, непонимание и невладение знанием аналога прецедентного текста; чуждость изложенного факта). Типы речевого реагирования на полученный стимул также различны: от полного игнорирования до агрессивного восприятия написанного. Намерение автора оскорбить чувства и слух адресата или, наоборот, повысить настроение, рассмешить, вызвать сочувствие – выбранный коммуникативный замысел, установка автора на определённый эффект, реакцию, с лёгкостью прослеживается по контексту граффити. В том случае, если фоновые знания адресата соответствуют, совпадают, с написанным, можно говорить об успешной коммуникации. (Если тип адресата уподобляется типу автору, то последует позитивная реакция на текст граффити.) Однако в любом случае в коммуникативных установках автора граффити прослеживается своего рода «эгоцентризм» – желание привлечь к своей персоне, своим мыслям и чувствам должное внимание, отметить свое присутствие и далеко не последнюю роль в этом мире. На этом основании граффити – яркий жанр фатического общения, жанр установления контакта с миром, обретения себя в этом мире, своего рода обряд инициации, ставящий особую задачу представления информации о себе самом («О Себе Любимом»), выигрышную с точки зрения автора «саморекламы».

Образ автора. Автор и адресат граффити вступают в своеобразный виртуальный диалог. «Виртуальность» такого дискурса мы видим в том, что ни автор, ни адресат друг о друге не получают конкретных сведений (полное неведение возраста, имени, пола, внешних характеристик собеседника). Образ «визави» моделируется в сознании адресата в соответствии с содержанием написанного текста, отражённой в нём позиции, взглядом, менталитетом пишущего. Ни тот, ни другой не ставит своей целью установление межличностных продолжительных отношений и их поддержание. Такая анонимность, при которой нет необходимости в определённых ритуалах естественного речевого общения (той или иной степени знакомства, отношения между собеседниками, непосредственного контакта «глаза в глаза», регулирования хода беседы и др.). Данный принцип общения в граффити сосредотачивает всё внимание на игре сознаний собеседников, что обеспечивает концентрация на тексте граффити, на восприятии интенциональности его формы. Адресат остаётся один на один с текстом, создающим ту самую виртуальную реальность, которая передаёт настроение пишущего, его отношение к тем или иным вещам, социальный статус, тип языковой личности, интеллектуальный уровень и когнитивный багаж автора. Этом коммуникативный признак граффити, обусловливающий особые образные функции грамматологической формы общения, явился, вне всякого сомнения, условием того, что именно жанровая специфика граффити служит прообразом новых компьютерных технологий неофициального общения, напрямую заимствующих стратегии «скрипторного» самоутверждения в виртуальной реальности мультимедиа.

На наш взгляд, стратегии речевого поведения автора граффити (граффитиста) эксплицированы содержанием текстов, поскольку именно с оформлением мысли в структуре текстовых категорий связана репрезентация интенциональной сферы коммуникативно-дискурсивных возможностей языковой личности. Отметим, что разные языковые личности придерживаются неодинаковых речевых стратегий, и «выбор этих стратегий коррелирует с типами индивидуальных стилей говорящих» [Седов 1997: 192]. Следовательно, авторы различаются между собой по типу выбранной стратегии, а адресат, в зависимости от стратегии адресанта, по типу восприятия. Рассмотрение некоторых особенностей речевого поведения авторов граффити позволило выделить следующие «креативные» типы его языковой личности:

1) «Пассивный» граффитист («полуграффитист», «псевдограффитист»). Об этом типе получаем информацию по надписям, содержание которых немногословно, неинформативно, «несамоутвердительно» (аббревиатура факультета/группы, имя, фамилия, инициалы). Данный тип надписей условно можно обозначить так: «Здесь был Вася». Подобные граффити свидетельствуют о просыпающейся в авторе древней, первобытной потребности «отметить» своё присутствие в данном мире, пространстве, материализовать своё «Я». (Сюда же следует отнести графику, рисунки). Малая «личностная» информативность и «бледная» самопрезентация таких граффити особо не провоцирует контакт, не даёт пищи для размышления, экспликации личности автора. Но наличие таких «меток» создаёт атмосферу присутствия «тебе подобных», солидарных, ощущение камерности (иногда – со-камерности), преемственности.

