Роман Пильняка «Голый год». Концепция истории, поэтика

Голый год обеспечил Пильняку место классика отечественной литературы 20 в. В истории русской прозы пореволюционной поры роман сыграл ту же роль, что и «Двенадцать» Блока в истории поэзии. Он стал новаторским художественным отражением революционной стихии, задал адекватный язык изображения тектонических сдвигов русской истории.

В центре романа – жизнь в страшном и голодном 1919 году условного провинциального города Ордынина, который символически расширяется до общерусских масштабов. При этом временные границы оказываются не менее символичными и прозрачными, чем границы собственно пространственные: сквозь вполне определенный момент прихода революции в городок Ордынин просвечивает бесконечная ретроспектива тысячелетней русской истории. Отталкиваясь от позиции отстраненного репортера, желающего запечатлеть происходящее, автор движется к созданию размашистого историософского полотна.

Нет главных героев, 3 линии: Россия Ордыниных (Старинный род Ордыниных болен сифилисом и вымирает); Новые люди (кожаные пиджаки, Архип Архипов, ставший большевиком); Народ (темный и страшный, но он пробудился!). Пильняк призывает отказаться от индивидуальности, счастье – быть в рое, быть частичкой хаоса.

Для Пильняка революция – не просто социальный катаклизм. Это грандиозный прорыв бунтарского ухарства, демонического анархизма, азиатской хаотичности, со времени Петра I придавленной грузом поверхностной европейской цивилизации, которая дала миру обреченную теперь на погибель хрупкую интеллигентско-аристократическую культуру.

В этом смысле по логике автора корни русской революции и большевизма как ее движущей силы – не в классовых настроениях недавнего прошлого и не в европейских мудрстованиях марксизма, а в энергиях вековых инстинктов чающей гибельного, но и очищающего разгула темной мужицкой массы.

Революция в романе – «прыжок в русский XVII век», в этом «прыжке» по-новому раскрывается и сам человек. Он описывается подчеркнуто натуралистично, в нем обнаруживается природно-зоологическое, «звериное» начало.

Техника. Отказ от традиционной сюжетной линии, в пользу мозаики эпизодов, относительно самостоятельных отрывков. Нет главных героев. Целая галерея «равноправных» персонажей, отражающих разные культурные «лики» города и его окрестностей: обычные служащие, большевики «в кожаных куртках», насельники разрушающихся дворянских гнезд, представители духовенства, члены коммуны анархистов, сектанты, знахари и т.д.

Форма. Речевая форма сказа (воспроизведение устного, звучащего слова), восходящую к Н.С.Лескову. В чрезвычайно неожиданных, живописных, сжатых образах, построенных зачастую на гиперболах, преувеличенных деталях (особенно ярких – в описаниях фантасмагории русской «уездной» жизни), чувствуется влияние поэтики экспрессионизма. Кроме того, Пильняк старается активизировать на только сознание читателя, но и его слух, и даже зрение. Автор, подобно поэтам-футуристам, создает синтетическое произведение, где художественный смысл содержит не только звукопись, но и типографский набор текста, его размещение на странице: игра разными шрифтами, курсивом, формой полей и т.д. Голый год можно с полным правом назвать первым в советской литературе авангардистским произведением крупной эпической формы. С точки зрения исторической поэтики этот роман, безусловно, сыграл свою роль и в том, чтобы сказ утвердился как одна из ключевых повествовательных техник в отечественной прозе 1920-х (М.Зощенко, И.Бабель и т.д.). Принято считать, что Голый год сформировал целую «школу Пильняка» в молодой советской литературе, способствовал рождению такого яркого явления 1920-х, как «орнаментальная проза»

Билет 14

1. Лирический герой в дооктябрьском творчестве В. Маяковского.

2.Авторская позиция в романе Ю. Олеши «Зависть»

Билет 15

Мотивы, образы, стиль ранней лирики Есенина

Ранняя лирика Есенина носит религиозный характер, и огромную роль в ней играют по-своему осмысленные библейские образы. Молодой Есенин верил в Христа как в гения, одаренного светлым «умом человека, как в благородную душу, образец любви к ближнему» - и только. Он подверг сомнению Божественную суть Христа. Христос, как считал С. Есенин, указал, как надо жить, но не сказал, ради чего следует жить. Сам он пришел к выводу о том, что истина жизни - в единстве всего мира, что «все люди - одна душа». «Люди, посмотрите на себя, не из вас ли вышли Христы и не можете ли вы быть Христами?»

Россия предстает землей обетованной, освященной свыше, пользующейся прямым покровителем Бога: Земля моя золотая! Осенний светлый храм!

Христианство у Есенина носит народный характер. Традиции идут скорее не от Библии, и не от книжной культуры Православия, а от православия народного. Чисто формально используются мотивы и образы, характерные для полуапокрифического жанра “духовных стихов”, да и для народного фольклора вообще. Очень важна для поэзии Есенина связь с народным творчеством. Он использует песенно-частушечные размеры:

Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновые меха.

