Конситуативность

17. В последнее время понятие конситуации достаточно широко используется в лингвистических работах. Когда говорят об определении значения тех или иных фрагментов текста, то различают значение, выводимое из грамматических и/или лексических признаков соответствующих языковых единиц, значение, которое дает знание сопутствующего текста, и значение, воспринимаемое благодаря знанию ситуации (внеязыковой). Заметим, что в последнем случае можно различать по крайней мере три типа. Во-первых, существуют «знания о мире», которые позволяют отобрать из множества потенциально возможных интерпретаций те, которые с этими знаниями согласуются. Например, сфера действия определения в сочетании белокурые финки и китаянки однозначно фиксируется на основании знаний о мире, согласно которым белокурых китаянок не бывает (человек, не знающий этого, может дать неверную интерпретацию: ‘белокурые финки и белокурые китаянки’).

Во-вторых, для адекватной семантической интерпретации может оказаться необходимым знание именно той ситуации, которая описывается данным высказыванием, или же ситуации общения, в которой она описывается. Например, лексическая омонимия сплошь и рядом разрешается именно на основе ситуативного знания; так, высказывание Куда исчез ключ?, произнесенное дома, на работе и т. п., конечно, однозначно понимается как относящееся к дверному ключу, хотя в принципе может исчезнуть и ключ-родник.

В-третьих, семантическая интерпретация может осуществляться на основании знания сопутствующей, чаще всего предшествующей ситуации. Например высказывание Его нет (Где Иванов?) может пониматься и как ‘еще нет’ и как ‘уже нет’, в зависимости от того, был ли Иванов в данном месте до момента речи. По существу, только применительно к данному типу использование термина «конситуация» оправдывает себя, ибо только здесь мы действительно имеем дело с сопутствующими (кон-)ситуациями.

Как можно видеть, знание сопутствующей ситуации дает возможность снимать неоднозначность и давать адекватную семантическую интерпретацию высказыванию и тексту. Иными словами, в этом случае мы, идя от знания ситуации, делаем заключение о семантике высказывания и текста (а из этого, в свою очередь, получаем знание о новой ситуации). Но возможен и в определенном смысле противоположный путь: семантика высказывания дает нам знание не только о ситуации, непосредственно ею описываемой, но и некоторых других, тем или иным образом сопутствующих. Представляется, что и применительно к этому случаю уместно использование понятия и термина «конситуация» и, соответственно, «конситуативность». Конситуативность в этом смысле — соответствие одному выска-_/80//81/зыванию, не являющемуся сложным, «осложненным» и т. п. предложением, более одной ситуации, одна из которых эксплицитно описывается высказыванием, а другая (другие) с необходимостью предполагается (имплицируется).

Таким образом, говоря о квантификации ситуаций, мы имели дело с двумя или более тождественными ситуациями, в то время как сейчас речь идет о связи между разными ситуациями. Сходство же заключается в том, что множеству ситуаций в обоих случаях отвечают высказывания, которые с грамматической точки зрения представляют собой элементарные синтаксические конструкции, простые предложения.

17.1. Очевидно, что к конситуативным относятся все высказывания с пресуппозитивной частью в их семантическом представлении: пресуппозиции отвечает особая ситуация. Например, Е. В. Падучева дает пример В два часа Джон начал работать, в семантическом представлении которого усматриваются пресуппозиция ‘В некоторый момент до двух часов Джон не работал’ и следствие ‘В некоторый момент после двух часов Джон работал’ [Падучева 1985: 61]. И пресуппозиции, и следствию отвечают самостоятельные ситуации, причем пресуппозитивная ситуация является предшествующей, а следствие — последующей во времени ситуацией (в данном случае несущественно, что одна из ситуаций есть отсутствие конкретной другой).