2) Инвективный граффитист (грубый циник). Для его речевого поведения характерна пониженная семиотичность (знаковость), его коммуникативные проявления становятся как бы отражением эмоционально-биологической экзистенции. Негативные и позитивные эмоции он проявляет в прямой, непосредственной форме. Поэтому для речи инвективной языковой личности характерно большое количество эмоционально-экспрессивной, оценочной лексики. («Инвективный» - буквально «относящийся к словесному “наезду”, “нападкам”, обценной лексике; оскорбление»). О таком типе автора можно судить по материалу самых скабрезных, негативных по своему восприятию, пошлых по содержанию текстов с обсценной лексикой. Хотя нужно отметить, что большинство текстов с явно выраженным инвективным настроем, выполнены в соответствии с каноном жанра граффити. (Сюда же отнесём и мат в одиночном варианте, без дополнительного контекста.) Нередко стимулом инвективной деятельности служат «невинные» надписи начинающего граффитиста. Так, портрет девушки, сопровождавшийся нежным граффити «Лиза», был осмеян циником, не поверившим в правдивость слов: «Не Мона! овца какая-то!» (не самое, впрочем, печальное оскорбление девичьих портретов…).

3) Рефлектирующий граффитист («постмодернист»). «Творения» этого «элитарного» автора граффити характеризуются тонким юмором, изящной игрой слов, прецедентными текстами. Содержание текстов демонстрирует высокий уровень образованности, знание культуры. Массовая культура подвергается иронии, лёгкой сатире, передёргиванию. Наблюдательность, логика, рефлексия, особая философия, ментальность, юмор, ирония, владение каноном граффити – всё это сосредотачивают тексты данных авторов. Проявление негатива встречаем здесь в непрямых, косвенных формах, без использования обсценной лексики (хотя последнее не исключается). Ср.: «Волка ноги кормят … в основном говяжьи», «Голубой в вагон бежит, качается», «Не все солнце, что встает», «Туалета не нашел, а процесс уже пошел» и др.

Описание трёх наиболее характерных типов граффитистов необходимо для выявления многих особенностей речевого общения, в частности других жанровых признаков речи, поскольку для речевого жанра в целом образы его автора является доминантной характеристикой. Несмотря на то, что существуют различные типологии языковых личностей как участников речевого взаимодействия, мы выделили три типа, характеризующиеся определёнными речевыми стратегиями и жанровыми средствами в соответствии с тремя типами речевого поведения.

Образ адресата. В душе каждого читателя живёт автор. Для читателя написанное не столько информация, а способ познания самого себя, акт самовыражения, которое актуализируется в сопереживании, сочувствии, сотворчестве. Каждый текст должен дарить ощущение соавторства. Автор и адресат граффити вступают в совершенно особую разновидность диалога. Эта особенность заключается в том, что для вступления в такой речевой контакт не требуется установление, регулирование и других межличностных отношений. Такой контакт не навязывается, а устанавливается / не устанавливается приятием / неприятием текста адресатом. При этом возникает либо симпатия, либо антипатия к адресанту, информацию о котором адресат черпает из внешнего и внутреннего содержания граффити. Поэтому хотя исключена возможность получения прямой информации об авторе, её можно эксплицировать из «фона» написанного. Прямая информация о своём адресате недоступна и автору. Возможно, адресант также моделирует образ, тип, своего «виртуального собеседника», в какой-то мере отождествляя его с собой. Автор, респондируя тот или иной настроенческий, информативный, стилистический фон, уподобляет тем самым себе адресата. Данное положение подтверждается тем обстоятельством, что скриптор сознательно / подсознательно выбирает определённый стиль, ситуацию, иными словами – «систему операций», ориентируясь на общую с адресатом информационную и эмоциональную «базу данных». Так, адресуя «послание» интеллигенту, даже в том случае, если это оскорбление, всё равно, и примитивное, неэлитарное сознание будет выбирать языковые средства с учётом уровня адресата. Подчеркнём, что высказывание адресуется тому, кто в состоянии оценить «пикантность» описываемого факта.

