Многоуровневая организация и принцип экономии

Из всего, что было сказано, следует, что разделяемая многими лингвистами идея о существовании в языке единиц различных уровней (различных знаковых единиц переменной степени сложности, означающие и означаемые которых разлагаются на односторонние единицы выражения и содержания) вскрывает весьма существенные и специфические особенности его структурной организации [1; 2; 8; 15; 33; 40; 41; 46; 47; 49; 58; 61; 64; 76]. Неслучайно высказывалось мнение о том, что многоуровневое строение языковой системы может иметь силу критерия для того, чтобы считать зна<156>ковую систему «языком» (независимо от того, называется она так или нет) или полным его изоморфом (ср. в особенности [40]).

С другой стороны, недавние общесемиологические исследования Жоржа Мунэна [65], отчасти Бейссанса [37] и, в особенности, Луиса Прието [68] показали, что наличие фигур (другими словами — единиц не-знакового уровня), а также существование наряду с полными знаками (по терминологии Прието и Бейссанса — «семами») частичных знаков (по терминологии Прието и Бейссанса — просто «знаков») — другими словами, наличие нескольких уровней интеграции внутри знакового уровня — может характеризовать как лингвистические, так и нелингвистические знаковые системы, причем в этих системах наличие единиц названных типов определяется механизмом экономии, который четко отличается от функционального механизма тем, что в то время, как этот последний является неотъемлемым условием нормальной коммуникации, механизм экономии является лишь необязательным средством уменьшить затраты, связанные с коммуникацией, которое система предлагает участникам коммуникации в качестве факультативной возможност и, но которое каждый участник может использовать или не использовать по своему усмотрению.

Действительно, наличие разных уровней структурации и интеграции не является исключительным достоянием естественных человеческих языков. Нельзя, например, считать, как это иногда делается, что фонематический принцип построения означающих знака из единиц не-знакового уровня, или фигур выражения, выводит естественный человеческий язык за пределы семиотических систем (так, в частности, иногда понимают ельмслевское утверждение, что язык является не системой знаков, а системой фигур). Целый ряд кодов, но принадлежащих к категории естественных языков, использует означающие, разложимые на элементы, сами по себе не имеющие значения, т. е. на фигуры выражения. Так, например, морская сигнализация при помощи флажков состоит из 26 знаков, означаемыми которых являются буквы латинского алфавита, а означающее манифестируется посредством сигнала, состоящего из определенного положения флажка в правой руке в комбинации с определенным положением второго флажка в левой руке. Один флажок в любом положении не передает никакого содержания, т. е. является фигурой выражения; только в сочетании с другим элементом того же рода он образует означающее знака. Два уровня, аналогичные фонологическому и морфологическому уровням лингвистических систем, были обнаружены в системах коммуникации при помощи жестов [34].

Можно утверждать, в общем плане, что наличие фигур, или единиц не-знакового уровня, не только не противоречит задачам, стоящим перед знаковыми системами известной степени сложности, но, напротив, находится в соответствии с естественным для<157> коммуникативных систем принципом экономии, т. е. является результатом вполне закономерного стремления возможно более уменьшить затраты, необходимые для передачи определенной информации.

Более того, при определенных характеристиках субстанции содержания и субстанции выражения названная особенность формы выражения (а также и содержания) становится необходимым условием успешного выполнения коммуникативных задач (об этом ниже).

Соответствие способа построения означающих путем сочетания единиц не-знакового уровня принципу экономии можно продемонстрировать на следующем примере (заимствованном нами из [68]).

Пусть коммуникативные потребности предполагают передачу 16 сообщений [19]. Эти потребности могут удовлетворяться несколькими кодами различной структурной организации.

Так, можно представить себе код, использующий инвентарь из 16 классов сигналов, например, А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, 3, И, К, Л, М, Н, О, П, Р, каждый из которых имеет определенное соответствие с одним из 16 классов сообщений, составляющих ноэтическое поле данной системы. Инвентарь этого кода состоит, таким образом, из знаковых единиц, между означающими которых существует глобальное различие: сигналы, принадлежащие к разным классам, отличаются друг от друга целиком, так что для того, чтобы идентифицировать данный сигнал, например, [А] ( А, А,а ), мы должны установить принадлежность его к классу /А/ путем исключения его принадлежности к классу /Б/, классу /В/ и т. д.

