Глава I. Семантический компонент языка о месте семантики в системе языка

1. Попытаемся очертить, пусть условно и приблизительно, границы того фрагмента общей системы, который целесообразно считать особым семантическим компонентом языка, — а отсюда и границы семантики как специальной лингвистической дисциплины.

Углубление наших познаний в области семантики во многом связано с развитием представлений о релятивизации значения. Довольно давно известно, что значение слова реализуется в контексте высказывания, т. е. что оно релятивно по отношению к высказыванию; позднее стало ясным, что и значение высказывания точно так же реализуется в тексте, а значение текста — в ситуации общения. Следовательно, семантика как лингвистическая дисциплина соприкасается, как минимум, с лингвистикой текста, с одной стороны, и прагматикой — с другой. К этому надо добавить возможное различие между собственно лингвистическим, психолингвистическим и социолингвистическим аспектами рассмотрения, и необходимость проведения соответствующих «разграничительных линий» станет еще более очевидной.

Сначала нужно ввести важную оговорку, которая заключается в следующем. Семантика присутствует всюду, где мы имеем дело со знаками: знак — двусторонняя сущность, и одна из его сторон представлена именно значением. Поэтому значение, семантика пронизывают всю систему языка, коль скоро язык предназначен именно для коммуникации смыслов (значений), и все его единицы либо наделены значением, либо обслуживают значимые элементы. Соответственно можно говорить о семантике морфемы, слова, предложения (высказывания). Если ограничиться сделанными утверждениями, то семантика как особая дисциплина, изучающая особую сферу языка, вероятно, исчезнет, растворится в морфологии, лексикологии и синтаксисе, поскольку каждый из компонентов в пределах этих последних будет обладать собственными закономерностями формы и содержания — семантики. И никакой другой семантики, помимо семантики лексем, словоформ и предложений, возможно с дальнейшими внутренними подразделениями, просто не будет. _/43//44/

Первая часть нашей оговорки заключается в том, что мы, говоря о семантике как о самостоятельном компоненте языка, отвлекаемся от семантики морфемы, слова и говорим лишь о содержательных характеристиках высказывания, предложения. Вторая часть оговорки — это признание условности (во всяком случае, на сегодняшнем уровне наших знаний) выделения семантики высказывания в качестве особой сферы, уровня (уровней), а не плана содержания сложного (составного) знака, каковым является высказывание.

2. Остановимся на данном пункте несколько подробнее. Когда речь идет, скажем, о морфеме, то эту единицу «в целом» относят к соответствующему уровню; она не подвергается расщеплению, когда ее план содержания признавался бы достоянием одного уровня, а план выражения — другого. Между тем, когда мы трактуем семантику как особый уровень, имея при этом в виду содержательную сторону высказывания, предложения, то происходит именно такого рода операция: план выражения высказывания мы относим к синтаксису, а план содержания — к семантике, распределяя две стороны сложного знака между двумя самостоятельными уровнями (и компонентами).

Нетрудно заметить, что синтаксис в результате оказывается полностью асемантичным, единицы же его, какими бы они ни были, — фигурами, по терминологии Ельмслева, а не знаками.

Столь резкого расхождения с традицией, согласно которой лишь фонологические единицы служат фигурами выражения, чисто семантические — фигурами содержания, все же остальные являются знаками, не возникает при обращении к другим подходам, альтернативным обрисованному выше.

2.1. В качестве отправной точки можно признать словарь и его основные единицы, каковыми в языках типа, скажем, русского, являются слова (лексемы). Тогда будем говорить, что слова обладают формальными валентностями; когда эти валентности реализуются, то перед нами — синтаксические конструкции как таковые. Их элементы — знаки, поэтому и сами конструкции тоже являются сложными знаками, но закономерности их формирования и функционирования при данном аспекте рассмотрения определяются формальными свойствами слов и самих конструкций. Словам свойственны, наряду с формальными, и содержательные валентности — источник смысловых ограничений на способность слов входить в те или иные конструкции, а также опора для установления семантической интерпретации конструкций и построенных на их основе высказываний.

