Проблема единиц синтаксиса

2. Главное отличие поверхностно-синтаксического субкомпонента от глубинно-синтаксического заключается в том, что он оперирует единицами, от которых уже не требуется соотношения с семантическими структурами, близкого к взаимно-однозначному.

Любой самостоятельный компонент (субкомпонент) языка — относительно замкнутая система, т. е. набор элементов, связанных определенными отношениями, и правил их функционирования. Что же выступает в качестве базовых элементов, единиц поверхностного синтаксиса? (В дальнейшем изложении мы будем опускать определение, говоря просто о «синтаксисе».)

Для ответа нужно задать обычный «вспомогательный» воп-_/94//95/рос: для чего существует синтаксис как особый компонент языка, каковы те функции, которые могут выполняться синтаксисом и только им? В общих чертах именно и только синтаксис должен дать такую грамматическую форму, с помощью которой можно передать сообщение. Последняя задача может быть выполнена исключительно высказыванием.

2.1. Вместе с тем высказывание довольно трудно счесть единицей. Оно слишком вариабельно, неопределенно. Ведь высказывание, согласно определению, данному уже дескриптивистами, — это любой обращенный к собеседнику отрезок речи (текста), отделенный с двух сторон молчанием или сменой собеседников (ср. также [Бахтин 1987]); и то и другое в определении можно толковать как потенциальные молчание и смену собеседников. Поэтому целесообразно ввести два ограничения на природу высказывания как единицы: с одной стороны, нас должно интересовать в данной связи высказывание минимальное, с другой — неэллиптическое. Ограничения связаны друг с другом: неэллиптичность означает, что высказывание может существовать без опоры на контекст, автономно, а минимальность — что высказывание невозможно более сократить, упростить без того, чтобы оно стало эллиптическим (ср. понятие конфигурации у А. А. Холодовича [Холодович 1979]). Структурный тип, или структурную схему, минимального неэллиптического высказывания будем в дальнейшем называть предикативной элементарной синтаксической конструкцией, или — в отсутствие источника недоразумений — просто синтаксической конструкцией; о синтаксической конструкции будем говорить и тогда, когда структурная схема заполнена реальными словоформами. Определение «предикативная» здесь надо понимать в синтаксическом, а не семантическом смысле, хотя связь с семантикой несомненна; подробнее об этом будет сказано ниже.

2.2. К выделению и определению понятия «синтаксическая конструкция» можно подойти и по-другому. Но, прежде чем показать это, следует сказать несколько слов о соотношении понятий «высказывание», «синтаксическая конструкция» и «предложение». В литературе не раз указывалось на то, что в реальной речевой деятельности человек оперирует не предложениями — традиционным объектом лингвистического описания, а именно высказываниями [Бахтин 1987]. Иногда даже считают, что предложение «выдумано» лингвистами, реально же такой единицы не существует.

Разумеется, многое, даже главное, зависит от того, какое содержание мы вкладываем в понятия «высказывание», «предложение». С нашей точки зрения, сомневаться в реальности предложения как особой единицы нет оснований. Под предложением уместно понимать неэллиптическое высказывание, рассматриваемое безотносительно к речевому (и неречевому) контексту. Таким образом, предложение не связано с признаком минимальности (см. выше), но только лишь с признаком неэл-_/95//96/липтичности. Из чего следует, что — при данном подходе — эллиптических предложений, которые обычно рассматриваются традиционным синтаксисом, быть не может. Люди действительно общаются высказываниями, которые могут материально совпадать с предложениями, но чрезвычайно часто, притом нередко обязательно, базируются на эллиптических производных от предложений. Например, нормальный нейтральный ответ на вопрос Ты успел пообедать? — Да или Да, успел, но никак не полный, неэллиптированный вариант Да, я успел пообедать (при всей его грамматической правильности).

