logo
Пособие Калиткина

Социальные жаргоны

Социальные жаргоны – это дополнительная форма национального языка, средство общения отдельных социальных групп, слоев и страт. Определение «дополнительная» подразумевает, что есть десятки тысяч людей, которые владеют только территориальным говором или только городским просторечием, но нет человека, который владел бы только жаргоном. Носитель жаргона может перейти и на просторечную или литературную подсистему.

Одним из первых привлек внимание к социально ограниченному варианту национального языка французский писатель В. Гюго в романе «Последний день приговоренного к смерти» (1828) и особенно в эпопее «Отверженные» (1870-е гг.), где есть целый раздел, посвященный истокам, единицам, функциям, носителям этого подъязыка. В России в 1867 г. на включение жаргонизмов в текст своих произведений решились В.В. Крестовский, автор «Петербургских трущоб», и Ф.М. Достоевский.

В современной науке нет единого общепринятого термина для обозначения данной подсистемы языка, исследователи используют термины жаргон, сленг, арго, социолект. У некоторых лингвистов они выступают как синонимы, у других имеют разный объем. Общим же для всех научных школ является положение о том, что эта форма языка обслуживает коммуникацию лиц, объединенных в определенную корпорацию, и охраняет их интересы. Носители жаргона – это более или менее узкие социальные группы стабильного вневременного характера (медики, военные, школьники, студенты, музыканты, наркоманы и др.). Состав таких групп постоянно меняется, но сама группа остается.

В отличие от территориальных говоров и городского просторечия, которые являются формами языка в полном смысле слова, поскольку представлены всеми уровнями языковой структуры, жаргон в принципе репрезентирован одним разросшимся, гипертрофированным уровнем – лексиконом.

Современный русский жаргон – сложное явление, в котором можно выделить несколько отчасти самостоятельных зон. Ниже будут рассмотрены три из них, это:

Рис. 3. Полевая структура жаргона

 В целом профессиональные подъязыки начали складываться в России еще с конца XVIII столетия как дополнительные словари разных профессий и отраслей производства. По данным исследователей XIX в., свои жаргоны имели портные, шерстобиты, шорники, коновалы, ямщики, жестянщики, печники, каменщики, бондари, бродячие торговцы, нищие и т.д. 

По своей сути это явление не изменилось и в наши дни: свои жаргоны имеют медики (проколоть, прокапать, оздоровить), бюрократы (порешать вопрос, прозвонить, определиться, задействовать, озадачить, обговорить), печатники (подвал, шапка, покойник), железнодорожники (негабарит, нестандарт), военные (дембель, дед, салага, полкан, зачистка местности) и т.д.

Неофициальный термин иногда называют профессионализмом. Некоторые из них способны оторваться от породившей их профессиональной коммуникативной сферы и войти в общенациональный словарь. Еще в XIX в. он принял единицы двурушник (жаргон нищих), животрепещущий (жаргон рыбных торговцев), мелкотравчатый (жаргон охотников), скоропалительный (жаргон военных), топорный ‘сделанный грубо, неструганый’ (жаргон плотников, в их среде родилась и поговорка о неправильном порядке работы после струга – топором). Процесс продолжился и в XX столетии: открытым текстом ‘не засекречивая’, почтовый ящик ‘засекреченное номерное военное производство’, напарник ‘сменщик’, баранка ‘руль’. Вошли в литературный язык, развив переносное метафорическое значение, слова аврал, темп, мягкотелый и т.д. Однако гораздо чаще жаргонное слово или выражение переходит в городское просторечие: липовый, баксы, темнить, втирать очки, брать на пушку, навести марафет. 

Лингвистами доказана любопытная закономерность: чем выше уровень профессионализации в какой-либо отрасли, чем длиннее период обучения, тем специфичнее и стабильнее соответствующий профессиональный жаргон.

В наши дни, вступая в профессиональное сообщество, человек усваивает две параллельно существующих терминосистемы – официальную и неофициальную, то есть жаргонную. Это настолько неоспоримо, что в Англии в 1940–1941 гг. при угрозе высадки гитлеровского десанта командование рекомендовало военным постоянно употреблять жаргонные термины, чтобы выявить заброшенных диверсантов, которые их знать не могли.

Итак, в письменной коммуникации должна использоваться официальная терминология. Что касается устного общения, то на выбор официального или жаргонного термина влияет статус коммуникативного акта: одни и те же люди, обсуждая одни и те же проблемы на конференции, лекции, совещании или в перерыве, в курилке, дома, используют разные термины. (Об официальных терминах см. гл. «Функциональные стили литературного языка (Научный стиль)».)

