Процесс становления национального литературного языка и возможные разновидности статуса литературного языка этого периода

I. Накопление качественных признаков национального лите­ратурного языка у народов, обладающих длительной письменной традицией, происходит еще в донациональный период и в значи­тельной степени зависит, как это уже отмечалось, от языковых отношений, сложившихся в эту эпоху. Начальным этапом ста­новления нового качества было завоевание литературным языком данного народа положения единственного и единого литератур­ного языка. Этот процесс протекал в двух направлениях. Первое — преодоление засилия письменно-литературного языка на чужой основе (латынь в западно-европейских странах, старославянский в России, Сербии, Болгарии, латынь и немецкий язык в Чехослова­кии, письменно-литературный язык на датской основе в Норве­гии и т. д.), а также вытеснение собственных старо-письменных языков (как это происходило в Китае, Японии, Армении, Гру­зии, Таджикистане, Узбекистане, отчасти в странах арабского Востока). Второе направление — устранение регионального многообразия, что связано сначала только с книжно-письмен­ной формой самого литературного языка, а затем — и с народно-разговорными формами. И тот, и другой процессы соотнесены с пробуждением национального самосознания, но первый проте­кает в значительной степени еще в недрах феодализма и отража­ет идеалы и чаяния молодой буржуазии, тогда как второй харак­теризует более поздний этап формирования национального един­ства. В зависимости от исторических условий, от задач, стоявших перед развивающейся нацией, на первый план выдвигался тот или иной процесс развития.<534>

Так, борьба против латинского языка в разных западно-евро­пейских странах протекала в различных формах. В Англии, где вследствие завоевания этой страны норманами длительное время существовало двуязычие (даже в XIV— XV вв. феодальная ари­стократия предпочитала употреблять французский язык), на первый план выдвигается протест против французского языка. В Герма­нии же борьба против латинского засилия была в XVI в. одним из компонентов революционного движения народных масс против католической церкви и духовенства и приняла особенно резкий характер: вытеснение латыни как языка священного Писания и замена ее немецким оказалась важнейшим звеном революционно­го движения. Во Франции блестящая деятельность Плеяды, один из представителей которой выступил с трактатом «Защита и про­славление французского языка», представляла собой борьбу за права национального языка против стремления подчинить фран­цузский язык латыни. Речь шла не столько о завоевании сфер применения родного языка, как это было в Германии, сколько о сохранении специфики французского литературного языка — про­блема, которая в Германии возникает лишь в XVII в. и связана с очищением немецкого языка от французских заимствований [19].

Во Франции, так же как и в Италии, в условиях относитель­ной близости систем обоих языков этот процесс получил особое пре­ломление. Многочисленные латинизмы (лексические, фонетичес­кие и синтаксические), столь характерные для итальянского ли­тературного языка XVI в., — результат сосуществования латин­ского и итальянского литературных языков, причем решающее влияние на эти процессы оказывала не только объективная близость языков, но и распространенное убеждение о прямой и непосредственной их преемственности.

В Норвегии еще в донациональный период складывается пись­менно-литературный язык на датской основе, получивший впо­следствии название «букмол». Постепенно устная разновидность этого языка кристаллизуется на основе взаимодействия с койнэ города Осло. Этот датско-норвежский литературный язык оформ­ляется в результате завоевания Норвегии Данией и последующе­го длительного существования Норвегии как подчиненной еди­ницы датского королевства. Литературный язык на чужой, хотя и близкородственной основе применяется как в письменном, так и в устном общении. Более того на нем создавалась национальная литература: Ибсен и Бьернсон писали на этом языке. Но в XIX в. в процессе борьбы за национальную самостоятельность Норве­гии остро ставится вопрос о необходимости создать «свой националь­ный» язык на норвежской основе, используя материал местных диалектов. Язык этот, получивший наименование «ландсмол», также получил права гражданства, но не вытеснил «букмол». Оба языка в современной Норвегии выполняют одни и те же функции: они являются государственными языками, упот<535>ребляются как в художественной литературе, публицистике, так и в преподавании и в устном общении (даже в универ­ситетах существуют параллельные языковые кафедры); «букмол» преимущественно употребляется на востоке страны, «ландсмол» — на западе. Близость грамматического строя (хотя имеются рас­хождения в морфологической системе), значительная общность лексики делают возможным параллельное использование обоих языков. Их взаимовлияние также бесспорно; но все же в Норвегии и сейчас отсутствует единственный, общеобязательный националь­ный литературный язык, а борьба против литературного языка на чужой основе не дала тех результатов, которые имеют место, например, в Италии, Франции, или Восточно-славянских стра­нах, где чужой литературный язык также был близок к литератур­ному языку на народной основе¹⁵.