Кроме того, высказывание релятивизировано относительно говорящего и слушающего, коммуникативного акта, речевого и неречевого контекста, а предложение — нет. Только высказывание имеет иллокутивную силу (иллокутивный эффект — также и перлокутивный), но не предложение, которое существует в речевом и ситуативном «вакууме».

Итак, синтаксические конструкции, наполняясь лексически, при необходимости трансформируясь, сочетаясь, дают предложения, а последние, релятивизируясь относительно коммуникативного акта и его участников, контекста, часто эллиптируясь, — разнообразные высказывания. Таким представляется соотношение указанных категорий синтаксиса.

2.3. Уже было сказано, что возможен и другой подход к выделению и определению синтаксической конструкции: не от текста, а от лексемы. Конструкцию можно рассматривать как реализацию синтаксических валентностей соответствующих лексем. Валентность — это внутренняя способность слова вступать в те или иные сочетания. Будем различать обязательные и факультативные валентности. Обязательная валентность — это «требование» слова употребить вместе с ним какое-то другое слово, иначе данный фрагмент текста будет синтаксически неполным, эллиптическим, ущербным (как видим, и здесь мы не можем обойтись без понятия эллиптичности). Например, слово деревянный имеет обязательную валентность на слова типа стол, стул, дом. Слово стол (или стул, им. п.), в свою очередь, обладает обязательной валентностью на слова наподобие сломался, находится и т. п. Находится требует, например, в комнате. В то же время валентность слова стол на слово деревянный следует считать факультативной. Слово рукой, далее, характеризуется обязательной валентностью на, скажем, ударил, которое, «со своей стороны», требует слов типа Иван и Петра и допускает сочетание со словом сильно, на которое имеет, таким образом, факультативную валентность.

2.3.1. Как можно видеть, валентности отражают правила со-четаемости/несочетаемости слов, когда с использованием этих слов строятся высказывания. Валентности могут принадлежать слову в целом, т. е. слову в любой его форме (иначе — слову как лексеме), но могут характеризовать и отдельные формы слова (словоформы). Например, ударен сочетается со словами _/96//97/ Иваном или рукой (но не с обоими вместе), а ударил — с Иван и рукой — валентности разных форм одного и того же слова ударить совпадают не во всем.

Подчеркнем, что здесь идет речь о синтаксических, а не семантических валентностях. Само собой разумеется, что правила сочетаемости/несочетаемости слов во многом определяются именно их значением, семантикой. Однако существуют и собственно синтаксические закономерности, проявляющиеся и в сочетаемостных потенциях слов, т. е. в их синтаксических валентностях. Например, глагол петь в форме актива естественным образом сочетается, например, с Иван и песню: Иван поет песню. В этом случае семантические и синтаксические валентности согласуются. Однако если мы возьмем глагол подпевать, то легко обнаружим рассогласование семантических валентностей предиката ‘подпевать’ и синтаксических — глагола подпевать: хотя подпевающий безусловно поет, т. е. значение ‘петь’ входит в значение ‘подпевать’, невозможно употребить при глаголе подпевать слово песню, т. е. высказывание *Иван подпевает песню неверно: в нем нарушены синтаксические валентности, синтаксически правильно — Иван подпевает Петру [Кузьменков 1984].

Разницу между семантическими и синтаксическими валентностями можно показать и путем сравнения слов разных языков. Например, глагол грабить русского языка толкуется как ‘отнимать силой что‑н. у кого‑н., разоряя’ [Ожегов 1960], а английский глагол rob — как ‘силой или незаконным путем присваивать чужое имущество’ [Апресян и др. 1979: 361]. Из приведенных толкований должно следовать, что валентности соответствующих предикатов (семантические валентности самих слов) совпадают. Но сочетаемость слов не совпадает: при русском глаголе можно указать лишь кто — кого (что), а при английском — также употребить имя с предлогом of, показывающее, чтó именно было отобрано у объекта ограбления. На русский язык соответствующие высказывания поэтому не поддаются переводу с сохранением синтаксической структуры, а иногда и лексического состава, например, буквальный перевод высказывания They robbed the mail-van of a hundred mail-bags — ‘Они ограбили почтовый вагон на сто мешков (от ста мешков) почты’ невозможен, приемлемый вариант — ‘Они ограбили почтовый вагон, унеся сто мешков с почтой’ [Апресян и др. 1979: 361].