Речевой жанр, используемый автором, должен быть воспринят и понят правильно – таковы требования фатического общения. Поэтому адресату стоит обратить внимание на ожидание автором сочувствия, понимания, разделения описанной в граффити ситуации. Имеют место и жанровые неудачи, промахи, когда элитарное сознание сталкивается с инвективным текстом. Реакция в такой ситуации – негатив, оскорбление, осадок. Удачность жанра определяет эмоциональный подъём адресата в процессе восприятия текста, приятие юмора, особой ёрнической тональности. Соответственно, негативная реакция на текст обусловливает коммуникативную неудачу. Успешность реализации речевого жанра граффити определяется позитивным восприятием текста адресатом. Наличие общих знаний, качеств и способностей, уровень образованности и другие параметры речевой близости обеспечивают запланированный коммуникативный эффект, удачу жанра.

Выбор автором внутрижанровой стратегии определяет тип языковой личности адресата, по замыслу автора, тождественного себе. Мотивации, которыми руководствуется автор при создании текста, могут быть самыми различными: от желания развеять скуку, развлечь себя, зафиксировать своё присутствие в пространстве – до жажды эпиграфической переписки, игры и виртуальных посланий адресату. Поэтому только в соответствии с реакцией адресата на текст, можно выявить его «языковой портрет», тип языковой личности. Если реакция на текст позитивная, то тип автора и адресата можно «отождествить»: автор нашёл своего читателя. На наш взгляд, уместна и типология адресатов (читателей). Мы обозначим три наиболее часто встречающихся типов читателей граффити:

1) Случайный адресат. Относится к так называемой «элитной» публике, не обременяет себя рассматриванием и чтением, в частности, творений местных авторов. Его реакция на случайно замеченный текст – полное равнодушие, игнорирование. На откровенную скабрезность – негатив. Граффити с таким адресатом обречены на коммуникативную неудачу.

2) Потенциальный адресат. Читатель этого рода склонен поглощать всё подряд в стремлении развлечься, развеять скуку, найти пищу для ума. Это всеядный адресат, находящий удовольствие в считывании творений своих коллег по парте. Среди данного типа может наблюдаться «граффитистская» интоксикация, нездоровое увлечение фольклором «университетского производства».

3) Контактёр–граффитист. Указанная категория читателя представляет собой соединение и адресата, и автора в одном лице. Контактёр-граффитист обращается к надписям не столько, чтобы развлечься, сколько продолжить афоризм, вступить в эпиграфическую переписку, почерпнуть вдохновение для собственных изречений.

Факторы прошлого и будущего. Следующие два симметричных признака, входящие в модель граффити, с местом отдельного речевого жанра в цепи речевого общения, разыгрываемого по вполне определённому сценарию: фактор (образ) прошлого и фактор (образ) будущего. Сущность этих признаков, заложенных в типовую модель жанра, состоит в следующем: они указывают на тот важный для речевого взаимодействия факт, что для каждого жанра существенны предшествующий и последующий эпизоды общения, прошлое и будущее речевое событие или действие. По фактору или образу прошлого различаются инициальные речевые жанры (то есть те, которые начинают общение) и жанры, которые могут проявляться только после речевых жанров (реактивные жанры). Например, «ответ», «отказ», «согласие», опровержение» и др. можно назвать «реактивными» речевыми жанрами, поскольку все они являются реакцией на другие жанры. («Ответ» – реакция на «вопрос», «согласие» – на утверждение и т.д.; жанр «приветствие» является инициальным, так как с него обычно начинается общение или поддержание взаимоотношений). Фактор или образ будущего конкретного жанра предполагает дальнейшее развитие речевых событий, воплощающееся в появлении других речевых жанров, следующих за данным.

