Историческая повесть н.М. Карамзина «Марфа-посадница». Идеи, образы, стиль.

О политических взглядах Карамзина в начале XIX в. лучше всего свидетельствует

новая историческая повесть «Марфа Посадница» (1803), в основу которой

положены события XV в. — борьба Новгородской республики с московским

самодержавием за свою самостоятельность. Эта тема в конце XVIII — начале XIX

в. имела не только исторический интерес. Старый феодальный монархический

строй распадался буквально на глазах, и на его обломках то в одной, то в

другой стране возникали молодые республики. Так, в 1775-1783 гг. разразилась

революция в Америке, и бывшие колонии монархической Англии объявили себя

самостоятельным государством. Несколькими годами позже революционный пожар

охватил Францию, и многовековой монархический порядок уступил место

республиканскому. Но если Америка сохранила свою политическую систему, то

Французская республика очень скоро переродилась в наполеоновскую империю. Все

это создавало впечатление шаткости, зыбкости не только старых, но и новых

политических отношений и, естественно, заставляло современников задумываться

о путях, по которым европейский мир пойдет дальше.

Было бы глубоко ошибочным считать, что политические симпатии Карамзина в

начале XIX в. принадлежали только монархическому строю. Многочисленные

статьи, помещенные в «Вестнике Европы», свидетельствуют о том, что и после

кризиса, пережитого писателем в 1793 г., республиканский тип правления в

глазах Карамзина не утратил своей привлекательности. Своеобразие политической

позиции Карамзина в «Марфе Посаднице» состоит в том, что в ней в одинаковой

степени возвеличены и прославлены и республиканские и монархические принципы,

что полностью соответствует мировоззрению Карамзина, сумевшего в своих

взглядах соединить оба эти начала. Эту же двойственность он переносит и на

взгляды новгородского «летописца» — вымышленного автора «Марфы Посадницы».

Поэтизация республиканских доблестей древнего Новгорода в «Марфе Посаднице»

особенно очевидна в случаях, когда Карамзин умышленно отходит от фактов,

хорошо известных ему как историку. Различна прежде всего трактовка

общественной жизни Новгорода в последние годы его вольности. В «Истории

государства Российского» показана борьба между двумя партиями, из которых

одна вполне открыто симпатизировала Москве, другая — поддерживала

сепаратистские планы Борецких. В «Марфе Посаднице» все выглядит иначе.

Новгородцы показаны как дружный воинский стан, сплотившийся вокруг Марфы. В

«Истории...» Карамзин неоднократно пишет о тайных переговорах Марфы с Литвой,

с целью окончательного разрыва с Москвой. Текст этого соглашения приводится в

примечаниях к VI тому. В повести Борецкая гордо отвергает льстивые

предложения литовского посла, предпочитая остаться без помощи, нежели

запятнать свою совесть изменой. В «Истории...» дважды приводятся примеры

вероломства новгородцев в войне с Москвой, когда они, направляя к Иоанну

послов для мирных переговоров, внезапно нападали на его войска. В повести

военные действия Новгорода отличаются рыцарским благородством и прямотой. В

«Истории...» пятитысячная московская рать одержала победу над сорокатысячным

новгородским войском. В повести — совершенно иное соотношение: войско Иоанна

значительно превышает силы новгородцев. Карамзин знал о том, что Иван III не

казнил Марфу, а заточил ее в монастырь. В «Истории...» указаны и место ее

заключения, и год ее вполне мирной кончины. В повести Борецкая погибает на

плахе, обнаруживая при этом большое самообладание. Описание казни насыщено

эффектными подробностями. Последние слова Марфы звучит укором растерявшим

республиканские доблести новгородцам.

Однако своеобразие повести Карамзина состоит в том, что симпатии к Новгороду

и республиканским порядкам не мешали автору оправдывать завоевание его

Москвой, а прославление политики Ивана III не исключает сочувствия

новгородцам. Карамзин защищает монархический строй в России не потому, что

считает его единственно возможной формой государства, а вследствие того, что

на русской земле утвердилась именно эта форма правления. Он враг гражданских

бурь, противник революционных потрясений. Конечно, порядки, которые защищали

новгородцы, тоже складывались столетиями, а не были узурпированы у «законной»

власти. Однако цели защитников Новгорода не идут ни в какое сравнение с той

величественной задачей, которую ставила перед собой Москва. Так во имя

национальных интересов всего русского народа оправдывается завоевание

Новгорода. Поэтому в повести идеализированы не только новгородцы во главе с

Марфой, но и Иван III.