Наличие тех или иных валентностей, как мы видели, есть следствие условий, которые необходимы, чтобы распространить данную словоформу до высказывания. В этом смысле валентности имен, глаголов или, скажем, предлогов однотипны, равноправны, хотя в случае глаголов или предлогов селективные ограничения выражены гораздо более определенно: так, для глагола в финитной форме известно число и тип (класс, форма) тех имен, которые должны быть при нем употреблены, в то время как способ использования и, следовательно, валентно-_/97//98/сти имен более многообразны и неопределенны. Тем не менее, с точки зрения образования высказываний не только глагол требует употребления имени, но и наоборот. Способ вхождения в высказывание как основа для выяснения свойств слов естествен, ибо слова существуют не сами по себе, а для образования высказываний.

2.3.2. Реализация той или иной валентности устанавливает непосредственную синтаксическую связь между словами, которые, как сказано, образуют конструкцию. Среди всех типов конструкций выделяются полные. Последние определяются как такие, которые способны функционировать как высказывания вне контекста.

2.3.3. Полные конструкции являются, иначе, предикативными. Понятие предикативности здесь употребляется в синтаксическом смысле, его не следует путать с «одноименным» семантическим. С синтаксической точки зрения предикативность есть формальное свойство, обеспечивающее контекстно-свободную самостоятельность высказывания. Например, сочетание встреча гостей с семантической точки зрения обладает предикатным характером, поскольку его значение включает предикат, пропозициональную форму ‘X встречает гостей’ (или, менее вероятно, ‘Гости встречают X‑а’). Однако с синтаксической точки зрения конструкция не является полной, и, отсюда, предикативной: высказывание Встреча гостей требует опоры на контекст, например, Что в этом мероприятии самое сложное? — Встреча гостей (для внеконтекстной реализации требуется распространение типа В мероприятии P самое сложное — встреча гостей).

Среди полных, т. е. предикативных конструкций выделяются минимальные, или элементарные: это такие предикативные конструкции, которые не поддаются редукции (устранению из них каких бы то ни было слов) без утраты свойства предикативности. Например, Иван подарил Петру интересную книгу является предикативной конструкцией, но не элементарной, так как из нее можно устранить слово интересную, а конструкция останется предикативной.

Итак, идя «от лексемы», мы пришли к тому же определению элементарной синтаксической конструкции, что и выше, когда шли «от текста».

2.4. Элементарная синтаксическая конструкция — основная единица синтаксиса. Синтаксическое и, шире, грамматическое «ядро» языка — это система синтаксических конструкций.

В фонологии, выделив инвентарь фонем, мы получаем еще не систему, но лишь набор соответствующих единиц. Чтобы превратить этот набор в систему, необходимо установить дифференциальные признаки, характеризующие каждую фонему и структурирующие самое систему фонем [Касевич 1983]. Так же и в синтаксисе: перечень конструкций еще не составляет системы. Системные характеристики будут выяснены тогда, когда кон-_/98//99/струкции получат представление в терминах некоторых функциональных признаков. По-видимому, таковыми должны выступать признаки, связанные с внутренним устройством конструкций.

Дело в том, что элементарные синтаксические конструкции не являются элементарными с точки зрения внутренней структуры: как правило (а, может быть, и всегда, см. ниже) конструкции обладают определенной внутренней структурой. Какие же единицы выступают членами структурной организации конструкции?