Выходи встречать к околице, красотка, жениха,

и это придает его лирике особенную музыкальность.

Народное православие с самых древних времен причудливо переплелось с язычеством. В каждом нищем-бродяге может жить сам Христос, и его можно пожалеть, как брата:

И может быть пройду я мимо

И не замечу в тайный час.

Что в елях — крылья херувима,

А под пеньком — голодный Спас.

И природа, на которую он молится, одушевляется, наделяется качествами, свойственными только человеку, а сам человек растворяется в ней и теряет личные качества. Стихи Есенина — это заклинание природы.

О язычестве раннего Есенина говорит и название его первой книги “Радуница”. Радуница — это церковный праздник поминовения усопших, восходящий к дохристианскому празднованию в честь Рода, божества-предка. Богородица сливается с образом богини-матери, земли, творящей силы природы. Спас также предстает чуть ли не языческим божеством.

Лирический герой ранней лирики Есенина — откровенный язычник:

Счастлив, кто в радости убогой.

Живя без друга и врага.

Пройдет проселочной дорогой,

Молясь на копны и стога.

Мироощущение простого русского крестьянина, любви к родной природе, родной стране, к близким людям.

Мастер и Маргарита

События, описанные в Евангелии, в течение многих сотен лет продолжают оставаться загадкой. До сих пор не умолкают споры об их реальности и, прежде всего, о реальности личности Иисуса. М. А. Булгаков попытался изобразить эти события по-новому в романе “Мастер и Маргарита”, представляя нам, читателям, своеобразное “Евангелие от Булгакова”.

В романе “Мастер и Маргарита” внимание писателя направлено всего на один эпизод земного пути Христа: столкновение с Понтием Пилатом. Не глубины христианской метафизики интересуют Булгакова. Мучительные личные отношения с властью, грубо вторгающейся в его дело и жизнь, заставляют писателя выбирать в евангельском сюжете те эпизоды, которые глубже всего заставляет переживать собственная эпоха: преследование, предательство, неправый суд...

Евангельский Пилат также не находил вины за Иисусом и “искал отпустить его”, т.е. смысл событий Булгаков сохранил. Но в отличие от канонических текстов в романе, написанном Мастером, Понтии Пилат -один из основных героев. Оттенки его настроения, колебания, эмоции, ход его мыслей, беседы с Иешуа, процесс принятия окончательного решения, получили в романе яркое художественное воплощение.

Единственное, что мы узнаем о Пилате из Евангелия - это то, что он был уверен в невиновности Иисуса и “умыл руки перед народом и сказал: невиновен я в крови праведника сего”. Из романа “Мастер и Маргарита” мы узнаем много подробностей о Пилате. Мы узнаем, что он страдает гемикранией, что он не любит запах розового масла и что единственное существо, к которому он привязан и без которого не может жить, —

это его собака.

Иешуа привлекает Пилата не как целитель (хотя с его появлением головная боль Пилата прошла), а как человек: Пилат увидел в нем настоящую человеческую душу. Его поражает неумение Иешуа говорить неправду. Особенно запоминается Пилату фраза “трусость - один из главных пороков человечества”. Позже уже сам Пилат скажет, что “трусость - самый главный порок человечества”.

Вероятно, по Булгакову, грех Пилата - грех страха, страха открыто и смело высказать свои мысли, защитить свои убеждения, друзей - был особенно понятен людям эпохи, которая пугала грубо и изощренно. И для лучшего раскрытия образа Пилата Мастер иногда позволяет себе отход от евангельской трактовки событий.

Билет 16

К.Бальмонт и символизм

(1867 – 1942 г.) Константин Дмитриевич Бальмонт. Книги: «Горящие здания», «Только любовь», «Будем как солнце». Статья «Элементарные слова» о символизме: реалисты – толпа, охваченная как прибоем, реальной жизнью; символисты же – мыслители, стремятся к идеальному.

Черты символизма у Бальмонта:

* мелодичность – важна стихия музыки, она дает зыбкость, таинственность. Звучание слова важней его смысла.

  Я вольный ветер, я вечно вею,

  Волную волны, ласкаю ивы,

  В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею,

  Лелею травы, лелею нивы

* торжество «Я» - замкнутость на самом себе, часто употребляет в стихах местоимение «Я».

* музыкопись – Бальмонт не первое лицо в символизме (по сравнению хотя бы с Блоком), но его мелодическая организация стиха очень точно характеризует символизм.

Особенности стихов Бальмонта: аллитерации, повторы, параллелизмы. Часто упоминаются стихии: ветер, вода, солнце, огонь. Настойчивое повторение звуков: «Челн томления» (Ч), «Камыши» (Ш), и т.п.

«Будем как солнце» - образ солнца как животворящего мира, будем как солнце – ведь оно – молодое, в этом завет красоты". Солнце – источник всего, движения, и он сам уподобляет себя солнцу, говорит, что «если солнце погаснет, я буду солнцем для вас».