Возможен и другой код для передачи тех же 16 классов сообщений, использующий только 4 элементарных единицы: А, Б, В, Г. Двойные сочетания этих единиц дадут 16 различных сигналов, каждый из которых будет соотноситься с одним из входящих в состав ноэтического поля означаемых: АБ, АВ, АГ, АА, БА, БВ, БГ, ББ, ВА, ВБ, ВВ, ВГ, ГА, ГБ, ГВ, ГГ. Нетрудно заметить, что в этом случае релевантной оказывается позиция каждого элемента внутри сигнала, так что в сущности каждый сигнал является логическим произведением двух классов: класса, характеризующегося наличием определенного элемента на первом месте, и класса с наличием определенного элемента на втором месте.

Вместо одной системы из 16 классов мы имеем здесь дело с двумя системами, каждая из которых состоит из четырех классов: 1) А—, Б—, В—, Г— и 2) —А, —Б, —В, —Г.

Чтобы идентифицировать данный сигнал, например, [АБ], мы должны установить его принадлежность к классу /А—/ первой<158> системы и к классу /—Б/ второй системы. Каждый из этих классов, очевидно, больше по объему, чем классы, предусмотренные первым кодом: в состав класса /А—/ входят сигналы АА, АБ, АВ и АГ, а в состав класса /—Б/ — сигналы АБ, ББ, ВБ и ГБ. Означающее /АБ/ принадлежит, таким образом, к пересечению двух множеств или, что то же самое, является результатом логического умножения двух больших по объему классов.

Наконец, возможен третий код, включающий в свой инвентарь всего два элемента А и Б и различающий в то же время четыре возможные для каждого элемента позиции: А— — —, —А— —, — —А—, — — —А и Б— — —, —Б— —, — —Б—, — — —Б. Для того чтобы идентифицировать данный сигнал, например АББА, необходимо установить его принадлежность к классу А— — — первой системы, к классу —Б— — второй системы, к классу — —Б— третьей системы и, наконец, к классу — — —А четвертой системы.

Означающее каждого из возможных 16 сообщений должно быть логическим произведением всех не противопоставленных друг другу классов (их число, очевидно, равно четырем).

Данный код, таким образом, включает в себя четыре подсистемы, каждая из которых состоит из двух классов: 1) А— — —, Б— — —, 2)—А— —, —Б— —, 3)— —А—, — —Б— и 4) — — —А, — — —Б.

Очевидно, что система, располагающая меньшим количеством элементов, проще системы с большим количеством элементов — хотя, с другой стороны, достигаемое за счет уменьшения элементов парадигматическое удобство влечет за собой определенное синтагматическое неудобство (большую протяженность каждого сигнала), а также — необходимость классифицировать каждый сигнал не один, а несколько раз.

Увеличение числа систем, по отношению к которым производится классификация получаемых сигналов, увеличение, которое является результатом упрощения систем классификации, объясняет, почему обычно принцип, делающий возможным это упрощение, используют лишь частично. Так, например, максимальное упрощение систем классификации характеризует последний из только что рассмотренных кодов, обеспечивающий передачу 16 сообщений путем различных комбинаций всего двух элементов. Однако можно предположить, что реальные коды, соответствующие по своим задачам рассмотренным здесь кодам, скорее организованы подобно коду второй структуры.

То же действительно и в отношении кодов, называемых естественными языками. Классами, в результате логического умножения которых получаются означающие этих кодов, являются фонемы. Число фонем любого языка чрезвычайно мало по сравнению с числом означающих, которые получаются от их логического умножения; другими словами, системы, по отношению к которым<159> классифицируют сигналы, достаточно просты в этих кодах. Однако эти системы никогда не достигают максимума простоты, так как число фонем ни в одном языке не равно двум, хотя в принципе было бы возможно путем логического умножения получить из двух фонем все необходимые языку означающие. По-видимому, языки стремятся найти определенное равновесие между тенденцией к упрощению систем классификации, с одной стороны, и тенденцией не слишком сильно увеличивать число систем, по отношению к которым требуется классифицировать каждый сигнал: слишком сильное удаление от этой идеальной зоны равновесия приводит к тому, что преимущества, получаемые в одном отношении, не компенсируют потерь в другом отношении.