Фактор прошлого проявляется в граффити посредством заявления / представления самой коммуникативной ситуации (собственно тема коммуникации). Поскольку граффити инициирует коммуникацию, то мы в праве считать данный жанр инициальным. С другой стороны, граффити может явиться реакцией на некоторые обстоятельства, речь лектора, однокурсника и т.п., а вовсе не инициировать общение. В характеристике образа будущего граффити раскрывается его специфика как жанра фатического общения. Во-первых, реакция адресата может отсутствовать как таковая (фактор будущего отсутствует в принципе); во-вторых, возможно и определённое реактивное поведение адресата в виде реплик-граффити. Реактивная реакция адресата на граффити возможна трех видов: 1) нейтральная – суждение не вызывает ярких реактивных эффектов (ср.: стимул – «Смерть мышам!», реакция – «Гав-гав…»); 2) негативной – ожидания адресата не совпали с авторскими. Адресат неадекватно воспринял написанное. Ответная реплика – негатив (пример с «Лизой – Не-Моной»). 3) позитивной – адресат реагирует приятием, эмпатией, его реакции ожидаемы и уместны по авторскому замыслу; при этом адресат может вступить в эпистолярную дискуссию (ср.: стимул – «FUCK всех», реакция – «Черт! и меня тоже? Щаз-зззз»). Таким образом, в соответствии с канонами языковой прагматики факторы, влияющие и обуславливающие тип коммуникации: контекст, обстановка, или обстоятельства (Р. Якобсон, А. Едличка) – должны соответствовать общей тональности коммуникации и определять экспонентный уровень речевого жанра. Поэтому каждая сфера городской субкультуры порождает свой тип граффити, диктует свою тематику, канон и пр. Появление новых граффити обусловлено контекстом уже имеющихся. Они вовлекают во всеобщий дискурс, служат стимулом для реализации «свежих» граффити. С позиции автора граффити есть форма самовыражения, реализация лингвокреативных возможностей языковой личности. Как справедливо отметил Б.Я. Шарифуллин [2002], «психологически белое (чистое) пространство воспринимается как вызов или «приглашение», приглашение к дискурсу».

Тип диктумного содержания. Следующий жанрообразующий признак обращён к внеречевоё действительности. Т.В. Шмелёва называет его типом диктумного, т.е. событийного содержания. Этот параметр предполагает, что за каждым речевым жанром стоит определённое событие действительности, то, что называется «dictum» (от лат. «dictum» – сказанное, то, о чём сказано). Фатический жанр граффити имеет диктумное содержание, состоящее в реализации лингвокреативных возможностей языковой личности.

Граффити – процесс игровой деятельности, направленный на получение удовольствия. В языке различается два типа игр: деловой дискурс и подчёркнуто «несерьёзные». Основной массив граффити – шутки. Отличительной особенностью шутки как вида игровой деятельности является максимальная степень асимметрии игровой / реальной деятельности, поскольку создание искажённого образа мира и есть главная цель игры – шутки. Шутку как вид игровой деятельности С.В. Доронина относит к изображающим играм. «Предметом изображения становится сама речевая деятельность, понимаемая как процесс смыслопорождения и заключающаяся в постоянном сопряжении образов с целью образования новых смыслов» [Доронина 2000].

Ход игры можно охарактеризовать как серию взаимно-возвратных действий, которые составляют процесс одновременного сопряжения/расподобления образов в результате речепроизводства. Точка зрения в таком процессе не получает каких-либо преимуществ, поэтому изображаемый процесс мыследеятельности не достигает финальной черты – создание искомого окказионального смысла, а колеблется в неустойчивом равновесии между осознанием подобия и различения образов, объединяемых в дискурсе. Описанный механизм реализуется на всех уровнях игрового текста граффити: прагматическом, содержательным, поверхностно-синтаксическом. Содержание граффити эксплуатирует такую модель текста-шутки, как «маскировка противоречия» (термин С.В. Дорониной).

Главным иллокутивным показателем игрового текста граффити является нацеленность на удовольствие, которое получают общающиеся стороны (с позиции адресанта – от реализации собственных лингвокреатических способностей, с позиции адресата – от возможности установления контакта эмоциональным выбором).

