logo
TYeORIYa_PYeRYeVOD

Трактат о правилах «хорошего перевода» э.Доле.

Трактат о правилах «хорошего перевода» Э. Доле

Каждое поколение стремится найти в трудах предшественни­ков то, что было бы созвучно их эпохе или подтверждало бы их собственные взгляды на изучаемое явление. Этим, возможно, объясняется неоднократное обращение современных исследователей к работам мыслителей прошлого даже тогда, когда эти произ­ведения кажутся уже достаточно хорошо известными. Но есть и еще одна причина неоднократного обращения к работам «старых мастеров» — это попытка устранить неточности и искажения в трактовке их идей, возникшие в результате многократного, часто межъязыкового, перефразирования их текстов, и, возможно, по­пытаться увидеть в них нечто новое, ускользнувшее из поля зре­ния предшествующих исследователей.

Имя Этьена Доле (1509—1546) ~ гуманиста французского Возрождения, писателя, переводчика, типографа — хорошо из­вестно филологам и историкам, изучающим литературное наследие французских авторов той эпохи. Но наиболее яркий след Доле оставил в европейской истории перевода. Нет такой книги по ис­тории перевода, где не упоминалось бы о нем. Ему посвящена целая глава в книге Э. Кари «Великие французские переводчи­ки», о нем упоминают Р.А. Будагов, П.И. Копанев, А.В.Федо­ров, Е.Г. Эткинд, М. Балляр, А. Ван Оф, Ю. Найда, П.А. Оргёлен, Д. Стейнер и многие другие.

Современные исследователи по праву ставят Доле в один ряд с другими выдающимися переводчиками прошлого. С именем Доле связаны важные события в истории европей­ской культуры эпохл Возрождения. В тот период пальма первен­ства в разработке теоретических проблем перевода принадлежала французам. Д. Стейнер видит в этом результат языкового и поли­тического превосходства французской культуры над культурами других народов после распада единого латинского языкового про­странства Европы. Именно этот распад и стимулировал поиск новой общей научной дисциплины — теории перевода. Его глав­ная, поистине историческая, заслуга как перед современниками, так и перед последующими поколениями переводчиков — трак­тат «О способе хорошо переводить с одного языка на другой», опубликованный в 1540 г. Этот трактат считается одним из пер­вых в Европе теоретических сочинений, посвященных исключи­тельно вопросам перевода, «первой хартией переводчиков». Ко- панев расценивает сочинение Доле как «вершину переводческой мысли эпохи Возрождения». А по мнению Кари, трактат Доле и «поныне остается одним из самых содержательных сочинений на эта тему».

Считается, что Доле принадлежит заслуга введения во фран­цузский язык слов traducteur (переводчик) и Iraduction (перевод), существующих во французском языке до сих пор для обозначе­ния соответствующих понятий. В этом Доле следует примеру Р. Этьенна, заменившего французским словом traduire (перево­дить) как заимствованную из латыни и лишь незначительно ос­военную форму translater, так и менее точные, нетсрминологи- ческие синонимы tourner (переворачивать), mettre (класть, пере­кладывать) [ср. русское устаревшее слово с аналогичным значе­нием перелагать}.

Второе событие — трагическая гибель Доле от рук инквизи­ции, использовавшей один из его переводов как повод для рас­правы. «История перевода во Франции начинается с трагедии», -писал Эткинд в статье «Великие французские переводчики», пер­вые строки которой посвящены Этьену Доле.

Доле был сожжен в Париже на площади Мобер 3 августа 1546 г., в день своего тридцатисемилетия. В переводе диалогов Платона (диалог «Антиох») Доле сделал одно, на первый взгляд несущественное добавление: rien du tout, т.е. совсем, вовсе, кото­рое, видимо, казалось ему уместным и придавало всему высказы­ванию завершенность и гармонию: «Pourquoi elle (la raort) ne peut rien sur toy, car tu n'es encore prest a deceder; et quand tu seras decede, elle n'y pourra rien aussi, attendu que tu ne seras plus rien du tout» — «Почему смерть не властна над тобой? Потому что ты еще не го­тов к кончине, а когда ты умрешь, она также будет бессильна, учитывая, что тебя больше не будет совсем». Безобидное добавле­ние, сделанное Доле, на самом деле искажало смысл высказыва­ния, ведь оно утверждало абсолютный конец, превращение в «ничто» и таким образом ставило под сомнение положение о бес­смертии души. Ни в греческом оригинале, ни в латинском пере­воде такого добавления не было. Инквизиция сочла это достаточ­ным основанием, чтобы обвинить Доле в ереси и расправиться с ним. Но переводческая ошибка послужила лишь поводом для расправы: Доле и до этого преследовался церковью и властями за поступки и высказывания, не имевшие ничего общего с перевод­ческой деятельностью.