Особые формы имел процесс формирования национальных язы­ков там, где средневековые письменно-литературные языки ока­зались в силу тех или иных причин изолированными от народно-разговорных форм, как это было, например, в Японии и Китае, в Армении и Грузии, в Таджикистане и Азербайджане, отчасти в странах арабского Востока. В Японии, как показывают исследо­вания Н. И. Конрада, оформление современного национального литературного языка происходило в процессе борьбы со старым письменно-литературным языком, который неизменно рассмат­ривался как язык «феодальный», «реакционный». Это была борьба против изоляции письменной формы общения от ее устной формы, стремление создать единое, поливалентное средство ком­муникации. Содержание и направленность этой борьбы позволя­ют рассматривать ее как «демократизацию» обработанной формы языка, книжно-литературных стилей, тенденцию, характерную для эпохи формирования многих национальных литературных языков, но получавшую здесь специфическое преломление в связи с характером унаследованного от донационального периода ли­тературного языка. В XVII — XIX вв. в Японии господствовало своеобразное двуязычие¹⁶: старый язык был языком государствен­ным, языком науки, высоких жанров литературы, обиходно-разговорный язык, помимо устного общения, был языком «низших» жанров литературы. Наступление нового литературного языка охватило прежде всего художественную литературу, дольше все­го этот язык держался в официальном обиходе. Вопрос о влиянии старо-письменного языка, его системы стилей на стилевые нор­мы нового литературного языка заслуживает особого внимания, однако он не может быть затронут в рамках данной статьи. В Арме­нии и Грузии борьба против засилия старописьменных языков со<536>храняла остроту вплоть до XIX в. Что касается стран арабского Востока, то, как уже отмечалось выше, здесь и поныне нет той единой, поливалентной общеобязательной системы национально­го языка, которая обеспечивала бы все важнейшие сферы комму­никации. Здесь царит своеобразное «двуязычие» при отсутствии какого-либо чужого литературного языка. Двуязычие создается сосуществованием двух типов языка: литературно-классического арабского, по преимуществу связанного с книжно-письменными стилями, который используется в прессе, официальной перепис­ке, науке, литературе, в сношениях между арабскими странами как общеарабский язык, тогда как в быту в повседневной жизни, употребляются региональные обиходно-разговорные формы, свое­образные народно-разговорные койнэ, близкие территориаль­ным диалектам (в советской литературе употребителен термин «арабские диалекты»). Весьма существенно, что общий арабский язык является не только языком классической литературы, но и языком современных национальных литератур. Это оказалось возможным в силу того, что лексика и фразеология этого древне­письменного литературного языка интенсивно обогащалась, так что он может служить средством выражения современных понятий науки, государственной практики, техники и т. д., хотя структура его осталась почти такой же, как в VIII — Х вв. Эти потенции арабского литературного языка отличают его от статуса древне­го японского и китайского литературных языков. Социальная ба­за этого языка ограничена во всех арабских странах. Обиходно-разговорные языки проникают в радио, в кино, в театр, делаются попытки создать на них художественную литературу.

Актуальность борьбы с региональными формами в период фор­мирования национального языка, степень их устойчивости в раз­ных языковых стилях зависят от характера литературного языка донационального периода. Во Франции, где в книжно-письменных стилях рано сложилась единая система литературного языка, проблемы ее регламентации определились по преимуществу нор­мативами определенных стилевых разновидностей, обусловлен­ных, в частности, долго сохранявшимся противопоставлением стиля письма и стиля речи¹⁷, «высокого» стиля и «низких» стилей, борьба с диалектными элементами в письменно-книжных стилях не была здесь актуальной. Иное дело обиходно-разговорные стили. Еще в эпоху французской революции в конвенте выступали против диалекта, как пережитка феодального рабства.