Лингвистический портрет речевого жанра граффити

Речевая системность. Вопрос о речевой системности функционирующего языка всесторонне освещен в научной парадигме функциональной стилистики (см. § 3).

Думается, что описание лингвистического портрета речевого жанра представляет результаты функционально-стилистического исследования речевых признаков текста как экспонента структурно-языковой иерархии, речевой системности жанра. Исследование речевого строя текста (особенностей речевой нормативности текста на звукобуквенном, лексическом, морфологическом, синтаксическом уровнях) позволяет составить стилистическую модель речевого жанра и определить его статус в общей картине функционально-стилистической дифференциации языка.

В настоящем исследовании моделирование стилистических свойств речевого жанра проводилось на материале лексики и синтаксиса граффити, что обусловлено особой функциональной нагруженностью данных стихий текста в порождении грамматологической образности естественной речи анализируемого жанра.

1. Лексика, реализуемая в граффити, стилистически неравноценна. Лексические ресурсы граффити представляют собой соединение как книжных, так и разговорных (с включением внелитературных и табуированных) лексических единиц различной экспрессивной окраски.

Преобладающим лексическим пластом, безусловно, является сфера, противопоставленная книжному, «печатному» слову. И хотя в количественном отношении доминирует книжная лексика, включающая слова, свойственные книжной речи в целом (доброжелатель, лектор, лекция и т.п.), слова, закреплённые за конкретным функциональным стилем (шизофрения, плюрализм), она служит лишь «общим» фоном для использования лексики, противопоставляющей «естественное творчество» граффитистов «обыденности стандартов» кодифицированного языка. Поэтому некодифицированная лексика (разговорная, просторечная, грубопросторечная, жаргонная, арготическая и обсценная) выступает в качестве важнейшего стилистического средства формирования естественного письменного образа мысли в граффити.

Лексический состав граффити ярко демонстрирует экспрессивные возможности языкового знака. При реализации высказывания важно не только назвать понятие, но и выразить отношение к нему говорящего – пишущего. Эмоциональная окраска слов в граффити, как правило, выражает чаще отрицательную оценку называемого понятия. Это связано с каноном граффити, с особой «сленговой» ментальностью, состоящей в снижении, иронии, осмеянии общепринятого. В составе эмоционально-оценочной лексики обычно выделяются следующие разновидности: 1) слова с ярким оценочным значением, как правило, однозначные; к ним принадлежат слова-характеристики: жиды, чурки, тётя, баба, богатыри, бомж, клоака, чемпион, козёл; а также слова, содержащие оценку факта, явления, признака, действия: неповторимо, мудрёно, ништяк; 2) слова с суффиксами субъективной оценки, передающие различные оттенки чувства, заключающие как положительные оценки (солнышко, дружок, дружочек), так и отрицательные (педик, гомик). Оценочные значения обусловливает и словообразование, и номинативные свойства слова.

Отрицательная оценка отчётливо выявляется при анализе глагольной лексики: обругать, наплевать, трепать, перепиться, забивать. Глаголов с положительной оценкой существенно меньше: хохотать, улыбаться.