Несмотря на обширную литературу, так или иначе освещаю­щую основные положения трактата Доле, вряд ли можно с уве­ренностью утверждать, что его переводческая концепция пол­ностью понята современными теоретиками перевода. Более того, в работах, написанных на русском языке, эти положения зачас­тую приводятся неточно, а иногда и в искаженном виде, что, разу­меется, влечет за собой ошибки в трактовке основных идей автора.

Иначе говоря, им был задуман обширный труд по теории французского языка — от орфографии и фонетики до стилистики и поэтики. Но замысел остался нереализованным. В 1540 г. Доле решает опубликовать то, что было уже написано, — трактаты о переводе, о пунктуации и об акцентуации. Эти этюды вышли под общим названием: «La maniere de bien traduire d'une langue en aultre: davantage, de la punctuation de la Langue Francoyse. Plus. Des accents d'ycelle» — «О способе правильно переводить с одного языка на другой, затем о пунктуации французского языка, а также о его ударениях». Книга имела успех и выдержала еще три издания: со­ответственно в 1541, 1542 и 1543 гг. Что касается «Французского оратора», то при жизни Доле он так и не был опубликован. Уже в 1549 г., т.е. через три года после гибели Доле, Дю Белле в трактате «Защита и прославление французского языка» сетовал, что никто так и не взялся опубликовать «Французского оратора», и выражал надежду на то, что «(может быть!) какой-нибудь изда­тель, благоговеющий перед памятью автора и перед Францией, скоро выпустит, быстро и без ошибок, в свет» сочинение Доле.

Рассмотрим основные положения переводческой концепции Доле по тексту подлинника и сравним их с различными версиями его интерпретаторов.

Первое правило сводится, на первый взгляд, к тому, что пере­водчик должен прекрасно понимать смысл и содержание перево­димого (que le traducteur entende parfaitement le sens et la matiere de 1'auteur qu'il traduit). В современных французских вариантах это правило сформулировано практически так же, как и в древнем тексте; изменена пунктуация в соответствии с нормами совре­менного французского языка. Кроме того, в версии Ван Офа пе­ред словом matiere (le sens, & matiere) появляется определенный артикль, которого нет у Доле. Нет артикля и в интерпретации, предложенной Кари.

Именно поэтому русская интерпретация первого правила, данная в книге Будагова и воспроизведенная позднее в учебном пособии Гоциридзе и Хухуни, где словосочетание le sens & matiere, составляющее суть первого правила, сводится к весьма абстракт­ному, обобщающему оба элемента местоимению то (переводчик должен понимать то, что переводит), представляется весьма рас­плывчатой и неточной. В такой общей трактовке правило Доле не содержит ничего нового. Ведь еще Иероним писал, что может перевести лишь то, что предварительно понял.

Версия, предложенная Копаневым, более конкретна. Он пред­ставляет правило Доле как требование понимать содержание ори­гинала и намерения автора.

Принцип «смыслового» перевода восходит еще к периоду ан­тичности и раннего Средневековья, когда Цицерон, а затем и Иероним провозглашали, что переводчик не должен следовать букве оригинала, но стремиться передать смысл переводимого. Цицерон и Иероним, говоря о преобладании смысла над фор­мой, использовали вокабулу sensus (sensum exprimere de sensu).

В результате анализа значений слов оказывается возможным предложить новую, уточненную трактовку первого правила хоро­шего перевода, сформулированного Доле. Действительно, пере­водчику следует прежде всего отчетливо понять, каков предмет мысли автора и каковы его суждения об этом предмете.

Второе правило хорошего перевода в трактате Доле представ­лено в весьма лаконичной форме. Его смысл верно передан и в современных французских версиях, и в переложениях на русский язык, правда, все современные версии в силу вполне объяснимой тезисности изложения ограничиваются лишь общей деклараци­ей — от переводчика требовалось превосходное владение как языком оригинала, так и языком перевода.