В Германии, где влияние региональных вариантов проникало в книжно-письменные стили вплоть до XVIII в., а XVI в. был представлен несколькими довольно четко дифференцированны­ми вариантами, проблема отграничения общелитературных и<537> областных элементов приобретала первостепенное значение в трудах грамматиков-нормализаторов и составителей словарей.

Наконец, в Италии еще Грамши считал необходимым бороться за общеитальянский язык против региональной дробности, утвер­ждая, что «великая культура может быть переведена на язык другой культуры, но на диалекте этого сделать нельзя» [43, 4—5].

II. Рассмотрение современной языковой ситуации в Норвегии, с одной стороны, а с другой — в арабских странах, показывает, что, как уже не раз упоминалось выше, даже в условиях развитой национальной культуры литературный язык может не обладать той совокупностью дифференциальных признаков, которая включалась в типологическую характеристику национального литературно­го языка. В Норвегии нет единого, общеобязательного литератур­ного языка; существование двух литературных языков продолжает­ся, несмотря на ряд нормализаторских решений, несмотря на пов­торные реформы орфографии в целях их сближений. В арабских странах приходится говорить о наличии как бы двух функциональ­ных типов арабского языка, следовательно, такой признак, как поливалентность, к арабскому языку неприменим. Но возможны и другие случаи, когда отсутствует такой, казалось бы, важ­нейший признак литературного языка национальной поры, как его единство.

Исторические судьбы армянского народа отразились в путях развития армянского языка. Армянский национальный литера­турный язык оформился в середине XIX в. в двух вариантах: восточно-армянском и западно-армянском в результате терри­ториальной разобщенности армянского народа: южная и юго-за­падная часть входила тогда в состав Турции, северо-восточная часть находилась в пределах России. Развитие армянского языка в предшествующий период связано со сложным взаимоотношени­ем древнего армянского языка, грабара, ставшего уже в Х в. по преимуществу письменным языком, с разными региональными язы­ковыми формами, отражавшими живую речь. В последующие века в языке письменности сосуществуют два языка: грабар, ставший не­понятным для большинства народа, и ашхарабар, гражданский язык, близкий разговорной стихии региональных языковых форм. Грабар вплоть до XIX в. сохраняет положение общепризнанного письменно-литературного языка — положение, однотипное с ситуа­цией в Китае или Японии. Относительно рано в ашхарабаре, отражавшем строевые признаки разных диалектов, обозначаются две ведущие линии: в письменности восточной Армении господст­вуют региональные особенности араратского диалекта, в отли­чие от западной Армении, где ведущее значение имел константи­нопольский диалект; и в том, и в другом случае, однако, это не был просто письменный диалект, так как в нем широко исполь­зовались традиции книжно-письменных стилей грабара, а сами<538> диалектные элементы восходили к разным диалектным системам; и здесь, как и в других странах, региональные варианты письмен­но-литературного языка тяготеют к интерференции разных диалектных систем и тем самым приобретают наддиалектные чер­ты. Во второй половине XIX в. окончательно оформились и были кодифицированы оба варианта ашхарабара — восточный и запад­ный, сохраняющие свою специфику и поныне.

Расхождения обоих вариантов прослеживаются в фонетике, морфологии, лексике: так, например, в восточно-армянском вари­анте литературного языка Советской Армении наст. и прош. несоверш. вр. изъявит, накл. образуется аналитически — grum em 'пишу', grum es 'пишешь', grum е 'пишет', а в западно-армянском они образуются синтетически при помощи частицы кq, прибав­ляемой к формам оптатива, общим для обоих вариантов: kqgrem, kqgr es и т. д.; в западно-армянском глаголы имеют три спряже­ния — на -е, -а, -I, в восточном — два спряжения на -е и -а; в вос­точно-армянском варианте имеется специальный местный падеж, в западном он отсутствует и т. д. Однако все эти раз­личия не препятствуют взаимопониманию [13], так же как, впро­чем, и различия двух литературных языков в Норвегии.