Нужно заметить, что окончательно определяет экспрессивную окраску контекст: нейтральные слова могут восприниматься как высокие или низкие, высокая в иных условиях приобретает насмешливо-ироническую окраску; порой бранное слово может прозвучать и ласково, а ласковое – презрительно. Появление у слова в зависимости дот контекста дополнительных экспрессивных оттенков значительно расширяет изобразительные возможности лексики. Обращение пишущего к эмоционально-оценочной и экспрессивной лексике определяет характер воздействия на читателя, ситуацию общения, отношения между ними особым образом. При этом разные языковые средства создают различную экспрессивную окраску. В граффити пишущий прибегает к шутливому типу речи. В том случае, если используется схема торжественного (риторического) обращения (например, «Не восхрапи на лекции, дабы не разбудить ближнего своего») речь приобретает ироническую окраску в результате понижения стилистического звучания контаминированной библейской фразы и ее лексико-словообразовательной, синтаксической трансформации. В граффити использование формул торжественной, официальной и нейтральной речи придает ёрническое содержание высказыванию. Нередко эмоционально-экспрессивная окраска слов, наслаиваясь на функциональную, дополняет его стилистическую характеристику. Так, термины определённых сфер, нейтральные по сути, получают экспрессию, выражая отрицательную оценку называемых понятий. Нейтральный термин «венерический» и имя римской богини «Венеры», обыгранные в прецедентном тексте: «Ты не Венера, но в тебе есть что-то венерическое», – также получает экспрессивный оттенок, что придаёт высказыванию ироничность. Или же лексема «плоскость» (с неясными экспрессивными границами: нейтральное или терминологическое) в контексте: «Любви все плоскости покорны» – получает «физиологическую» трактовку и придаёт прецедентному тексту особую выразительность. По такому же принципу текст: «Из-за леса из-за гор едет тётя Лесогор», благодаря соединению нейтрального слова «тётя» и фамилии преподавателя, приобретает экспрессивность.

Разговорная лексика в граффити, придающая высказыванию экспрессию, реализует, как правило, отрицательную коннотации (ср.: «Крокодилыч – это кто? это бляхман»; «Филфак – отстой!»; «Она мымра, крыса зеленая, идиотка конченая»). При этом основная сфера разговорной речи, активно используемая в граффити, - это молодежный (студенческий) сленг, жаргон. Именно через эту сферу граффити заимствует и внелитературные образцы словоупотребления.

Просторечная лексика – это кладезь пикантностей для скрипторов граффити. Здесь без цензуры используется сниженная лексика, находящаяся за пределами литературного языка. Этот пласт представляют единицы, содержащие, как правило, иронические и грубые коннотации, пограничные с табуированными способами выражения эмоций. Ср.: «Если всех людей собрать, организовать умело, можно солнце об…сать, вот бы зашипело»; «Кресло–кончалка»; «Ёжик по травке бежит и хохочет, ёжику травка п…ку щекочет»; «Время ср…ть, а мы не жрали». Или стихотворение – эпиграф «сортирной лирики»: «Писать на стенах туалета, Увы, друзья, немудрено: Среди дерьма мы все поэты, Среди поэтов мы дерьмо!» Хотелось бы подчеркнуть ещё раз, что именно просторечная лексика предлагает массу возможностей для придания письменной речи колоритности, выразительности речи «естественной».

Стилистически нейтральные слова в определённом контексте получают жаргонно-просторечное значение. Например: «Карлсон залетел и ждёт Малыша»; «Серп и молот – коси и забивай». Семантическая аттракция единиц «залететь», «ждать», «забивать», «косить» приводит к каламбуру, усиливает экспрессию прецедентного текста.

Особую концептуальную сферу составляют арготические и обсценные лексические единицы, характеризующие инвективность дискурса граффити.

Арго в современной культурно-языковой ситуации давно перестал быть «тайным» языком, многие арготические элементы свободно входят в современную речь, являясь нередко не только средством выражения эмоции, но и единственным способом выражения мысли. В граффити «криминализация» языка проявляется как в цитировании тюремного татуажа, так и в словоупотреблении, подчеркивающем свободное владение пишущим норм арготической речи. Ср.: «Не забуду мать родную», «РГФ – лохи… Че за наезд… Приходи на стрелку в 6:00», «И во сне, и наяву Я за Цоя пасть порву», «РЕП – параша Победа будет наша».