Заметим, что возникает вопрос: что же является ассертивной частью? Или семантика высказывания в этом случае сводится к пресуппозиции и следствию (не считая рамок, временных и аспектуальных операторов, отрицания, лексической семантики)? Если исходить из того, что ассертивной является поддающаяся отрицанию часть, то ассерция должна совпасть со следствием, так как В два часа Джон не начал работать значит ‘В некоторый момент до двух часов Джон не работал и в некоторый момент времени после двух часов Джон не работал’ [Падучева 1985: 61]. Правда, в толковании высказывания с отрицанием, как представляется, видно, что семантика высказывания не сводится к пресуппозиции и следствию: если бы такое сведение было действительным, то чем бы отличалось толкование высказывания В два часа Джон не начал работать от толкования Джон не работал ни до двух часов, ни после? Хотя денотативно ситуации двух высказываний, скорее всего, совпадают, сигнификативная разница между ними достаточно явственна, и различие должно отражаться в толковании.

Для отрицательного высказывания толкование будет более полным, если мы введем в него еще один компонент наподобие ‘Предполагалось, что с двух часов Джон будет работать’. Очевидно, это еще одна пресуппозиция. Действительно, вряд ли естественно (не аномально) высказывание В два часа Джон не начал работать, если ни Джон, ни кто-либо другой не предполагали, что данное событие будет иметь место с 2‑х часов (и, вероятно, далее). _/81//82/

17.2. Но для обоих высказываний — утвердительного и отрицательного — полнота толкования будет достигнута тогда, когда мы эксплицитно введем связки — операторы коннекторного типа, которые устанавливают тип отношений между компонентами толкования. Обычно компоненты просто сополагаются, и связь между ними никак не оговаривается. Даже если молчаливо считается, что связь — всегда конъюнкция, это стоит оговаривать явным образом. В логике, в исчислении высказываний истинностное значение конъюнкции, дизъюнкции и других отношений между высказываниями (пропозициями) выводится по известным правилам из истинностных значений высказываний-компонентов, но не сводится к ним. Поэтому без правил вывода рассматривать «общее» значение формулы, состоящей минимум из двух компонентов, очевидным образом невозможно. Аналогично и в лингвистической семантике, когда толкование включает более чем одну пропозицию (считая не только собственно пропозиции, но также пресуппозиции, следствия и т. д.), следует отдельно учитывать связки между ними. Тогда ассерция будет относиться к связке, точнее, к типу связи между пропозициями, отражаемому связкой.

Представляется, что такой подход хорошо соответствует интуиции: когда мы говорим X начал работать, то имеем в виду, что во время T₁ X не работал, а во время T₂ работал; фаза указывает на качественный рубеж, поэтому простым соположением значений ‘Х не работал’, ‘X работал’ семантика фазы не передается. Требуется связка, противопоставляющая качественно отрезки времени до и после некоторого момента. Вероятно, следовало бы ввести особую связку контрастивной конъюнкции наряду со связкой «обычной» конъюнкции.

Одной лишь конъюнкцией в любом случае не обойтись. Например, толкование предиката ‘ультиматум’ (точнее, ‘предъявлять ультиматум’) будет выглядеть примерно так: X предъявляет ультиматум Y‑у ₌^~ ‘Х хочет каузировать Y‑а сделать P и сообщает, что если Y не сделает P, то X причинит Y‑у ущерб’. При любых модификациях этого толкования (которое, конечно, нельзя считать оптимальным) связка ‘если, то’ в нем останется (см. [Богуславский 1985: 16]), т. е. без эксплицитного введения связи следования развернуть предикат в толкование невозможно.

Связки — это синтаксис семантики. Коль скоро от связки зависит результирующее толкование семантически сложных высказываний и, более того, результирующее значение, — это, по существу, значение связки, синтаксис семантики оказывается семантизованным. Поэтому мы не можем согласиться с положением [Апресян 1980; 1983], согласно которому синтаксис в семантике асемантичен, а вся информация в толковании передается употреблением соответствующих семантических единиц⁴⁰. Как всякий самостоятельный уровень, семантика обладает не только единицами, но и собственным синтаксисом. _/82//83/