В качестве сходного примера отклонения от типовой схемы национального литературного языка можно привести албанский язык, имевший еще в донациональный период свои письменно-лите­ратурные традиции. Языковая ситуация Албании определяется со­существованием двух исторически сложившихся вариантов ли­тературного языка, из которых один базируется на южном (тоскском), а другой на северном (гегском) диалекте. И тот и дру­гой являются результатом относительно длительной обработки, отвлечения от резких диалектных отличий. Эти два варианта, а вместе с тем и две нормы литературного языка длительное время развивались параллельно, взаимодействуя и сближаясь друг с другом. После победы албанского народа в национально-освобо­дительной борьбе южная норма получила заметное преобладание, хотя и не стала единственной. И здесь эта языковая ситуация по­рождена условиями существования и развития албанского наро­да, последствием иноземного ига, отчасти разницей религиозного культа, длительной разобщенностью юга и севера, отсутствием единого политического экономического и культурного центра [16, 250].

III. Иного характера варианты типовой схемы возникают в тех случаях, когда поливалентность национального литера­турного языка нарушается тем, что из его функциональной систе­мы выпадает употребление в сфере государственного управления, делопроизводства, а иногда — в сфере науки и университет­ского образования. Такое положение сохраняется в этнически не­однородных государствах, где существует несколько литера­турных языков, из которых только один обладает всей совокуп<539>ностью общественных функций национального литературного язы­ка. Это создает крайне сложную языковую ситуацию, особенно в этнически неоднородных государствах Азии и Африки. В Индо­незии существует несколько литературных языков, на которых издаются газеты и журналы, ведется судопроизводство, препо­давание в школах, издается художественная литература: это — яванский язык с длительной письменно-литературной традицией, на котором говорит 40 млн человек, сунданский, мадурский, балийский, индонезийский. Но общегосударственным языком яв­ляется только индонезийский. Таким образом, в общественных сферах использования литературного языка создается своеобраз­ное двуязычие, поскольку распределение функций литературного языка закреплено за двумя разными литературными языками. Еще более сложные соотношения сложились в Индии, где языко­вая политика приобрела крайнюю остроту. К моменту покорения Индии англичанами здесь существовало, помимо древнеписьмен­ного нормализованного литературного языка — санскрита, не­сколько местных литературных языков. В период длительного английского владычества языком государственного аппарата и де­лопроизводства, торговли и экономических отношений, шко­лы и университетов, а следовательно — и науки, становится ан­глийский. В функции единого общегосударственного языка выступает чужой язык, тогда как сфера местных живых ли­тературных языков оказывается крайне ограниченной. Подавля­ющая масса населения Индии не знает английского языка. Свобо­дно на нем говорят около 2% населения. Поэтому необходимость замены английского осознается еще в начале XX в. и становит­ся одним из лозунгов национально-освободительного движения. И здесь, как и в странах Европы, борьба против засилия чужого языка оказывается одним из компонентов процессов, связанных с пробуждением национального самосознания. После свержения иноземного господства вопрос о «правах» разных литературных языков, т. е. об их общественных функциях, сохраняет прежнюю остроту. Хотя согласно Конституции в Индии четырнадцать важ­нейших литературных языков, в том числе бенгальский, урду, панджаби, тамильский, хинди, кашмири, телугу, санскрит, при­знаются равноправными, но функции общегосударственного язы­ка вместо английского передаются хинди (с 1965 г.). Однако этот указ вызывает ожесточенное сопротивление в разных штатах, особенно в Бенгалии и Мадрасе, так как в нем увидели ущемление прав населения, говорящего на других языках. Но поскольку в столь многоязычном государстве, как Индия, совершенно необхо­димо иметь какой-либо общий и единый язык, то противники хин­ди вновь обращаются к английскому: английский сохраняет в этой связи положение второго официального языка, а в некоторых штатах он господствует [31, 13—15]. При такой ситуации даже «полноправный» национальный литературный язык — хинди не<540> обладает качеством единственного литературного языка, посколь­ку его конкурентами, с одной стороны, оказываются другие мест­ные литературные языки, а с другой — чужой литературный язык — английский.

В разных многонациональных государствах исторически воз­никают условия, определившие сосуществование, иногда мирное, иногда весьма конфликтное, двух национальных литературных языков, центры развития которых находятся вне этих государств: ср. языковую ситуацию в Канаде или Бельгии. Совершенно спе­цифична языковая ситуация в Люксембурге, где на небольшой территории с малым населением в функции литературного языка, частично разграниченными, частично совпадающими, выступает немецкий, французский и собственный литературный язык, пред­ставляющий собой обработанную форму местного нижне-фран­кского диалекта; государственными же языками являются толь­ко немецкий и французский. Наконец, в Швейцарии в разных кан­тонах господствуют разные литературные языки—французский, немецкий, итальянский, а с 1933—1934 гг. и ретороманский.