Исторический конфликт между республиканским Новгородом и самодержавной

Москвой выражен в повести прежде всего в противопоставлении двух сильных

характеров: Марфы и Иоанна. Но для того чтобы один из этих принципов

восторжествовал, необходимо деятельное вмешательство народа. Поэтому за

народное мнение все время ведется отчаянная борьба. В самом начале повести

даны два обращения к новгородцам — сначала князя Холмского, потом — Марфы. В

сущности, каждый из говорящих стремится и логикой, и красноречием, и

гражданской страстностью склонить на свою сторону народ, и после каждой речи

Карамзин сообщает о реакции на нее слушателей. Народ, по мысли Карамзина,

большая сила, но требующая постоянного руководства. Это исполин, наделенный

детской душой и детским разумом. К этой мысли писатель неоднократно

возвращается в своей повести.

Эволюция исторических взглядов Карамзина к началу XIX в. отражается и в

творческом методе писателя. Революционные события во Франции убедили его в

том, что в истории решающую роль играет не любовь, а политические страсти и

сила. В «Марфе Посаднице» тема сентиментальной любви Ксении и Мирослава

занимает очень скромное место и не определяет ход событий. И напротив, пафос

государственности, гражданский долг, подавление личного начала во имя

политических принципов — все это заставило Карамзина обратиться к

художественным средствам писателей-классицистов. Повесть построена по строгим

геометрическим линиям: в ней два стана, во главе каждого свой вождь — Марфа и

Иоанн. Обращают на себя внимание пространные монологи (диспут Марфы и

Холмского) , построенные по образцам торжественных, ораторских речей. Даже

там, где по законам эпического жанра Карамзин мог бы от лица автора описывать

военные действия, он обращается к помощи пресловутого классического вестника.

Но и «классикой» не исчерпывается художественное своеобразие повести, которая

несет в себе пока еще слабо выраженное романтическое начало. История нанесла

жестокий удар просветительскому мышлению, и Карамзин выдвигает

иррациональное, романтическое объяснение событий, управляемых роком, фатумом,

судьбой. Отсюда в повести таинственность, загадочность некоторых эпизодов.

Загадочны история рождения Мирослава и причина благоволения к новгородскому

юноше московского государя. Таинственностью отмечена и судьба Марфы. Еще при

рождении финский волхв предсказал ей славную жизнь и, по-видимому,

трагическую кончину, но о последнем приходится только догадываться, поскольку

автор обрывает предсказание на половине фразы. В связи с этим чрезвычайно

ценными оказались для Карамзина легенды и предзнаменования, почерпнутые из

новгородских летописей XV в.: разрушение башни Ярослава, на которой находился

вечевой колокол; появление над Новгородом огненной тучи, тревога,

овладевающая животными и птицами. Здесь религиозное сознание древних

книжников своеобразно перекликалось с мыслями Карамзина о высшем промысле,

управляющем событиями.

«Письма русского путешественника» Н.М. Карамзина. Стиль. Жанр. Образ

путешественника.

«Письма русского путешественника» открывают сентиментально-просветительский

этап творчества Карамзина. Они печатались сначала в «Московском журнале»,

затем в альманахе «Алая». Полностью отдельным изданием вышли в 1797-1801 гг.

Материал, представленный в «Письмах», чрезвычайно разнообразен: здесь и

картины природы, и встречи с знаменитыми писателями и учеными Европы, и

описание памятников истории и культуры. Просветительский характер мышления

Карамзина особенно четко обрисовывается при оценке общественного строя

посещаемых им стран. Явное неодобрение автора вызывает феодальная Германия.

Карамзина раздражает назойливый контроль полицейских чиновников. В Берлине

ему предлагают длинный список вопросов, на которые необходимо ответить в

письменной форме. В Пруссии бросается в глаза засилье военных. Карамзин

указывает на убожество общественной жизни немецких княжеств. Приезд в Берлин

родственницы короля, «штатгальтерши», как пренебрежительно называет ее автор,

превращается в событие государственной важности: устраивается военный парад,

жители выходят на улицы, играет оркестр. Придворная жизнь втягивает в свою

орбиту даже великих писателей. В Ваймаре Карамзин не застает дома ни Виланда,

ни Гердера, ни Гёте. Известие, что все они были во дворце, вызывает у него

возмущение.

Совершенно по-другому пишет Карамзин о Швейцарии, которая для просветителей,

особенно для Руссо, была наглядным примером республиканских порядков. «Итак,

я уже в Швейцарии, — сообщает путешественник, — в стране живописной натуры, в

земле тишины и благополучия». Зажиточность швейцарских землевладельцев автор

объясняет тем, что они «не платят почти никаких податей и живут в совершенной

свободе». В Цюрихе он с большим одобрением рассказывает о «девичьей школе», в

которой сидят рядом дочери богатых и бедных родителей, что дает возможность

«уважать достоинство, а не богатство» человека. Причину, поддерживающую в

Швейцарии республиканский строй, Карамзин, в духе Монтескье и Руссо, видит в

строгих аскетических нравах жителей, среди которых даже самые богатые не

держат более одной служанки.