При определенном соотношении «объема содержания» и «объема выражения» некоторой коммуникативной системы, а именно при большом (тем. более неограниченном) количестве сообщений, предназначенных для передачи при помощи сигналов, физическая природа которых имеет достаточно узкие (или, во всяком случае, ограниченные) возможности варьирования — другими словами, при определенном несоответствии цели и средства коммуникации — способ построения означающих из единиц не-знакового уровня становится необходимым условием выполнения стоящих перед коммуникативной системой задач. В самом деле, если бы знаки морской системы сигнализации при помощи флажков имели бы нечленимые означающие, система выражения этой системы строилась бы не из 7 положений флажка в правой руке в комбинации с 7 положениями второго флажка в левой руке, а из 26 различных положений единственного флажка, т. е., например, из 13 положений флажка в правой руке и 13 положений флажка в левой руке. Воспринимающий, следовательно, должен был бы каждый раз определять, к какому из этих 26 классов принадлежит конкретное положение флажка в руке отправителя. Эта задача оказалась бы не из легких, так как в некоторых случаях различие между положениями, принадлежащими к одному классу, т. е. к одному означающему, и положениями, принадлежащими к другому (так сказать, соседнему) классу сигналов (т. е. к другому означающему, соответственно имеющему и другое означаемое), было бы слишком незначительным (см. подробнее [68]).

Очевидно, что нечеткая дифференциация сигналов, принадлежащих к различным классам, могла бы привести к ошибкам при декодировании. Еще более очевидна необходимость построения означающих из минимального количества фигур, скажем, в звуковой разновидности азбуки Морзе. Если графическая субстанция в принципе допускает неограниченное или, во всяком случае, очень широкое варьирование означающих,— так что при необходимости зашифровать письменное языковое сообщение — каждой букве, которая в этом случае будет означаемым знака, может соответствовать нечленимое означающее (какие-нибудь геометричес<160>кие фигуры или цифры или любые другие рисунки — потому что легко придумать 30 различных графических значков, достаточно четко отличных друг от друга),— то возможности примитивного звукового аппарата, например, такого, который может передавать звуковые сигналы, различающиеся только длительностью или высотой, очевидно, весьма ограничены. Трудно, действительно, представить себе 30 различных степеней долготы сигнала, каждая из которых соответствовала бы определенной букве алфавита — во всяком случае различение этих различных по длительности звуковых сигналов лежит за пределами человеческой способности восприятия.

Совершенно явное несоответствие между принципиально неограниченным количеством сообщений, которые передаются при помощи естественного языка, и достаточно ограниченными возможностями человеческого произносительного и слухового аппарата доказывает принципиальную необходимость существования в естественном языке единиц не-знакового уровня, или фигур выражени я, при помощи различных комбинаций которых можно получить достаточное количество означающих. Представить себе, чтобы любой из бесконечного числа разнообразных ситуаций, которые являются предметом сообщения в естественном языке, соответствовал бы особый вид нечленимого на элементы хрюканья (как говорит Мартине [15, 377 и 388]) решительно невозможно, так же как «нельзя представить себе такой бесконечнозвуковой язык, в котором каждое новое высказывание было бы всегда последовательностью новых, ранее неиспользованных единиц; в таком языке каждое слово при новом его использовании должно было бы полностью менять свой звуковой облик» [22, 4] (ср. также [23, 14]). Между прочим, именно различными вариативными возможностями звуковой и графической субстанции объясняется эвентуальное различие в структуре означающего устного и письменного языка. Если любой из естественных устных языков построен на фонематическом принципе, то некоторые системы письменности, как известно, могут быть идеографическими, иероглифическими, пиктографическими, т. е. использовать для некоторых означаемых не комбинации повторяющихся в разных сочетаниях элементы, а особые означающие, нечленимые на фигуры выражения. Аналогичная «идеофоническая» система едва ли возможна.

Итак, наличие единиц не-знакового уровня в плане выражения имеет для некоторых знаковых систем — в том числе для естественного языка — двойное преимущество: с одной стороны, оно позволяет оперировать более простыми системами, системами, состоящими из небольшого — по сравнению с числом знаковых единиц — числа элементов, и с другой стороны — оно исключает ошибки при декодировании, возможные в системах, использующих сигналы с относительно узкими границами варьирования.<161>

Представляется, что эта последняя задача — уменьшение риска ошибок при восприятии сигнала — является наиболее прямым назначением рассмотренного способа построения означающих. Экономия здесь касается лишь средств передачи информации, с одной стороны, а с другой, требует меньшего внимания при восприятии. Однако что касается усилий памяти, необходимых для овладения и пользования кодом, то членение означающего на фигуры само по себе не уменьшает числа соответствий между означающими и означаемыми, которые нужно запомнить для овладения кодом.

