logo search
Гарбовский Н

Глава 6

ПЕРЕВОД И СЛОВЕСНОСТЬ

В конце XVIII в. Иоганн Готфрид Гердер, ратуя за самобыт­ность языка и литературы, называет перевод в качестве причины «порчи» национального языка. Привнеся в образ некоторую долю эротизма, он сравнивает национальный язык до того, как на него начинают переводить, с юной девственницей, еще не задумываю­щейся о том плоде, который появится на свет в результате сме­шения кровей. Речь на таком языке чиста и непорочна, она — точное отражение характера своего народа. Даже если она бедна, капризна и непоследовательна, она есть отражение исконно на­циональной культуры1.

Характер воздействия переводческой деятельности на состоя­ние переводящего языка обсуждался в течение предшествующих двух тысяч лет неоднократно. Наиболее горячие споры велись обычно в те периоды, когда тот или иной национальный язык оказывался «на переломе», когда общество наиболее отчетливо ощущало необходимость осознания выразительных возможностей своего языка. В России после петровских реформ, которые вместе с новым знанием принесли из-за границы массу иноязычных за­имствований, начинается нормализаторская деятельность М.В.Ло­моносова, В.К. Тредиаковского и А.П. Сумарокова по освобожде­нию русского языка от чужих форм, появившихся в результате бурной переводческой деятельности. Жаркие дискуссии между «шишковистами» и «карамзинистами» показывают, насколько различным может быть взгляд на перспективы развития языка, на его выразительные потенции, на пути совершенствования языка и словесности. Пушкин обвиняет иностранную, в частности фран­цузскую, словесность, пришедшую в Россию через переводы и подражания, в том, что она тормозит ход русской словесности.

В Германии книгой книг, заложившей основы современного немецкого языка, считается версия Библии, подготовленная Мар­тином Лютером в XVI в., т.е. не что иное, как перевод. В Англии такой книгой считается «Библия Короля Якова» — один из ше­девров библейского перевода, главная книга англичан, благодаря которой они получили свой язык.

Во Франции переломным периодом для французского языка и французской словесности оказался XVI в., когда после Ордонан­са короля Франциска I, который «первым в своем благородном королевстве вернул всем наукам и искусствам их древнее досто-

См.: Berman A. L'eprcuve de 1'etrangcr. Paris, 1984. P. 67.

109

инство»1, французский язык стал последовательно вытеснять ла­тынь из сферы государственного управления, права, а также на­уки и литературы. В первой половине XVI в. литература на ново­латинском языке постепенно вытесняется литературой на фран­цузском. Новые функции молодого французского языка потребо­вали от гуманистов того времени осознания выразительных воз­можностей языка, его способности полностью заменить собой ла­тынь, а также поиска путей его развития и совершенствования.

Среди самых видных литераторов, создававших произведения на французском языке, были Франсуа Рабле и Клеман Маро. Книги Рабле, хорошо известного своим языкотворчеством, оказа­лись истинной эпопеей французской речи. Рабле пытался дока­зать, что народный язык вовсе не презренный, ни к чему не при­годный, варварский и подлый. Напротив, утверждал он, это старые латинские слова заплесневелы и лишены ясности.

Клеман Маро, придворный поэт короля Франциска I, изоб­ретая новые глаголы, также стремился придать французскому языку живописность. Он переводил на французский язык псал­мы, а для оттачивания своего стиля перефразировал по-француз­ски стихи латинских поэтов. Если такое межъязыковое перефра­зирование нельзя назвать собственно переводом, то во всяком случае в нем можно усмотреть действия, присущие переводу, а именно расшифровку смыслов и систем образов исходных поэти­ческих произведений, поиск в ином языке наиболее живописных средств художественного выражения. Подобное перефразирова­ние имеет давнюю историю и восходит к римским писателям. Достаточно вспомнить того же Цицерона, перелагавшего речи греческих ораторов не как переводчик, а как оратор. Почитатели таланта Маро и его последователи — поэты и переводчики — объединились в так называемую «маротическую школу». Один из них — Тома Себилле, автор трактата «Французское поэтическое искусство» (1548). Опираясь на опыт Маро, он в одной из глав трактата, специально посвященной переводу, приравнивает пере­вод к поэтическому искусству и восхваляет его как один из спосо­бов обогащения национального языка и национальной литерату­ры. Его перевод трагедии Еврипида «Ифигения», опубликованный в 1549 г., стал важной вехой в развитии французской драматургии.

Однако такой точки зрения на перевод и его роль в обогащении национального языка и национальной литературы придерживались не все литераторы той эпохи. Молодые поэты, объединившиеся в литературную школу, получившую позднее (1556) название «Плея-

1 Дю Белле Ж. Защита и прославление французского языка // Эстетика Ре­нессанса. Т. 2. М., 1981. С. 240.

110

да», полагали, что перевод, напротив, тормозил развитие француз­ской литературы. В 1549 г. вышел в свет трактат поэта и теоретика «Плеяды» Жоашена Дю Белле (1522—1560) «Защита и прославле­ние французского языка».