В 1960-х гг. в США, а затем и в Европе начался процесс жаргонизации устной речи интеллигенции. Нашей страны это явление коснулось несколько позже. Основным поставщиком таких единиц в речь людей вполне образованных являются не профессиональные, а корпоративные молодежные жаргоны. Во-первых, профессионалом становится не каждый, но любой проходит через такую социальную страту, как молодежь. Во-вторых, носители молодежного жаргона, как правило, владеют и литературным языком, что создает благоприятные условия для взаимодействия языковых подсистем.

Молодежные жаргоны порождены не стремлением поименовать, назвать неназванный фрагмент действительности (что во многом характерно для профессиональных жаргонов), а стремлением дать общеизвестным понятиям свое наименование. У любого молодежного жаргонизма всегда есть нейтральный литературный синоним. В тематическом плане слова данной подсистемы служат для обозначения того круга предметов и понятий, который особенно значим в молодости:

 

Молодежный жаргон и мода являются, пожалуй, самыми яркими чертами так называемой молодежной субкультуры (контркультуры), в целом носящей протестный характер. Она зародилась на Западе в 1920-е гг. Ее формирование в России социологи датируют концом 1950-х гг., а ее расцвет начинается в эпоху горбачевской перестройки.

Социологи считают, что молодежный жаргон поддерживается социально-психологической общностью его носителей, у которых сформировалось свое представление о жизненных ценностях и нормах поведения. Он, следовательно, выполняет прежде всего парольную функцию, сигнализируя о принадлежности коммуниканта к определенной социальной страте: понимает и употребляет – свой, не понимает и не употребляет – чужак.

Молодежный жаргон поддерживается и чувством возрастной солидарности. Профессиональный жаргон ограничен только «нижней» возрастной планкой: им овладевают приблизительно в 20–25 лет и пользуются на протяжении всей профессиональной деятельности, безотносительно к возрасту. Молодежный жаргон имеет две возрастные границы: его начинают использовать в 12–13 лет, но от него и отказываются после 30 лет.

Устроен молодежный жаргон по принципу поля: ядро известно всем  молодым людям, а на периферии выстраиваются отдельные подсистемы, такие как жаргон студентов, рокеров, хакеров, футбольных болельщиков и т.д., которые имеют все более специфический характер. Каждая из этих подсистем вновь организована по принципу поля: например, в студенческом жаргоне есть своё общее ядро и различающаяся периферия – жаргон студентов технических специальностей, гуманитарных, естественных и т.д.: дрель ‘древнерусская литература’, ламер ‘новичок в компьютерном деле’.   

Рис. 4. Полевая структура студенческого жаргона

Лексика молодежного жаргона часто строится на базе литературного словаря путем звуковых искажений, усечений слов: фанатик ®  фанат ®  фан, стипендия ®  стипон ®  стёпа, лабораторная ®  лаба, зарубежная (история, литература, философия) ®  заруба.

Однако лингвисты полагают, что русскому жаргону более свойственна семантическая деривация, то есть переосмысление уже имеющихся слов, чем создание новых с помощью суффиксов и приставок. При переносе значений жаргон отличается оригинальностью, непредсказуемостью, нарушением когнитивных стереотипов: забодать ‘надоесть, утомить, заговорить, вывести из себя’, клеить(ся) ‘знакомиться’, керосинить ‘пить спиртное’, выпадать в осадок ‘достигать крайнего эмоционального состояния’. По мнению М.А. Кронгауза (2005), в жаргоне идет активное словотворчество, которое литературный язык не всегда может себе позволить, жаргон же является полигоном для всевозможных языковых экспериментов.

Молодежный жаргон и мода являются, пожалуй, самыми яркими чертами так называемой молодежной субкультуры (контркультуры), в целом носящей протестный характер. Она зародилась на Западе в 1920-е гг. Ее формирование в России социологи датируют концом 1950-х гг., а ее расцвет начинается в эпоху горбачевской перестройки.

Социологи считают, что молодежный жаргон поддерживается социально-психологической общностью его носителей, у которых сформировалось свое представление о жизненных ценностях и нормах поведения. Он, следовательно, выполняет прежде всего парольную функцию, сигнализируя о принадлежности коммуниканта к определенной социальной страте: понимает и употребляет – свой, не понимает и не употребляет – чужак.

Молодежный жаргон поддерживается и чувством возрастной солидарности. Профессиональный жаргон ограничен только «нижней» возрастной планкой: им овладевают приблизительно в 20–25 лет и пользуются на протяжении всей профессиональной деятельности, безотносительно к возрасту. Молодежный жаргон имеет две возрастные границы: его начинают использовать в 12–13 лет, но от него и отказываются после 30 лет.