«Горящие здания» - крик убогой души, нагнетание безобразного, как некий элемент эстетизации.

Бальмонт считал себя поэтом мгновения, которое он пытается остановить, поймать, передать от него впечатление (его часто сравнивали с художниками-импрессионистами).

- повышенное внимание к технике стиха!

«Я мечтою ловил уходящие тени» - не входит ни в одну книгу, но в нем цель действия символизма, его философия:

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

Ритмический рисунок воспроизводит лестницу, это прием, часто употребляемый у символистов называется – синтаксическим параллелизмом.

Повторяет о неуловимости – мечта не конкретизирована, это некая грёза, что-то идеальное.

Тени «погасшего дня» - сумерки, в них загадка мироздания, переход дня в ночь, мистическое явление – любимое время дня символистов.

Восхождение на башню – прозрение, поэту (эго!) открывается тайна бытия, а все остальные во тьме, внизу. Заканчивается стих:

Я узнал как ловить уходящие тени

Уходящие тени потускневшего дня

Торжество гордыни поэта-символиста, ему открыта тайна, он уподобился Создателю, но затем:

И все выше я шел, и дрожали ступени

И дрожали ступени под ногой у меня

Т.е. процесс познания тайны бесконечен.

Пик популярности Бальмонта – 1905 год, его читают, издают, он некое солнце поэтов-символистов, шлягер того времени. В нем нет ничего экстраординарного, но он удивительно мелодичен и своей гармонией звуков завоевал себе читателя. В Бальмонте появляется страшное явление – желание нравиться, желание быть кумиром, которое является основанием для рождения массовой культуры – очень опасного феномена 20 века.

2. Интеллигенция в революции (по роману Б.Пастернака «Доктор Живаго»)

Билет 17

Тема любви в рассказах Бунина

Бунин создал образец повести – «Деревня» - с глубокой социальной и национальной проблематикой; Роман вымышленной биографии «Жизнь Арсеньева»; создал жанр литературного портрета; Лев Толстой был идеалом Бунина, за «безмерное расширение личности», за способность преодолевать себя.

Бунин не признавал идею прогресса. Есть только 3 вещи, которые неизменны: болезнь, любовь, смерть.

Периоды:

1. 1900-е годы – от книги «Листопад» до повести «Деревня» - тема России.

2. 1910-е годы. «Господин из Сан-Франциско», сборник «Чаша жизни» - выходит особый вид бунинского психологизированного рассказа, заканчивается «Окаянными днями».

3. Эмиграция. «Жизнь Арсеньева», «Солнечный удар», цикл «Темные аллеи», много рассказов.

В этот период (с 1940 по 1948, т.е. уже пожилым человеком) в рассказах Бунина также присутствует тема любви. В них очень силен эротический момент, в цикле «Темные аллеи» его можно назвать даже назойливым. Тем есть самоповторение. Этот период является скорее угасанием творчества Бунина, но самым любимым читательским циклом.

В фокусе его произведений особые моменты человеческой жизни – вспышки любовного чувства, когда в сознании героя происходит взрыв повседневности, после которого он открывает для себя всю красоту мира и полное свое отсутствие в нем. Например, в повести 1925 года «Митина любовь», герой, обманутый в своих чувствах, в финале стреляется.

Герой задает себе вопрос, который является главной загадкой рассказа: «Что это значит вообще – любить?».

Любовь в изображении Бунина - это уникальное состояние человека, ощущение целостности личности, согласие чувственного и духовного, тела и души, красоты и добра. Любовь - это стихийная сила, роднящая человека не только с «вещественной», земной природой, с «плотью» мира, но и с его «душой»: «Теперь же в мире была Катя, была душа, этот мир в себе воплотившая и надо всем над ним торжествующая...»

Преображающая магия любви равна магии смерти. Настигнутый «солнечным ударом» любви, который срывает с вещей оболочку привычного, герой по-иному начинает воспринимать все вокруг, заново воссоздает, творит мир в его первозданной красоте, открывая в своем сознании истинные ценности.

Кульминацией драмы становится уход Кати и попытка героя освободиться от любовного «наваждения», попытка «замены» в надежде, что клин выбивается клином (эпизод с Аленкой). Но попытка обречена на неудачу: случайная плотская связь поражает разочарованием. Любовь торжествует свою незаместимость, свою уникальность. Катастрофа героя теперь уже неотвратима: мир в его глазах становится «противоестественным».

Финальная картина написана автором с поразительной убедительностью воплотившегося парадокса - радостной смерти: «Она, эта боль, была так сильна, так нестерпима, что, не думая. что он делает, не сознавая, что из всего этого выйдет, страстно желая только одного - хоть на минуту избавиться от нее и не попасть опять в тот ужасный мир, где он провел весь день и где он только что был в самом ужасном и отвратном из всех земных снов. Он нашарил и отодвинул ящик ночного столика, поймал холодный и тяжелый ком револьвера и, глубоко и радостно вздохнув, раскрыл рот и с силой, с наслаждением выстрелил».