3. В лингвистике есть разные подходы к представлению структуры конструкции. В отечественном языкознании, как известно, в качестве единицы синтаксиса принято использовать член предложения. Синтаксическую конструкцию можно представить соответственно в терминах членов предложения, выделив в ее составе традиционные подлежащее, сказуемое, дополнение и т. д. Правда, потребуется определение члена предложения: конструкция состоит из словоформ, а взаимно однозначного соответствия между словоформами и членами предложения заведомо не получится. Можно считать, однако, что это самостоятельная проблема, которая состоит в том, что нужны критерии для разграничения одного и двух (или более) членов предложения, когда мы рассматриваем последовательности двух (или более) словоформ в составе конструкции. Иначе говоря, можно в принципе условиться, что в общем случае член предложения — это слово (словоформа) в составе конструкции [Вардуль 1978: 63], но иногда член предложения может состоять из двух и более слов.

Даже согласившись со «смягченными» требованиями к определению члена предложения как такового, мы остаемся перед необходимостью иметь определения конкретных членов предложения — подлежащего, сказуемого, дополнений и т. д. Не разбирая специально существующие в литературе попытки дать такие определения (ср., например, [Кибрик 1979; Кинэн 1982; Члены предложения... 1972]), отметим лишь общие недостатки большинства из них.

3.1. Прежде всего, нет должной ясности в самом статусе членов предложения, а отсюда и в том, какими должны быть критерии их определения. Мы имеем в виду, что, с одной стороны, члены предложения как будто бы мыслятся обычно в качестве языковых единиц-знаков, которые соответственно имеют план выражения и план содержания. С другой стороны, в реальных лингвистических описаниях, как правило, нет ситуации, которая состояла бы в том, что член предложения X определяется со стороны формы по признакам m₁, m₂, ..., m_n и сообщается, что со стороны содержания он характеризуется через признаки n₁, n₂, ..., n_n. Вместо этого члены предложения различаются и идентифицируются по самым разным признакам: одни — по морфологическим, т. е. по типу используемой словоформы, другие — по синтаксической (позиция, трансфор-_/99//100/мируемость и т. п.), третьи — по частеречной характеристике, четвертые — по подклассу слов (одушевленные/неодушевленные имена и т. п.), пятые — по значению, причем все признаки могут «сосуществовать» в разных комбинациях и по-разному распределенные в рамках грамматики одного и того же языка. Например, прямое дополнение чаще всего выделяется по формальным признакам: падежу (винительный и некоторые другие, в зависимости от типа языка), позиции (обычно ближайшая к глаголу-сказуемому по сравнению с расположением прочих дополнений), трансформируемости в подлежащее пассивной конструкции и т. п. Существуют и содержательные характеристики прямого дополнения, чаще всего более или менее расплывчатые. Однако многие другие типы дополнений выделяются фактически только или преимущественно на семантических основаниях. Например, чем отличается идет с другом от идет с палкой, убит врагом от убит ножом? Это — разные дополнения. Однако по форме они совпадают, а различаются за счет одушевленности/неодушевленности существительных (причем в данном случае различие в подклассе не имеет «поверхностного», формального выражения). Правда, можно сказать, что дополнения различаются трансформационно, и это действительно так, ср.: Иван идет с другом → Иван идет и друг идет, но Иван идет с палкой → *Иван идет и палка идет; Иван убит врагом → Враг убил Ивана, но Иван убит ножом → X убил Ивана ножом. Однако в тексте, естественно, нет трансформаций, и если предполагать (как это обычно и делается), что мы понимаем текст, используя анализ по членам предложения (бессознательный или сознательный — в случае недостаточного владения неродным языком), то разная трансформируемость не может приниматься в качестве критерия. Если все же считать различие в трансформациях основанием для разграничения членов предложения, то нужно ясно оговорить, что в пределах одного языка разные члены предложения могут быть противопоставлены по существенно разным признакам. Иначе говоря, при таком подходе получается, что члены предложения фактически не составляют однородной системы и неодинаково функционируют в тексте.