Табуированная лексика, отражающая в своей особой экспрессивности и определенные нормы молодежного языкового сознания (в частности, «сексуализацию» мировоззрения), служит ведущим средством письменного протеста скриптора, создавая иногда «шедевры» речевого тупизма. Ср.: «А кто мозги е…т, тому я сам их раз…у». Однако нередко влияние кодифицированного языка как основной формы письменной речевой деятельности приводит автора граффити к эвфемистическим способам выражения своей инвективности. Ср.: «Мне все надоели, задолбали», «Возьми себе и засунь за воротник», «Я петух … Ха! А я конь в пальто». В функции эвфемизмов часто выступает иноязычное «fuck», не всегда оцениваемое положительно носителями «живого» русского языка. Ср.: «-Риторика – Fuck you!», «-Fuck всех», «-Дебил Ты еще скажи что у тебя вместо Х… penis» (реакция на многозначное английское). Иногда мат обретает вид тарабарского наречия, «глокой куздры»: «Симарда Квак? Ёбсонова баклаши парап!» (с последующим переводом на «народно-русский»). Однако обычно экспрессия граффити создаётся вкраплением единиц грубопросторечной и обсценной лексики. В целях воздействия на читателя (слушателя) он использует эмоциональную лексику с яркой экспрессией любых стилей. Обращение к эмоционально-экспрессивной лексике обусловлено в каждом случае индивидуальной манерой изложения. На фоне общеупотребительной используется сниженная оценочная лексика, в которой скриптор находит источник колоритности и экспрессивности. Разговорные, просторечные и другие сниженные единицы соединены в одном высказывывании с терминами, книжной, специализированной лексикой. Такой симбиоз вызывает сильные эмоции, как позитивного, так и негативного плана. Данные стилистически контрастные средства диктует коммуникативно-прагматическая специфика граффити, в частности, социокультурный тип языковой личности, определяющий понимание целесообразности и культурогенности риторики и прагматики естественной письменной речи (адекватного характера способов привлечения внимания).

2. Фразеологические средства языка, как и лексика, находят применение в различных функциональных стилях и, соответственно, имеют ту или иную стилистическую окраску. В граффити задействован в основном стилистический пласт разговорной и просторечной фразеологии. При этом характерно использование общеупотребительных фразеологизмов в качестве прецедентных текстов. К примеру, фразеологизмы сидеть на шее, сон в руку, каждой твари по паре, обыгрываясь в контексте граффити, приобретают иной смысловой оттенок, не свойственную в обычной речи коннотацию, и нередко фразеологический смысл теряется вообще: «Хочешь сидеть на шее – раздвигай ноги»; «Сон в руку, – сказал он и вытер руку об одеяло»; «Девиз преподавателя: каждой твари по паре»; «Голубая мечта – найти друга». Таким образом, нейтральные фразеологизмы получают ироническую, шутливую, фамильярную, порой и презрительную окраску. В граффити нередко обращение к фразеологическим богатствам языка как источнику речевой экспрессии. Высоко ценится скрипторами разговорная, стилистически сниженная фразеология, где часто можно прибегнуть к смешению стилей для создания комического эффекта. Яркий стилистический эффект создаёт пародийное использование книжных фразеологизмов, употребляемых часто с иностилевыми лексико-фразеологическими средствами. Сама природа фразеологизмов, обладающих яркой образностью, стилистической окраской, создаёт предпосылки для использования их в экспрессивной речи, предоставляет широкие возможности для граффитистов. В процессе «творческой обработки», фразеологизм «оживает», становится неожиданной шуткой, каламбуром. Такое новаторство придаёт устойчивому выражению новую коннотацию, дополнительные экспрессивные, смысловые оттенки, чем усиливает его выразительность. «Преобразованные» фразеологизмы – это источник юмора, афористичности, специфичной образности в граффити.

3. Лексические образные средства. Для придания речи особой «естественной» образности в граффити широко используются тропы. Среди других тропов метафора в граффити занимает особое место. Метафора не столько позволяет создать яркий образ, основанный на ярких, зачастую неожиданных, смелых ассоциациях, сколько служит основанием снижения общего эстетического эффекта в контекстах граффити, приводя к карикатурному образу, каламбуру: «Родился сам – помоги другому»; «Любви все плоскости покорны»; «Карлсон залетел и ждёт Малыша». Выделенные единицы в контексте прецедентного текста приобрели физиологическое значение. В основу метафоризации может быть положено сходство самых различных признаков предмета: цвета, формы, объёма, назначения, положение в пространстве и времени и пр. Но продуктивнее всего используются в граффити метафоры, находящие сходство по различным «параметрам» материально-телесного низа. Как отмечал ещё Аристотель, «слагать хорошие метафоры, значит, подмечать сходство». Наблюдательность скрипторов находит и подмечает черты в любой доступной информации, проецируя их на сферу интимных интересов. Неожиданность таких сопоставлений придаёт метафоре особую выразительность.