Данное требование к переводчикам могло быть, конечно, обусловлено известной в истории перевода практикой перевода с помощью языка-посредника, довольно распространенной как в тот период, когда писал свой трактат Доле, так и в более раннюю эпоху. Достаточно вспомнить гневные строки из трактата сооте­чественника и современника Доле — Жоашена Дю Белле, обли­чающие переводчиков, не знакомых даже с азами языков, с кото­рых они берутся переводить

Более того, Доле не только сформулировал положение о не­обходимости совершенного владения обоими языками. Он не ограничился лишь общими призывами, а попытался аргументи­ровать необходимость именно совершенного владения языками. Аргументы его имеют сугубо лингвистическую основу. «Emends, que chascune langue a ses proprietes, translations en diction, locutions, subtilites, & uehemences a elle partlculieres» — «Пойми, что каждый язык имеет свои особенности, переносы в речениях, способы выра­жения, едва уловимые тонкости и выразительную силу, свойствен­ные только ему». Как видим, Доле пишет о неповторимости каждо­го языка с точки зрения его выразительных способностей. Эта неповторимость проявляется прежде всего в том, что значения слов в разных языках полностью совпадают чрезвычайно редко, как правило, они различаются и по объему, и по содержанию заключенных в них понятий. Уместность, точность слова в тексте оригинала, осознанная переводчиком, требует поиска такого же уместного и точного слова в переводе.

Аргументы Доле в известной степени перекликаются с идея­ми Бруни, которые тот высказывал, правда, по другому поводу, а именно когда говорил о недопустимости дословного перевода. Таким образом, и Бруни, и Доле видели одно из проявлений своеобразия языков, которое должны учитывать переводчики, в уникальной образности каждого языка, в его способности к пере­носу значений.

Третье положение в известной степени дополняет и развивает предыдущее. Доле говорит о недопустимости пословного перево­да. Мы неслучайно употребляем здесь термин «пословный» пере­вод, вместо того чтобы написать «дословный» или «буквальный». Термин «пословный» обращает внимание не столько на семанти­ческие аспекты слов, сколько на их расположение в тексте. Доле говорит именно о порядке слов, предостерегая переводчиков от механического воспроизведения синтаксической организации оригинального текста. Порядок слов всегда составлял одно из уязвимых мест в работе переводчика. Механическое следование в переводе расположению слов, принятому в подлиннике, неод­нократно осуждалось теоретиками перевода и критиками. Живу­честь этого «греха», видимо, в том, что перевод как деятельность по воспроизведению уже созданного текста осуществляется после­довательно. Переводчик начинает переводить и задумывается над порядком слов тогда, когда, споткнувшись, обнаруживает, что синтаксическая организация его текста не может передать смысл оригинала. Из-за этой ошибки, отмечает Доле, переводчики час­то искажают мысли автора и умаляют прелести и совершенства как одного, так и другого языка.

Таким образом, в трактате подчеркивается организующая роль порядка слов в речи и отмечается необходимость умения построить в переводе такой порядок слов, который следовал бы логике развертывания текста в соответствии с мыслями автора оригинала и с нормами языка перевода.

Интересно, что и это положение Доле иногда передается в искаженном виде. Будагов передает его очень обобщенно: «Его перо не должно быть связано словами и конструкциями оригина­ла», вовсе не упоминая, что речь идет о порядке слов. Копанев дает пространную перифразу: «Переводчик должен избегать тен­денции переводить слово в слово, ибо в противном случае извра­тит содержание оригинала и разрушит красоту его образного вы­ражения», также не уточняя, что «тенденция не переводить слово в слово» предполагает не что иное, как изменение порядка слов. Гоциридзе и Хухуни повторяют формулировку Будагова. Стей- нер, вырвав из текста трактата Доле один небольшой фрагмент, приводит читателя в полное недоумение. Он пишет, что Доле ре­комендовал переводчикам быть верными смыслу, но не порядку слов подлинника, т.е. быть свободными в изменении порядка слов, что вполне точно соответствует идее автора трактата. В ка­честве подтверждения этой мысли он приводит фразу из трактата: «C'est superstition trap grande (diray je besterie, on ignorance?) de co- mencer sa traduction au comencement de la clausule» [«Совершенный предрассудок (я бы сказал, глупость и невежество) начинать пе­ревод с начала клаузулы»]. Слово clausule, появление которого во французском языке относят именно к 1540 г., означает послед­ний элемент строфы, периода, стиха. Его латинский этимон clau­sula обозначает заключение, окончание, конец, заключительная часть, концовка. Можно предположить, что, только закрепившись во французском языке, это слово еще сохраняло значения латин­ского этимона и было более широкозначным. Таким образом, Доле говорит скорее всего о том, что нельзя начинать перевод с концовки. Но это вовсе не призыв к свободе в выборе порядка слов в переводе. Напротив, он призывает переводчиков к осто­рожности в изменении синтаксического строя текста, его структу­ры и пытается показать, что в переводе нужно воздерживаться от крайностей. Начинать перевод с концовки — это такое же невеже­ство, как и стремление передать строку строкой или стих стихом