Но и разная трансформируемость, вместе с различием в подклассе, как в предыдущих примерах, или без него, не всегда налицо, чтобы служить основанием для разграничения членов предложения. Например, в страдать тиком и выглядеть молодцом существительные выполняют, вероятно, функции разных членов предложения, но разница определяется, по существу, семантикой и типом глагола.

Вообще говоря, отмечаются две тенденции в определении членов предложения. Одна состоит в том, что упор делается на формальные (во флективных и агглютинативных языках — морфологические) признаки, и в одну категорию объединяются синтаксические словоупотребления с одинаковой формой, но _/100//101/ существенно разными значениями, вряд ли сводимыми друг к другу. Например, в качестве инструментального дополнения, выраженного именем в орудном падеже, в монгольском языке признаются словоформы со значением инструмента, материала, субъекта каузированной ситуации, предиката [Кузьменков 1984: 20]. Другая тенденция — прямо противоположная: член предложения выделяется на основании общности передаваемого содержания, хотя формы соответствующих слов могут быть самыми разными. Примером могут служить решения, принимаемые некоторыми авторами, которые трактуют как подлежащее, скажем, воды´ в нет воды, по аналогии с той же функцией, выражаемой номинативом в коррелятивной конструкции есть вода.

Если обратиться к «главным» членам предложения — подлежащему и сказуемому, то их признаки, формальные и содержательные, настолько разнообразны даже в пределах одного языка, что трудно говорить о возможности сколько-нибудь точного их определения. Подлежащее обычно важно как отправная точка в смысловой интерпретации предложения; это хорошо знакомо преподавателям иностранных языков: «найти подлежащее» — зачастую первая операция, которую рекомендуют учащемуся. Однако это связано с тем, что подлежащее очень часто выражает тему; естественно, поняв, чтó является предметом сообщения, легче анализировать предложение.

3.2. Описание синтаксической конструкции в терминах членов предложения выполняет свою функцию, если оно позволяет получить комплексную информацию о форме и содержании, причем информация о форме не сводится к, например, морфологии (иначе члены предложения просто не нужны), а является фиксированием самостоятельных признаков на уровне синтаксиса, информация же о содержании, в свою очередь, вполне определенно идентифицирует роль слова (слов) в формировании семантики предложения. По-видимому, теория членов предложения в ее существующих вариантах не удовлетворяет этим требованиям. Как это нередко бывает в лингвистике, присвоение каждому слову в составе предложения «этикетки», типа «подлежащее», «прямое дополнение» и т. п. становится самоцелью, хотя в действительности для семантической интерпретации высказывания, равно как и для его построения, не нужно знать, где подлежащее, а где — дополнение и т. п.: необходимо знать, каково соотношение между формой и содержанием.

Если традиционные члены предложения не представляют собой системы категорий, которая бы отражала существенный фрагмент соотношения формы и содержания, их адекватность и полезность для лингвистики становятся сомнительными. Можно задать вопрос: какую информацию мы утратим, если «вычеркнем» члены предложения из записи структуры синтаксической конструкции? Вполне понятно, что, ликвидировав члены предложения как особую категорию, мы никак не можем упразднить синтаксические отношения в составе конструк-_/101//102/ции. Иначе говоря: синтаксическая конструкция в любом случае обладает определенной структурой, которая связывает некоторые единицы, и речь сейчас идет о том, что же представляют собой эти единицы.

4. Хорошо известны два способа представлять синтаксическую структуру, при которых отношения — это либо подчинение, зависимость (грамматика зависимостей), либо компонентность (грамматика непосредственно составляющих), а единицы характеризуются через морфологию, т. е. по их морфологическим признакам, а также по принадлежности к классу (части речи) и подклассу. При принятии любого из этих двух способов мы фактически не пользуемся специальными синтаксическими единицами (во всяком случае, если не считать непосредственно составляющую особой единицей).