Устроен молодежный жаргон по принципу поля: ядро известно всем  молодым людям, а на периферии выстраиваются отдельные подсистемы, такие как жаргон студентов, рокеров, хакеров, футбольных болельщиков и т.д., которые имеют все более специфический характер. Каждая из этих подсистем вновь организована по принципу поля: например, в студенческом жаргоне есть своё общее ядро и различающаяся периферия – жаргон студентов технических специальностей, гуманитарных, естественных и т.д.: дрель ‘древнерусская литература’, ламер ‘новичок в компьютерном деле’.   

Рис. 4. Полевая структура студенческого жаргона

Лексика молодежного жаргона часто строится на базе литературного словаря путем звуковых искажений, усечений слов: фанатик ®  фанат ®  фан, стипендия ®  стипон ®  стёпа, лабораторная ®  лаба, зарубежная (история, литература, философия) ®  заруба.

Однако лингвисты полагают, что русскому жаргону более свойственна семантическая деривация, то есть переосмысление уже имеющихся слов, чем создание новых с помощью суффиксов и приставок. При переносе значений жаргон отличается оригинальностью, непредсказуемостью, нарушением когнитивных стереотипов: забодать ‘надоесть, утомить, заговорить, вывести из себя’, клеить(ся) ‘знакомиться’, керосинить ‘пить спиртное’, выпадать в осадок ‘достигать крайнего эмоционального состояния’. По мнению М.А. Кронгауза (2005), в жаргоне идет активное словотворчество, которое литературный язык не всегда может себе позволить, жаргон же является полигоном для всевозможных языковых экспериментов.

Вместе с тем жаргонизмы уступают литературной лексике в точности, что и определяет их неполноценность как средства общения. Значение жаргонных лексико-фразеологических единиц часто зависит от контекста, например: кемарить ‘дремать, спать, отдыхать’, наезжать ‘угрожать, вымогать, преследовать, мстить’, крутой ‘хороший, привлекательный, модный, богатый, интересный, надежный, уверенный, сильный, жестокий’. По 16 значений имеют глаголы варить, впереть, вставлять, газовать, гнать, загреметь, замести, месить, накатать, по 3 значения – глаголы вломить, винтить, впаривать, выписывать, долбать, капать, квасить, косить, мести, мочалить,  наворачивать, обламываться. С другой стороны, в жаргоне очень развита синонимия, когда одно и то же понятие передается несколькими единицами: предки, родаки, шнурки, кони, черепа – ‘родители’.

В русском молодежном жаргоне функционирует масса иноязычных заимствований, прежде всего из английского языка, что объясняется его широким изучением не только в школе, но уже и в некоторых дошкольных учреждениях.

Молодежный жаргон очень нестабилен во времени: так, понятие «девушка» с середины 1970-х до середины 1990-х гг. выражали единицы герла ®  чувиха ®  чикса ®  тёлка.

До недавнего времени считалось, что жаргон деклассированных элементов (криминальных структур) распадается, доживает последние дни, как и порождающая его преступность, которая исчезнет в коммунистическом обществе. Однако с 1990-х гг. наблюдается экспансия подобных слов в речи людей самых разных социальных слоев, вероятно, в связи с беспрецедентной криминализацией российской действительности в постперестроечный период.

В российских СМИ, в публицистике единицы криминального жаргона стали не только допустимыми, но престижными. Трудно найти читателя, который бы ни разу не встретил в прессе слов беспредел, наезд, наезжать, забить стрелку, босс, авторитет, отморозок, греть зону, общак, ходка, шмон, стучать, поставить на счётчик, замочить, разборки, кидалово, разводить, попасть на деньги (на бабки) и т.д.

Итак, в целом этот жаргон расширяет коммуникативную сферу (в противовес исконной замкнутости), растворяясь в молодежном жаргоне, в просторечье и даже в публичной речи. Исследователи единодушно утверждают, что никогда прежде общий жаргон не испытывал такого влияния «языка тюремных стен и лагерных ворот». Вместе с тем, несмотря на популярность элементов этого жаргона в современном российском узусе, владение им как целостной системой характерно для узких социальных групп.

Французский социолог и криминолог Габриель Тард (1843–1904) в конце XIX в. определил понятийный круг жаргона: «Этот язык состоит из собрания крепких и грязных метафор, вращающихся около монеты, вина, баб и прочих мерзостей». Современные исследователи добавляют: широко поименована и предметная сфера самой противозаконной деятельности.

