logo
Федоров А

Вводные замечания

Всякое произведение оригинального творчества, выраженное в слове — в области художественной или научной литературы, публицистики, газетного текста — является плодом работы человека, свободно владеющего тем языком, на котором он пишет, во всяком случае не скованного каким-либо чужеязычным примером. У писателя это свободное владение средствами родного языка и стиля принимает самые разные формы — в зависимости от эпохи, от литературных принципов, от характера дарования. Иногда писатель в известных пределах сознательно отклоняется от того, что привычно или литературно узаконено в его родном языке, например, нарушает синтаксическое согласование, приближая язык к непринужденности разговорной речи или речи внутренней, что встречается у Льва Толстого, или вводит всякого рода неправильности в реплики действующих лиц, что мы часто видим, например, в ранних рассказах Чехова, в английской литературе — у Диккенса в «Записках Пиквикского клуба», в американской — в речи солдат в романе Дж. Джоунза «Отсюда в вечность», во французской — у Мопассана в рассказах из крестьянского быта, у Барбюса в разговорах солдат в романе «Огонь» и т. д. Сюда же относится использование диалектизмов, всякого рода специальных слов-профессионализмов, арготизмов (так, в повести Сэлинджера «Над пропастью во ржи» имитируется жаргон подростков), в известных случаях — архаизмов, т. е. элементов, отклоняющихся от современной литературной нормы. Но даже прибегая к подобного рода отклонениям, автор в целом ориентируется на норму языка, по контрасту с которой и на фоне которой они только и могут восприниматься.

Всякого рода попытки перевести дословно тот или иной текст или отрезок текста приводят если не к полной непонятности этого текста, то во всяком случае к тяжеловесности и к неясности. Это то, что может быть названо «переводческим стилем» (или, как иногда говорится, «переводческим языком»).

Часто низкий уровень языка в переводе оказывается прямым следствием неудовлетворительного, неясного понимания подлинника, результатом незнания иностранного языка или незнания тех вещей, о которых в подлиннике идет речь. Между пониманием действительности, нашедшей себе отражение в оригинале, знанием языка оригинала и характером активного применения того языка, на который делается перевод, существует теснейшая связь.

Степень соответствия языка перевода общеязыковой норме играет столь существенную роль еще и потому, что именно это соответствие обеспечивает возможность передать стилистические особенности подлинника. Существенным признаком стилистического явления служит степень привычности или непривычности отдельного элемента — слова, словосочетания, грамматической формы — или целого отрезка речи по отношению к определенному типу текстов или форм речи. Признак этот является результатом отбора определенных возможностей, существующих в языке или представляющих собой легкое отклонение от его нормы.

Язык, когда люди пользуются им, принимает конкретную форму одного из стилей речи данного языка (разговорного, письменно-бытового, канцелярского и т. п.) с известной индивидуальной окраской, вносимой в него тем или иным говорящим или пишущим, а в литературе — форму индивидуального стиля, свойственного творческой манере отдельного писателя и сочетающего в себе элементы различных стилей языка.

Именно поэтому так ощутим в составе оригинальных литературных произведений всякий переход от общелитературного языка авторского повествования и речей персонажей, например, к формам письменно-канцелярского стиля, содержащего зачастую архаически тяжеловесные обороты, специфически профессиональные выражения, или, наоборот, к элементам просторечия или диалекта. В силу подобного перехода возникает стилистический контраст, предпосылкой которого является соответствие языка произведения общей норме, осуществление ее и в речах действующих лиц. Не будь этого условия, был бы невозможен и контраст вроде того, какой, например, встречается у Пушкина в «Дубровском», когда на фоне литературного авторского повествования цитируется судебный акт с его архаизмами и тяжеловесными синтаксическими оборотами, или у Бальзака, нередко приводящего в своих произведениях различные юридические документы (например, брачный контракт Эжени и де Бонфона в романе «Евгения Гранде»).

Передача подобного контраста, предполагаемого обрисовкой стиля документа или речевой характеристикой действующего яйца, была бы в переводе невозможна вне той литературности языка, которая служит общим фоном. Соответствие языка норме является предпосылкой общего понятия полноценности перевода, как в том случае, когда оригинал не заключает в себе нарушений нормы и отступлений от нее, так и в том случае, когда они в нем есть и передача их возможна.