Необходимым условием уменьшения числа соответствий между классами сигналов и классами сообщений (естественно, без уменьшения числа полных знаков кода) является не только членение означающего на элементы, но и аналогичное членение означаемого, такое, что каждому компоненту означающего всегда соответствует определенный компонент означаемого — другими словами, такое членение, при котором между компонентами означающего и означаемого существует то же отношение, что между самими означающими и означаемыми. При этом условии элемент означающего сам является означающим, а элемент означаемого сам является означаемым. Соединение этих элементов образует, таким образом, знак меньший, чем семиотема, но также наделенный формой и значением и способный, сочетаясь с другими подобными элементами, приводить к полным высказываниям. При этом знание соответствий между компонентами означающего полного знака и компонентами его означаемого оказывается достаточным для того, чтобы знать соответствие между означающим и означаемым целиком, и, таким образом, в наличии частичных знаков (или единиц «первого членения», по Мартине) отчетливо проявляется принцип экономии.

Примером неязыкового кода, применяющего принцип построения полных знаков из частичных, может служить система обозначения номеров в большинстве современных гостиниц [20]. В этом коде используются двузначные числа, в которых десятки обозначают этаж, а единицы определенное место на данном этаже. Так, например, система обозначения номеров в девятиэтажной гостинице, на каждом этаже которой помещаются десять номеров, включает в свой инвентарь 90 полных знаков, начиная от 10 и кончая 99. Все семиотемы, означающее которых имеет на первом месте единицу, обозначают номера, находящиеся на первом этаже, двойку—на втором и т. д., а все семиотемы, имеющие одну и ту же цифру на втором месте, занимают одно и то же положение на соответствующем этаже. Таким образом, каждое из означающих этого кода является логическим произведением двух множителей, один из которых принадлежит к системе из девяти классов (/1—/, /2—/...<162> /9—/), а другой — к системе из десяти классов (/—0/, /—1/, /—2/... .../—9/). Аналогичным образом означаемые семиотем данного кода представляют собой логические произведения двух (семантических) множителей, один из которых принадлежит к системе из девяти классов ('первый этаж', 'второй этаж'... 'девятый этаж'), а другой — системе из десяти классов ('первое место', 'второе место',..... 'десятое место'[21]).

Так как каждый элемент означающего соответствует строго определенному элементу означаемого, при интерпретации семиотемы достаточно знать только соответствия между этими элементами, чтобы знать, какому именно означаемому соответствует означающее целиком. В приведенном примере механизм экономии позволил свести число соответствий, которое было бы необходимо помнить при отсутствии членения семиотем на меньшие знаковые единицы, т. е. число 90, к значительно меньшему числу, равному 19.

Типичным представителем нелингвистических кодов, в которых соответствия между означающими и означаемыми полных знаков являются результатом соответствий между компонентами того и другого, является десятиричная система исчисления. В этой системе означающее любого полного знака, например, 258, представляет собой логическое произведение ряда классов: класса сигналов, имеющих8 на первом месте (считая справа), т. е. класса /8/ (в этот класс входят знаки,8, 18, 128, 258, 1238 и т. д.), класса /5—/, в который входят знаки50, 258, 1556 и т. д., класса /2— —/, включающего в свой состав знаки200, 258, 3240 и т. д., а также классов (0— — —), (0— — — —) и т. д. Что касается означаемого данного знака, то оно, в свою очередь, является произведением (логическим, разумеется) классов сообщений, в которых идет речь о количестве, содержащем; '8 + 10 n единиц', '5 + 10 n десятков', '2 + 10 n сотен', '0 + 10 n тысяч' и т. д. Соответствие между означающим /258/ и означаемым '258' является результатом соответствия каждого компонента означающего определенному компоненту означаемого. Экономия, достигаемая при этом, очевидно, весьма значительна. Так, если бы код рассматриваемой структуры содержал бы, предположим, 100 000 полных знаков, означаемые которых распределялись бы между количествами от '0' до '99999', то для того, чтобы оперировать этими знаками, потребовалось бы запомнить только 50 соответствий между клас<163>сами сигналов и классами сообщений[22], в то время как при отсутствии параллельного членения означающего и означаемого (как это имеет место, например, в некоторых знаках римской системы обозначения чисел - ср.Х '10'L '50'С '100'М '1000'') число соответствий, которые было бы необходимо держать в памяти, равнялось бы количеству полных знаков, т. е. 100000.

