2. Разноаспектность трех признаков Риса

В чем же заключается сущность формулировки предложения Риса? Всюду, где произведение рук человеческих рассматривается с тех позиций, которые соответствуют первому и третьему признакам Риса, уместен инструментальный подход (Organen betrachtung). Взглянув на форму произведения и его применение, понимаешь, почему его творец придал ему именно такой вид. Камень, предназначенный для скобления, выглядит иначе, чем камень для вбивания или резания. Специалисты по доисторическому периоду утверждают, что они распознают камни для скобления каменного века и способны отличать их от каменных топоров. Их наука располагает стройным учением об орудиях. Дефиниция предложения Риса также основывается на производственном подходе. Ведь та или иная «грамматическая форма» предложения, о которой говорит первый признак определения Риса, зависит от третьего признака; так, команда, содержащаяся в императиве, манифестирует иное отношение говорящего к действительности, нежели «утверждение» так называемого высказывания. В хорошей филологической дефиниции предложения должен быть также отражен сам производитель продукта, и при том не как Пилат в Credo, а как любой участник языковой общности, занимающий определенную позицию и вносящий нечто новое в предложение.

Конкретное предложение является в тексте актуальным произведением. Это понятие в своей области изобрели биопсихологи, группирующиеся вокруг Ш. Бюлер¹. Это понятие необыкновенно полезно, так как в области человеческого творчества часто нечто появляется в физическом мире в момент своего рождения, с тем чтобы через мгновение исчезнуть из него. Актер на сцене так же долго и напряженно трудится над своей ролью, как скульптор над произведением из камня; а потом он стоит на подмостках и произносит актуальное произведение. И произносящий предложение делает то же самое. Возможность сохранения на камне и на бумаге однажды созданного языкового произведения меняет его характер как актуального произведения, тем не менее зафиксированное должно в дальнейшем репродуцироваться новым творцом, для того чтобы когда-то снова возникнуть.

Формулировка Риса рассчитана на предложение как актуальное произведение, на конкретное филологическое предложение. Определенное Рисом нечто можно назвать элементарным языковым актуальным произведением. Это утверждение можно доказать по пунктам, но сначала проверим решающие признаки — первый и третий. Если пренебречь первым признаком, «грамматической формой», от чего же предстоит отказаться? Можно ответить следующим образом: все будет так же, как со специалистом по доисторическому периоду, включившему в коллекцию каменных топоров необработанные или нетипично обработанные находки. Разумеется, однажды можно использовать и необработанный камень как каменный топор, и грамматически не оформленные слова и звуковые жесты часто употребляются в человеческом общении вместо оформленных предложений, но их уже нельзя считать предложениями, игнорируя способ их употребления. Таким образом, на основании первого признака Риса предложение можно отнести ко второй колонке нашей схемы четырех полей, так как оно, будучи отвлечено от субъекта, все еще распознается как предложение. Это отвлечение и составит тему нашего дальнейшего изложения.

Третий признак — «отношение к действительности» — нуждается в комментариях самого автора.

«Определение, гласящее, что содержание предложения выражается в его отношении к действительности, характеризует свойственную предложению специфическую форму, в которой воплощается психический процесс, ориентированный на вопрос о соответствии действительности репрезентируемого содержания, поскольку он лежит в основе образования предложений. Включение этого процесса в дефиницию в качестве еще одного признака не имеет смысла, поскольку он является ее необходимой предпосылкой» (Riеs. Ор. cit., S. 101).

«Содержанием предложения является (лексический, материальный) смысл суммы составляющих его слов и словосочетаний наряду с логико-синтаксическими значениями отношений между ними, то есть все получившие в предложении языковое воплощение семантические компоненты сознания, отдельные представления, их связи, положения дел, ситуации, воображаемые или желаемые» (ор. cit., S. 100).