Не приписывая единицам, входящим в структуру синтаксической конструкции, какого-либо специального статуса, ограничиваясь указанием на их класс и подкласс (существительное, глагол, переходный глагол, артикль и т. п.), мы, по существу, упраздняем не только разные члены предложения (особые синтаксические единицы), но и разные синтаксические отношения. Традиционные члены предложения называют не только единицы в составе конструкции (предложения), но одновременно и синтаксические отношения. Если мы говорим, например, что заставить принять решение — это сказуемое [Долинина 1969], то тем самым и устанавливаем тот факт, что три слова составляют один член предложения, и определяем синтаксическое отношение последнего к другим членам предложения и предложению в целом. Если же нет разных членов предложения, то остаются морфологически охарактеризованные слова, связанные недифференцированными отношениями⁴⁷.

Такой способ представления синтаксической структуры, где в качестве единиц фигурируют «просто слова», имеет и еще одно важное следствие: ликвидируется парадигматическая иерархия элементов синтаксических структур, т. е. синтаксических единиц «младшего» ранга (по отношению к самим синтаксическим конструкциям). Действительно, при описании синтаксиса в терминах членов предложения мы оперируем номенклатурой, которой свойственна парадигматическая иерархия, и эта иерархия универсальна, т. е. не зависит от того, в какую конструкцию входит член предложения. Подлежащее в любом предложении иерархически «старше» прямого дополнения, прямое дополнение «старше» косвенного и т. д., и это соотношение действительно для данного языка (а названные — для всех языков) в целом, а не для конкретной конструкции. Синтагматическая иерархия членов предложения, т. е. их иерархия в рамках конструкции, не обладает самостоятельностью, специфичностью, она задается парадигматической иерархией.

Когда же синтаксическая структура предстает как отношение между морфологически охарактеризованными словами, _/102//103/ требуются отдельные основания для установления иерархии между элементами структуры, причем такая иерархия будет чисто синтагматической, она будет действительна лишь для данной конструкции.

5. Попытаемся предварительно суммировать изложенное выше и столь же предварительно сформулировать некоторую позитивную программу.

Ввиду неясности понятия члена предложения, серьезных трудностей с определением конкретных членов предложения от этой категории при всей ее традиционности, привычности, возможно, лучше отказаться. Вместе с тем, «морфологизация» синтаксиса, представление синтаксической структуры как цепочки словоформ, связанных недифференцированными отношениями, также нежелательны. Компромиссный вариант концепции может дать следующий подход.

5.1. То, что синтаксическая структура иерархична, по-видимому, очевидно. Иерархичность предполагает отношение типа управления, уровневого, когда изменение состояния управляющего элемента или его замена влечет за собой изменение или замену управляемого; иначе, это отношение зависимости. Для иерархических отношений типично (хотя и не абсолютно обязательно) наличие вершины — такого элемента, который не является управляемым, зависимым от какого бы то ни было другого элемента в составе той же структуры. В большинстве современных синтаксических теорий, имеющих в основе понятие иерархичности, зависимости, такой вершиной синтаксической конструкции признается глагол (так называемые вербоцентрические концепции). Можно привести два основных свидетельства центральной, структурообразующей роли глагола в рамках синтаксической конструкции: (1) любая конструкция легче всего сворачивается до глагола (глагола-сказуемого в рамках традиционной теории членов предложения); сворачивание, эллиптирование тем «безболезненнее», чем легче осуществить обратную процедуру — развертывание, а последнюю процедуру очевидным образом проще реализовать на базе глагола, поскольку глагол с большей определенностью предсказывает свое окружение, чем имя, обладая обязательными валентностями; (2) когда одна синтаксическая конструкция входит в состав другой (при образовании сложных, объемлющих или «осложненных» предложений), то вхождение осуществляется прежде всего «через» финитный глагол: чтобы ввести таким образом конструкцию, нужно преобразовать глагол — номинализовать его или субстантивировать, остальные же изменения, если они есть, выступают вторичными, производными; например, Мальчик читает книгу → Я вижу мальчика, читающего книгу → Чтение книги [мальчиком] радует учителя. Оба свидетельства говорят о том, что именно глагол в наибольшей степени может представлять всю конструкцию, что глагол является ее ядром (ср. [Холодович 1979]). _/103//104/