Сложно и противоречиво отношение писателя к Франции. Он приехал сюда в тот

момент, когда страна пожинала горькие плоды абсолютизма. На каждой станции

путешественников окружают нищие. Находясь в Булонском лесу, автор вспоминает

о недавнем времени, когда великосветские куртизанки щеголяли друг перед

другом великолепием экипажей и разоряли щедрых поклонников. С презрением

говорит путешественник о Французской академии: половина ее членов

невежественна и занимает свои места по знатности рода.

Поэтому начало революции, отличавшееся сравнительно мирным характером,

Карамзин, подобно Виланду, Клопштоку, Гердеру, Шиллеру и Канту, встретил с

явным одобрением. Позже сам автор вспоминал, с каким восхищением он слушал в

Народном собрании пламенные речи Мирабо. Но в окончательном варианте «Писем»,

созданном после 1793 г., революция решительно осуждена. Самое страшное для

Карамзина, как и для большинства просветителей XVIII в., — восставший народ и

революционная диктатура. Напуганный якобинским террором, он готов примириться

с монархическим правлением, уповая на медленные, но более верные, по его

мнению, успехи нравственности и просвещения.

В Англии путешественник с большой похвалой говорит о предприимчивости

купечества, что вполне соответствует представлениям просветителей об

общественно полезной роли частной инициативы. Как истинный просветитель,

Карамзин хвалит веротерпимость англичан, с одобрением пишет об их

законодательстве, о «Великой хартии вольности». Познакомившись с судом

присяжных, он заявляет, что в Англии «нет человека, от которого зависела бы

жизнь другого».

Однако писатель далек от полного и безоговорочного восхищения жизнью

англичан. Оборотная сторона кипучей деятельности купцов — эгоизм и равнодушие

к людям. Наравне с богатством купцов он отмечает и вопиющую нищету английских

низов. Отношение к беднякам в Англии приводит его в негодование.

Карамзин считает своим долгом познакомить читателя с природой описываемой

страны. По его млению, она определяет не только физический, но и духовный

облик человека. Жители швейцарских Альп красивы, щедры и приветливы, потому

что они живут среди прекрасной и благодатной природы. И наоборот, холодный,

туманный климат Англии оказывает пагубное влияние на характер ее граждан,

которые изображаются замкнутыми, недоверчивыми, расчетливыми и эгоистичными.

Как писатель-сентименталист, Карамзин считает истинными и нерушимыми те

человеческие отношения, в которых главную роль играет чувство. Поэтому

заседание Народного собрания во Франции или выборы в английский парламент, в

которых все решают политические расчеты, закулисная борьба партий, описаны им

с нескрываемой иронией. И наоборот, училище для глухонемых в Париже,

госпиталь для престарелых матросов в Гринвиче вызывают его полное одобрение

как примеры истинной филантропии.

Карамзин стремится показать не только то, что объединяет людей, но и то, что

их разобщает. К числу таких пагубных заблуждений он относит проявление

национальной замкнутости и национального самомнения. 0Столь же враждебна

автору религиозная нетерпимость, фанатизм (рассказ о крестоносце графе

Глейхене, которого освободила из плена сарацинка, убежавшая вместе с ним.

Жена графа простила ему невольную измену, после чего был заключен

тройственный супружеский союз, признанный даже папой. В этой легенде любовь и

человечность побеждают национальную вражду и религиозную нетерпимость).

Карамзин посещает темницу, в которой был заключен Мартин Лютер. Писатель

восхищается смелостью немецкого реформатора, восставшего против авторитета

папы и императора.

Лучшим средством борьбы с религиозным фанатизмом, национальной нетерпимостью,

политическим деспотизмом и нищетой Карамзин, подобно Вольтеру, Монтескье,

Дидро и Руссо, считает просвещение. Вера в благотворную роль науки и

искусства заставляет его искать встречи с философами и писателями. В Германии

он с особенно теплым чувством посещает деревенский домик детского писателя

Вейсе. Здесь же встречается с Кантом, Платнером, Гердером и Виландом, которым

рассказывает о России и русской литературе. Карамзин уверен, что душа

писателя и философа всегда отражается в произведении, и чем выше нравственный

облик каждого из них, тем благотворнее будет их влияние на читателей. «Письма

русского путешественника» были для Карамзина своеобразной школой

литературного мастерства. Свободная композиция жанра «путешествия» позволяла

вводить в него самый разнообразный материал. На одном из первых мест в

«Письмах» оказались наблюдения автора за собственными переживаниями, подчас

неожиданными и противоречивыми.

В «Письма» заносятся автором легенды и рассказы о подлинных событиях,

услышанные им в пути. Они представляют собой маленькие новеллы. От них —

прямая дорога к будущим повестям. Интересны психологические портреты ученых и

писателей, с которыми Карамзину посчастливилось увидеться. Описание природы

превращается в ряде случаев как бы в маленькие стихотворения в прозе.

Некоторые из них перекликаются с его же лирическими произведениями. Так,

например, описание осеннего пейзажа, помеченное словами «Женева, ноября 1,