Подход «от лексемы» (см., например, [Богуславский 1985]) снимает проблему знаковости/незнаковости синтаксиса и его единиц; что же касается вопроса о семантике как особом уровне, то ответ на него менее ясен; по-видимому, семантика — при таком подходе — прежде всего, «встраивается» в словарь, а также определенным образом характеризует синтаксические конструкции. _/44//45/

Такие представления имеют, наряду с плюсами, и минусы. Поскольку отправной точкой выступает лексема, как она представлена в словаре, то и семантическая интерпретация осуществима лишь «с точностью до словоформы», хотя самостоятельные семантические связи могут обнаруживать и отдельные элементы плана содержания лексемы и ее словоформы [Богуславский 1985: 21]. Этот недостаток не является сколько-нибудь значительным, если данный подход предназначен для описания анализа и фактически не претендует на отражение синтеза высказываний [Богуславский 1985: 10]. Но сама по себе ограниченная ориентация на анализ, при всей своей абсолютной законности, корректности (гораздо хуже — традиционное неразличение анализа и синтеза), конечно, не исключает необходимости особого подхода, отражающего синтез. К тому же, если такой — другой — подход будет одинаково успешно обслуживать и анализ и синтез, то он, естественно, окажется предпочтительным.

2.2. Можно эксплицитно принять, что синтаксис действительно асемантичен. При восхождении от морфемы к предложению растет мера формальной сложности языковых единиц. Лишь с достижением опреде­ленного уровня формальной организации, который как раз и соответствует предложению происходит «добавление» семантики к «готовому» формальному объекту — предложению (если учесть, что морфемы, слова все же не асемантичны, то можно говорить о «добавлении» не семантики вообще, а коммуницируемой семантики). Модель, основанная на такого рода посылках, окажется нейтральной по отношению к анализу и синтезу; семантика в ней будет самостоятельным уровнем.

Ближе всего эти представления к одному из вариантов ортодоксальной генеративной лингвистики [Хомский 1965] и ее продолжению — интерпретативной семантике [Jackendoff 1972]. Как нам уже приходилось писать [Касевич 1977: 178], мы здесь имеем дело с перенесением на лингвистическую почву теории логических исчислений. Согласно последней, имеется некоторый алфавит символов, формационные правила, позволяющие строить из символов цепочки, — правильно построенные формулы (аксиомы), а также трансформационные правила, указывающие возможные преобразования формул (теоремы). Вопрос о значении (семантике) формул как таковых не ставится, они выступают как объекты наделенные исключительно формальными свойствами. Однако символы и формулы могут получить семантическую интерпретацию, не обязательно единственную; тогда исчисление, в соответствии с принятым в логике словоупотреблением, превращается в (формальный) язык.

С точки зрения лингвистики, основной недостаток этой достаточно стройной (в немалой степени благодаря своему происхождению) теории заключается, возможно, в том, что в языке не столь просто провести четкую демаркационную линию, которая указывала бы, где «кончаются» чисто формальные средст-_/45//46/ва языка, включая таким образом понимаемый синтаксис, и «начинается» семантика. Хотя другой крайностью приходится считать теоретическую платформу порождающей семантики, принципиально отвергающей какую бы то ни было грань между семантикой и синтаксисом в процессе «порождения» предложений [Чейф 1975; Fodor J. D. 1980] (см. об этом также [Падучева 1974]), нельзя не учитывать, что в языке мы, если отвлечься от фонетики, никогда не имеем дело с незначимыми единицами. Именно значимая единица — исходный материал во всех языковых процессах. А коль скоро наделенность значением — собственный признак любой языковой единицы, то он не может не влиять на ее функционирование, в частности, в составе предложения и текста. Поэтому в языке просто нет таких «символов», которые образовывали бы последовательности, цепочки безотносительно к значению, чтобы лишь затем получившимся формальным объектам приписывалась та или иная семантическая интерпретация. Тем более в речевой деятельности нет процессов, при которых человек оперировал бы формальными символами без попытки придать им определенный смысл; напротив, семантизация — первое, что пытается осуществить носитель языка при речевосприятии, ибо всегда исходит из презумпции осмысленности воспринимаемого.