5.2. Хорошо известно также, и это уже упоминалось выше, что глагол предсказывает за счет присущих ему валентностей свое окружение, т. е. слова, употребляющиеся с ним в составе конструкции. Два вопроса в этой связи представляются особенно важными. Первый уже затрагивался, и здесь мы его сформулируем так: действительно ли элементы синтаксической структуры — всегда и только отдельные слова (словоформы)? Если нет, т. е. если в качестве таких элементов могут выступать и сочетания, группы слов, то как определить, с одним или более элементами мы имеем дело? (В грамматике членов предложения этот вопрос формулируется «один или два члена предложения?».)

Как представляется, здесь необходимо допустить два подуровня в составе синтаксической структуры [Долинина 1969]: на одном каждая самостоятельная словоформа выступает в качестве особого элемента структуры, однако при этом мы не имеем информации о том, входит ли этот элемент в структуру конструкции непосредственно или же опосредованно, т. е. в составе более крупных (сложных) единиц другого, более высокого подуровня. В рамках этого последнего можно определить «моносинтаксичность», или, точнее, «моносинтаксемность» (см. ниже) единицы следующим образом. Если: (1) элементы a₁ и a₂ не способны обладать собственными синтаксическими связями вне сочетания A, равного a₁ + a₂, или (2) в сочетании a₁ + a₂ ни a₁ невозможно без a₂, ни наоборот, т. е. ни один из элементов не поддается эллиптированию, или (3) в сочетании a₁ + a₂ зависимый элемент может быть эллиптирован, а опущение главного либо невозможно, либо сохраняет грамматическую правильность (с поправкой на согласование), но дает высказывание, несинонимичное исходному, то в этих случаях A, равное a₁ + a₂, есть одна синтаксическая единица.

Приведем примеры. Одной синтаксической единицей выступают все аналитические формы, например, глагольные, в силу пункта (1). На основании пункта (2) едиными синтаксическими элементами следует признать сочетания из существительных с артиклями. Пункт (3) говорит, в частности, о том, что одной синтаксической единицей выступают сочетания модальных глаголов с полнозначными: как правило, полнозначный глагол поддается эллиптированию, а опущение модального дает грамматически правильное предложение (может понадобиться только заменить инфинитив на личную форму глагола), но несинонимичное исходному.

В отличие от этого, сочетания каузативных глаголов с полнозначными чаще всего будут двумя синтаксическими единицами уже потому, что каждый из глаголов обладает собственными синтаксическими связями, например, Мать заставляет дочь учить уроки. Сочетание связки с присвязочным членом также будет трактоваться в качестве двух синтаксических единиц: либо эллиптирование возможно по отношению к обоим членам _/104//105/ сочетания, и опущение связки дает предложение, синонимичное исходному, как в русском языке в настоящем времени⁴⁸, либо связку опустить невозможно, как в английском, немецком, французском языках, а в русском — при использовании прошедшего или будущего времени. Двумя синтаксическими единицами будут считаться и сочетания семантически опустошенных глаголов с существительными типа принимать помощь, оказывать помощь, выносить решение. Несмотря на их известную семантическую цельность (что и заставляет многих считать такие последовательности едиными членами предложения), составляющие сочетаний обладают определенной синтаксической самостоятельностью: они формируют синтаксические связи «порознь» (ср. срочно оказать необходимую помощь), «порознь» же могут участвовать в трансформациях (ср. помощь была оказана⁴⁹).

Условимся обладающие самостоятельными связями словоформы в составе конструкции называть синтаксическими элементами, а единицы более высокого подуровня, материально равные синтаксическим элементам или состоящие из двух и более синтаксических элементов при соблюдении, условий (1–3), — синтаксемами⁵⁰.