IV. Национальный литературный язык, как это явствует из самого названия, предполагает обязательную связь данного ли­тературного языка с данной нацией. Однако в процессе сложного развития литературных языков и народов, носителей этих языков, особым случаем является существование одного литературного языка у двух наций: немецкого в Германии и Австрии, англий­ского в Англии и Америке, испанского в Испании и Южной Амери­ке, португальского в Португалии и Бразилии. Вопрос о том, имеется ли здесь один общий литературный язык для двух наций, или в каждом случае следует принимать существование двух вариан­тов одного и того же литературного языка, или, наконец, надлежит утвердить наличие двух разных национальных литера­турных языков — остается спорным и не вполне ясным, так как не определены критерии объема тех различий, которые позво­ляют утверждать существование двух раздельных систем литературного языка. Вопрос этот тесно связан с определением соотношения нормы и диапазона ее варьирования. В силу этого очень трудно решить, где тот порог варьирования, далее которого варьирование становится другой нормой и тем самым соотнесено уже с системой другого литературного языка. Сущность пробле­мы заключается не в том, чтобы найти подходящий термин для обозначения данного явления, а в том, чтобы рассмотреть поло­жение, сложившееся в этих странах¹⁸. Немецкий литературный язык в Германии и Австрии при бес<541>спорной значительной общности основного структурного ядра и важнейших компонентов словаря различается в определенных лексических пластах и фразеологии, в произносительной норме, в некоторых морфологических частностях: ср. принадлежность к лексике австрийского литературного языка устно-диалектных баварских слов типа Anwert ~ Wertschдtzung, aper ~ schnee = frei, es apert ~ der Schnee schmilzt, Hafner ~ Tцpfer, Ofensetzer и т. д.; значительные расхождения в семантической системе отдельных слов; специфически «австрийскую» лексику, особенно в сфере оби­ходной жизни, ср. Hendl ~ Huhn, Heustadel ~ Sheune, Zwetschke ~ Pflaume, heuer ~ in diesem Jahr и т. д.; иные пласты заимствова­ний (славянизмы, заимствования из французского и итальянского языков); специфическую распространенность уменьшительных суф­фиксов -l, -erl (т.е. суффиксов, встречающихся в Германии только в диалектной речи); значительные расхождения в роде существи­тельных и т. д. (подробнее см. [18]). Характерно, что лексические различия почти не касаются лексики книжно-письменных стилей: обиходно-разговорные формы, с которыми в большей или меньшей степени связан каждый литературный язык, те областные и город­ские койнэ, которые его окружают и питают, совершенно различ­ны в Австрии и Германии (в частности, для Австрии особую роль играет так называемый венский диалект), поэтому литературно-разговорные формы здесь различаются сильнее чем книжно-пись­менные. Именно обиходно-разговорный язык имел в виду Кречмер [47, 1], когда утверждал, что между языком,Берлина и Вены различия существуют почти в каждом третьем слове. При этом особенно существенно, что в Австрии в отличие, например, от США не существует фактически «своего» австрийского стандарта произносительной нормы. В 1957 г. в приложении к словарю Зибса подчеркивается необходимость в области орфоэпической нор­мы ориентироваться на традиционный Bьhnendeutsch.

В США, напротив, в течение XIX в. наблюдается обособле­ние от английского стандарта и создание своего варианта лите­ратурного языка, с кодифицированным произносительным варьи­рованием. Количественно расхождения между английским языком в Англии и США и немецким в Германии и Австрии могут быть и неодинаковы: длительнее было обособленное развитие англий­ского языка в США, значительнее своеобразие условий развития английского языка в каждой стране, но и здесь, сопоставляя языковые системы на обеих территориях, приходится чётче, чем это делалось в прошлом, разграничивать книжно-письменный и устно-разговорный стиль литературного языка. Расхождения ослабевают в книжно-письменном языке, они усиливаются в устно-разговорном стиле литературного языка, особенно в тех случаях, когда он использует просторечие, элементы слэнга, занимающего столь значительное место в устных формах общения в США.<542>