2.3. Наконец, можно вернуться к традиционной точке зрения, которая просто не выделяет семантику в качестве особого уровня. Современным вариантом традиционного подхода будет, по-видимому, такой, который последовательно разграничивает формальные и семантически нагруженные аспекты синтаксиса. Иначе говоря, синтаксис признается знаковым уровнем со своими соответственно планом выражения и планом содержания, которые обладают известной автономностью, однако же в рамках данных сложных знаков. Поскольку отношения сторон знака в естественных языках асимметричны, план выражения синтаксиса может обнаруживать собственные закономерности, не имеющие семантических импликаций, а в составе плана содержания, в свою очередь, отнюдь не каждому его фрагменту обязательно соответствует конкретный фрагмент плана выражения.

Очевидно, основной недостаток такой «неотрадиционной» точки зрения заключается в том, что она не позволяет достаточно естественно объяснить и отразить в описании столь важную для языка синонимию высказываний. Последнюю естественнее всего понимать как соответствие разных синтаксических структур одной семантической¹⁷. Но уже само по себе допущение понятия семантических структур, с которыми к тому же вступают в самостоятельные отношения структуры синтаксические, эквивалентно признанию отдельного семантического уровня, — и мы возвращаемся ко всем тем проблемам, о которых говорилось выше¹⁸.

Как видим, ни один из представленных выше возможных _/46//47/ подходов не кажется вполне удовлетворительным. И надо признать, что не совсем ясно, каким должен быть такой — вполне удовлетворительный — подход. Именно поэтому мы аттестовали выше те посылки, из которых мы будем исходить в настоящей работе и которые допускают существование относительно автономного семантического уровня, «расположенного над» синтаксическим, как «условные».

3. Существо этих посылок основывается на некотором компромиссе. Прежде всего, предполагается, что реален уровень семантики¹⁹, обладающий определенной самостоятельностью, т. е. располагающий собственными — чисто семантическими — единицами (семантическим словарем) и правилами их сочетания, функционирования (семантическим синтаксисом)²⁰.

Допущение самостоятельного семантического уровня позволяет более или менее адекватно решить по крайней мере следующие вопросы. Находит объяснение факт синонимического перифразирования высказываний, о котором уже говорилось; сама синонимия высказываний оказывается достаточно простым соотношением, при котором одной семантической структуре соответствует более одной синтаксической²¹. Автономный семантический уровень с собственными единицами и правилами одинаково успешно обслуживает и речепроизводство (синтез) и речевосприятие (анализ): речепроизводство предстает как продвижение от смысла, где последний формируется именно средствами семантического уровня, к тексту, а речевосприятие — как обратный по направлению процесс. В первом случае семантические структуры являются исходным пунктом («областью отправления»), в последнем — конечным («областью прибытия»).

4. Признавая существование самостоятельного семантического уровня, мы не хотели бы отказывать в статусе знакового и традиционному синтаксическому уровню. Не развивая соответствующие положения (см. гл. II), мы ограничимся здесь следующим. Если считать, что основная единица синтаксиса — это синтаксическая конструкция как целостное образование, то можно говорить об ассоциированном с ней типе семантической предназначенности. Хотя синтаксическая конструкция не имеет одного-единственного значения, взятого в отвлечении от всех возможных лексических заполнений, она отнюдь не безразлична к семантике: далеко не любая ситуация может быть отражена при использовании данной синтаксической конструкции.

Это ставит синтаксические конструкции в один ряд с такими единицами, как слово или морфема. В последних случаях тоже не приходится говорить о каком-либо простом и однозначном соответствии элементов планов выражения и содержания: налицо ассоциированность элемента выражения с некоторой областью или даже областями плана содержания. Если для слов и морфем, которые всегда фигурируют в качестве «клас-_/47//48/сических» представителей языковых знаков, такое положение вполне нормально, то, очевидно, аналогичное положение в синтаксисе равным образом дает нам основания считать синтаксические единицы знаковыми несмотря на одновременное существование особого, семантического уровня.