По некоторым подсчетам, до 70% этих слов несут на себе не только яркую стилевую окраску, но и негативные коннотации. Здесь исключительно сильно отрицание, противостояние всем ценностям и «вольной жизни», и тюрьмы.

Как и молодежный, криминальный жаргон имеет полевую структуру и распадается на отдельные подсистемы:

Интересно, что здесь тоже есть иноязычные заимствования: из немецкого языка пришли фраер ‘жертва вора’, хаза ‘квартира’, абвер ‘оперативная часть ИТК’; из польского –  капать ‘доносить’, блат ‘укрыватель краденого’; из украинского – канать ‘бежать’; из итальянского –  амба ‘конец’ .

Вновь, как и в молодежном жаргоне, в криминальном функционирует масса нетривиально переосмысленных слов литературного языка. Например: карусель ‘церковь’, тина ‘плохие взаимоотношения’, канать на хвосте ‘следить за кем-либо’, щупать ноги ‘готовиться к побегу’. Нередко подобные семантические переносы возникают благодаря созвучию двух единиц: чайковский ‘чай’, белинский ‘белый хлеб’, чернышевский ‘черный хлеб’. В последних примерах обыгрываются имена собственные. В жаргоне они могут использоваться и при деаббревиации (расшифровке уже существующей аббревиатуры): софья васильевна ® [СВ] ®  ‘Советская власть’, галина борисовна ® [ГБ ] ® ‘Государственная безопасность’.

Криминальный жаргон практически не содержит наименований собственно объектов фауны и флоры, все подобные лексемы имеют метафорическое значение. Семантический сдвиг демонстрируют примеры: бугай ‘кошелек’, медведь ‘сейф’, мартышка, обезьяна ‘зеркало’, кобель  ‘самовар’, конь ‘трамвай’, белуга ‘портсигар’, баран ‘денежная взятка низшим чинам тюрьмы за пронос в тюрьму запрещенных вещей’.

В.И. Даль впервые приводит в своем словаре выражения ботать по фене, куликать по-свойски. Он считал, что «блатная музыка» была разработана по преимуществу столичными мазуриками, ворами и карманниками. Однако большинство лингвистов предполагают, что одним из предшественников современного криминального жаргона является знаменитый тайный язык офеней – бродячих торговцев XIX в. Материалы по офенскому наречию публиковались в России уже в 1820, 1822, 1828, 1847, 1850 и 1857 гг. Приведем ряд примеров: Босвы лухту бряете, а масам не биряете (сами кашу едите, а нам не даете); Ердаем в курёху мерковать (едем в деревню ночевать); Ряха не ласа, про вшитошных мияшит (хата не мала, для всех хватит). Очевидная «закрытость» информации настолько высока, что следует предположить, что офени были связаны с криминальным миром старой России.

Подобно языку офеней современный жаргон деклассированных элементов выполняет криптофункцию (функцию сокрытия информации). Такая потребность возникает у социальных групп, которые сознательно стремятся изолировать себя от других частей общества. В «Толковом словаре уголовных жаргонов» (1992) авторы писали: «Жаргон – прежде всего оружие против не знающих его. По нашему мнению, это знание позволит своевременно узнать истину, почувствовать опасность или же просто иметь более объективное представление о человеке, с которым вас свела судьба». Жаргон, кроме того, еще и маркирует принадлежность к данной группе, следовательно, связан и с парольной функцией. Отсюда вытекает довольно значительная изменчивость, подвижность жаргонизмов: ведь как только данные слова и фразеологизмы становятся известными, названные функции они выполнять не могут. Жаргон считают нестабильной речью: он не передается, в отличие от литературной нормы, по наследству из поколения в поколение.

В заключение надо отметить, что в настоящее время отношение к жаргону в обществе меняется: коллективом носителей литературного языка он осознается не как чуждая языковая подсистема (что было характерно для общественно-языкового сознания в 1950–1960 гг.), а как источник сугубо выразительных экспрессивных слов и оборотов. Конечно, нельзя говорить о полном переходе интеллигентов на жаргон, но каноны речевой этики в российской лингвокультуре, бесспорно, пересмотрены. В живом общении представителей разных возрастных и социальных слоев российского общества больше нет однозначного запрета на использование жаргонной лексики, а также некоторых особенностей фонетики и морфологии. И все-таки можно понять удивление проф. М.А. Кронгауза (2005), который встретил в заявлении российского МИДа словосочетание акт террористического беспредела, содержащее «криминальный жаргонизм».