При обрисованном подходе синтаксемы могут обладать внутренней структурой; так, в синтаксемах, включающих предлоги или послелоги, последние выступают главными, а имена — зависимыми синтаксическими элементами; таковы же связи между вспомогательными и полнозначными глаголами, артиклями и существительными.

5.3. Глагол-ядро в составе синтаксической конструкции также выступает в качестве (ядерной) синтаксемы. Все остальные синтаксемы зависят либо непосредственно от ядра, либо друг от друга. Используя уже достаточно привычные понятия, можно договориться о принятии следующей номенклатуры: синтаксемы, которые зависят непосредственно от ядра-глагола и при этом отражают его обязательные валентности, являются (синтаксическими) актантами⁵¹. Если, выйдя за рамки элементарной конструкции, учесть также и факультативные валентности, то можно добавить еще одну категорию синтаксем — сирконстанты. Последние также зависят непосредственно от глагола, но заполняют его факультативные валентности. Наконец, — опять-таки учитывая и неэлементарные конструкции, — выделяются синтаксемы-определения, которые зависят от актантов, сирконстантов или друг от друга. Оставляем в стороне вопрос о том, существуют ли синтаксемы, которые зависят от конструкции (предложения) в целом.

Ядро, актанты, сирконстанты, определения — четыре уровня иерархии синтаксической структуры. Внутри каждого такого уровня имеется своя иерархия. Наиболее известна иерархия актантов: выделяют первый актант, второй и т. д. Нам не известны специальные процедуры и критерии, с помощью которых _/105//106/ определяется ранг актантов. По существу, основанием служит интуиция: чем более «ущербным» по своему составу воспринимается конструкция при опущении данного актанта, тем более высокий ранг ему приписывается [Касевич 1977: 95]. Так, из двух предложений (точнее, высказываний) Иван подарил Петру и Иван подарил книгу первое ощущается более неполным, «ущербным», поэтому иерархический ранг Петру в Иван подарил Петру книгу ниже, чем ранг книгу. Показательно, что разные исследователи, несмотря на отсутствие строгих критериев, почти всегда соглашаются относительно распределения иерархических рангов актантов в конкретных случаях.

5.4. Элементарные синтаксические структуры (конструкции) отличаются количеством и качеством своих актантов. Под качеством актантов имеются в виду их признаки: форма, позиция и т. п. Но внутри конструкции каждого типа — своя иерархия актантов. Первый актант одной конструкции может не иметь никакого отношения к первому актанту другой. В этом одно из коренных отличий данного подхода от того, что принят в грамматике членов предложения. Например, в конструкции типа В доме нет воды первым актантом выступает воды, а вторым — в доме, в конструкции Петя любит Машу первый актант Петя, а второй — Машу, в конструкции Корову убило молнией первый актант — корову, а второй — молнией. В терминах членов предложения воды, Петя, корову — разные члены предложения (если не учитывать точку зрения, считающую воды подлежащим, подобно слову Петя). С точки зрения подхода, который дифференцирует актанты только по их рангу внутри данной конструкции, вопрос о том, одинаковы ли эти синтаксемы, просто некорректен: синтаксема — категория синтагматическая, все приведенные синтаксемы выступают первыми актантами в рамках своих конструкций, и первый актант одной может не иметь ничего общего по своим свойствам с первым актантом другой.

Важное следствие заключается в том, что с категориями «первый актант», «второй актант» и т. д. не связываются какие-либо постоянные семантические признаки. Можно лишь утверждать, что в конструкции данного типа первому актанту в типичном случае свойственны определенные семантические признаки. Как уже говорилось в гл. I (п. 4), семантизация при таком подходе осуществима прежде всего по отношению к конструкции в целом как особой единице, хотя и в этом случае выделяется лишь область допустимых значений, или семантическая предназначенность конструкции. При разном лексическом наполнении меняется не только «конкретное» значение конструкции, т. е. отнесенность к той или иной ситуации, но и синтаксическое, т. е. тип выражаемых отношений. _/106//107/