Не редкость в граффитистких текстах индивидуально-авторские метафоры. Например, «кресло-кончалка», где аналогом является кресло-качалка, произведена замена «качалки» на пароним «кончалка» опять же путём снижения образности, с переносом значения на сексуальную тематику. Частотны и анонимные метафоры, ставшие достоянием языка. Их создание обусловлено конкретной речевой ситуацией или характеристикой этой ситуации. Создание авторских метафор – очень активный процесс в граффити. Именно метафоризация способствует созданию экспрессивности, что вызывает запланированный автором комический эффект. Грубые, вульгарные метафоры становятся ядром «сниженно-комической» экспрессии в граффити: «Раньше сядешь – раньше слезешь», «От частой смены дырок любой гвоздь заржавеет» (можно отнести и к аллегории, и к эвфемизму) и пр. Как образное средство используется и олицетворение: «Коля любит Мамбу, Толя любит Мамбу, А Мамба вас ненавидит».

Олицетворение на основе антропоморфизма (персонификация): «Ёжик по травке бежит и хохочет…».

Олицетворение – один из самых распространённых тропов наряду с метафорой в граффити. Традиция его употребления восходит к устной народной поэзии. Нередко используется в произведениях, близких к фольклору. Это важнейшее средство образной речи. Частотность употребления олицетворений подчёркивает родство граффити с устной поэтической традицией, с ментальностью фольклорных произведений. Специфичными для граффити олицетворениями наделяются и предметы быта, и атрибуты студенческой жизни, и реалии, навязанные СМИ.

Эпитеты: «Ты не Венера, но в тебе есть что-то венерическое» (метафорический эпитет). Используются и «красочные» определения, выраженные прилагательными с вульгарной семантикой: «Желаю, хочу познакомиться, с проститутной, большой п…й».

Наличие эпитетов в граффити невелико. Это обусловлено, по-видимому, динамичностью, сжатостью и лаконичностью жанра, что позволяет лишь изредка прибегнуть к метафоричным эпитетам, индивидуально-авторским и народно-смеховым.

Гипербола и литота: «Я не вижу мира из-за дыма своей сигареты…»; «Десять минут позора – и диплом у тебя в руках…».

И все же основным средством создания образности и выражения экспрессии в граффити служит метафоризация не только привычных для восприятия текстов пословиц и поговорок, лозунгов и девизов, но и лексических единиц. Материал граффити ярчайшим образом демонстрирует проявление различных коннотаций. Коннотации характеризуют, как правило, основные или исходные значения слов, а материализуются они в переносных значениях, метафорах и сравнениях, производных словах, фразеологических единицах, определённых типах синтаксических конструкций, семантических областях действия одних единиц относительно других. Дж. Лакофф и М. Джонсон отмечают, что языковые средства выражения эмоций в высшей степени метафоричны. Эмоция практически никогда не выражается прямо, но всегда уподобляется чему-то. Поэтому наиболее адекватным лингвистическим описанием эмоций авторы считают описание через метафоры, в котором эти эмоции концептуализируются в языке. Не только метафоризация, но и словопроизводство, фразеологизация, проверболизация, грамматиколизация, семантическое взаимодействие слов – вот те языковые процессы, которые могут разворачиваться на основе коннотаций и в которых эти коннотации вещественно себя обнаруживают. В результате этих процессов несущественный и прагматический признак исходного значения слова становится существенным и семантическим в переносном значении, во фразеологизме, в производном слове. В коннотациях, следовательно, проявляется важный творческий аспект языка: они являются одним из потенциальных источников его семантического и лексического обновления.