Четвертое положение трактата, к сожалению, также подверг­шееся значительному искажению, вновь обращает нас к нормам языка перевода, но только уже не в области синтаксической орга­низации речи, а в области выбора лексики.

При­знавая превосходство греческого и латинского над французским, Доле не отрицает того, что иногда оказывается необходимым об­ращаться к заимствованным из этих языков малоупотребитель­ным словам. В то же время он утверждает, что делать это можно исключительно редко и лишь в случаях крайней необходимости.

И наконец, последнее, пятое положение трактата Доле. Кари считал, что именно этому положению Доле придавал особое зна­чение. В самом деле, Доле пишет, что, если не соблюдать этого правила, всякое сочинение окажется тяжелым и неприятным. Суть же этого правила состоит не в чем ином, как в соблюдении норм ораторской речи, а именно «правил связывания и соединения выражений с такой нежностью, чтобы не только удовлетворена была душа, но и услаждены уши, ибо нет такой гармонии в обыч­ной речи».

В трактате, посвященном правилам перевода, Доле формули­рует лишь общие положения теории ораторского искусства.. Таким образом, он старается распространить нормы ораторского искусства на письменную речь, в том числе и научную. Данное положение весьма существенно, так как, с одной стороны, демонстрирует стремление французских гуманистов первой половины XVI в. установить нормы французского языка именно в его письменной форме, а с другой — пока­зывает пути, которыми шли филологи для выработки этих норм. Образцами для них служили произведения древних ораторов и поэтов. И если в сфере художественной литературы, поэзии сле­довало подражать поэтам древности, то в области прозаической речи, главным образом научной, необходимо было руководство­ваться нормами ораторского искусства. Сегодня мы могли бы уп­рекнуть Доле в том, что он пытался перенести нормы оратор­ской, т.е. устной, речи на письменную прозу. Действительно, нормы письменной и устной речи в современных языках весьма различны. Но не следует забывать, во-первых, что речь идет о французском языке XVI в., когда нормы письменной речи еще только предстояло выработать и для этого требовались модели, а во-вторых, что хорошая ораторская речь — это речь, как правило, подготовленная, т.е. изначально письменная, что отмечал еще Цицерон.

Таким образом, анализ положений трактата Доле показывает. что в его переводческом кредо центральное место отводится язы­ку перевода. В самом деле, лишь в первом положении в общих выражениях высказывается необходимость передать в переводе мысли автора и суть предмета описания. Все же дальнейшие по­ложения сводятся к одному — к требованию соблюдения норм языка перевода, а именно норм выбора слов и использования фразеологических оборотов, синтаксического построения выска­зываний и выбора соответствующих фигур речи, способных при­дать тексту должную выразительность.

Трактат Доле действительно может расцениваться как «пер­вая хартия» французских переводчиков, как первый документ французской теории перевода, так как он содержит идею, которая нашла свое воплощение в переводческой практике во Франции на протяжении нескольких столетий. Ведь именно стремлением к изяществу переводного текста продиктованы переводческие ре­шения целых поколений французских переводчиков. Апофеозом изящного перевода была эпоха так называемых «прекрасных не­верных», XVII в. — «золотой век» французской литературы. Этим нормам должен был подчиняться и переводчик.

. Именно по пути подражания, когда «лишь идея одна заимствуется у автора», а не по пути перевода пошли многие выдающиеся писатели франции, а затем и России. Причем и те, и другие преследовали одну и ту же цель — совершенствование национального языка и национальной литературы по классическим образцам.

Что же касается перевода, то концепция Доле достаточно ясна. Приоритет в ней отдается языку перевода. Текст перевода, согласно этой концепции, являясь продуктом литературной дея­тельности, должен стать частью национальной литературы и со­ответственно отвечать нормам литературного языка народа.

БИЛЕТ 6.