Франц Брентано отметил бы, что этот признак характеризует установку предложений, выражающих суждение. Вместо этого тезиса Рис избрал более общее условие — «отношение к действительности», и это имеет веские причины. Ведь согласно традиционной концепции, выделяются вопросительные, восклицательные и другие эмотивные предложения (в терминологии Марти), отражающие различные позиции говорящего. В наши намерения не входит повторение или развитие положений, изложенных нами в статье 1919 г. Пусть возьмет слово лингвист Зоннек и продолжит дискуссию. Поклонник Гуссерля получит возможность глубже осмыслить характер актов, о которых идет речь.

Остается констатировать, что в целом формулировка Риса подтверждает мудрость хорошего лингвиста: quod non est in actis, non est in mundo¹. Под актами подразумевается информация, извлекаемая наблюдателем-лингвистом из контекстуально изолированного предложения. Этот наблюдатель не должен быть детективом за пределами исследуемой «речевой единицы»; ему также не нужно оперировать ситуационными признаками полного предложения Риса там, где они есть, и жалеть об их отсутствии там, где их нет. Тот факт, что подобная сдержанность по меньшей мере принципиально возможна и эффективна в научном отношении, принадлежит к числу молчаливых предпосылок не только теории Риса, но и любой другой теории предложения, опирающейся на то, что действительно формируется в предложении и выражается языковыми средствами. И мы снова оказываемся в квадрате W схемы четырех полей.

Второй признак Риса наиболее примечателен. Автор комментирует:

«Речь — это язык в живом воплощении, в каждом его практическом употреблении в качестве коммуникативного средства социального общения, будь это простое сообщение о процессах нашей внутренней жизни, тихое или громкое, монологическое или диалогическое, устное или письменное, относящееся к прошлому или настоящему» (Riеs. Ор. cit., S.99f.). Живое, несомненно, характеризует живое существо, предметы, находящиеся в его распоряжении, продукты его жизнедеятельности, например написанное им письмо; что же представляет собой «речевая единица» Риса, когда выражение жизни этого существа воплощается в языковых формах? Признает ли Рис нашу точку зрения по этому поводу, мне трудно определить однозначно на основании его книги. Однако во всех этих вещах есть объективная последовательность, более могучая и важная, чем эксплицитное согласие.

Поиски рассматриваемой единицы уже велись де Соссюром, но она не была найдена. Де Соссюр лишь ввел термин «parole» (а иногда и «1е 1аngage») как раз для области, в которой, по его мнению, такая единица должна функционировать. Мне кажется, что «речевая единица» Риса может быть прежде всего обнаружена в области аристотелевой «практики». Тот, кто воспринимает речь как производимое человеком действие, считает, что в ней, как и в любом виде человеческой деятельности, имеющем организованный характер, представлены соответствующие единицы. Можно ли, следовательно, сказать: предложение в речи подобно удару при ковке? Если при выделении единиц не ограничиваться слишком односторонним критерием, основанным только на внешних данных, возможен положительный ответ; одни фонетисты, разумеется, не в состоянии предоставить этот критерий. Вундт же, напротив, описал предложение как определенное, четко характеризуемое внутреннее действие, способное также иметь многообразные внешние проявления. И Рис, если я правильно его понял, вместе с другими современными теоретиками языка продвинулся немного вперед по тому же пути, провозгласив второй признак предложения. Конечно, можно попытаться иначе интерпретировать постоянно подчеркиваемое единство предложения, и именно это систематически рассматривается в работе Зоннека. Однако остановимся на Рисе. Тот, кто, подобно ему, обнаруживает отпечаток единиц в «живой речи», включает в дефиницию предложения черту, которую можно непосредственно наблюдать только в речевом действии. Подобно тому как один жест актера предстает перед опытным взглядом наблюдателя как осмысленная и законченная единица экспрессивного действия, Рис мог представлять себе восприятие момента «единицы речи». Как правило, говорящий придает предложению определенный музыкальный образ (Gestalt), выражаемый мелодикой и ударением. Именно здесь обнаруживается та «добавка», которая характеризует позицию говорящего — приблизительно так связан второй признак Риса с третьим¹.