Возможность обозначить любую из бесконечно разнообразных ситуаций при помощи языковых знаков обеспечивается именно тем, что для создания практически бесконечного количества высказываний и для их понимания говорящему достаточно знать ограниченное количество единиц первого членения (слов и морфем).

Таким образом, тот факт, что в наличии «первого членения» проявляется принцип экономии, оказывается вполне очевидным, и несомненной заслугой Л. Прието является то, что он развил соответствующую идею А. Мартине (см. [15; 59] и в особенности [58]) в общесемиологическом плане. Однако были высказаны сомнения в том, что для всякой семиотической системы справедлив вывод Прието относительно того, что социально обязательными, кодифицированными являются только полные знаки, семиотемы («семы»), а частичные знаки («знаки») — там, где они имеются,— представляют собой лишь факт экономии, позволяя оперировать относительно небольшим количеством (частичных) знаков вместо относительно большого количества семиотем [61]. По мнению Прието, обязательное для обоих партнеров коммуникативной системы владение кодом, обеспечивающее нормальное общение, ограничивается лишь знанием семиотем, т. е. одинаковым пониманием соответствий между означающими и означаемыми полных знаков (в противном случае участники коммуникации не могут достигнуть взаимопонимания). Если при этом отсутствует взаимное согласие относительно частичных знаков — например, если один из партнеров, используя механизм экономии, предоставленный в его распоряжение благодаря наличию первого членения, производит мысленную классификацию сигналов по отношению к частичным знакам, в то время как другой, пренебрегая этой возможностью, классифицирует сигналы непосредственно по отношению к полным знакам, успех коммуникации тем не менее обеспечен взаимным согласием относительно соответствий между означающими и означаемыми полных знаков.

Можно думать, что, по крайней мере, в отношении некоторых знаковых систем это утверждение Прието действительно верно.<164>

В самом деле, многие из нас прекрасно находили свой номер в гостинице, а также и номер, где остановились знакомые, не осознавая, что двузначное число, обозначающее нужный номер, членится на элементы, имеющие строгое соответствие элементам, на которые членится значение этого знака. Вполне можно себе представить, что какой-нибудь служащий гостиницы, владеющий всем кодом обозначения номеров, воспринимает означающие соответствующих знаков целиком, и просто помнит, к какому именно номеру данное обозначение относится.

Очевидно можно «понимать» некоторые сигналы, передаваемые посредством звуковой разновидности азбуки Морзе, например, сигнал бедствия, воспринимая соответствующий сигнал целиком, т. е. не производя членение этого сигнала на три знака, означаемыми которых являются лат. S , О иS .

Можно полагать вместе с X . Метцем [61], что мысленные классификации, предполагаемые пользованием кодом децимальной системы, производятся различно разными представителями данной социальной группы. Вполне вероятно, что необразованные члены общества воспринимают означающее /12/, а также и означаемое '12' как неразложимое целое (другими словами, все знаки этой системы, которыми им приходится пользоваться, являются для них тем же, чем в устной разновидности русского языка является знак сорок, а в римской системе, использующей графическую субстанцию, знакиL , С, М) — отсюда трудности обращения с очень большими числами, которые им «ничего не говорят», в то время как для более образованных членов общества семиотема12 является комбинацией знаков /2/, /1—/, /0— —/, 0— — —/и т. д.

В этих случаях, таким образом, только владение механизмом функции — имеющим отношение к уровню полных знаков, является социализованным, т. е. обязательным для всех участников коммуникации, а использование механизмов экономии, имеющих отношение к низшим уровням знакового уровня, т. е. к уровню частичных знаков, или единиц первого членения, а также к фигурам, т. е. к единицам незнакового уровня или единицам второго членения — является факультативным и индивидуальным.

Однако в приведенных примерах речь шла о кодах, в которых число всех сообщений является конечным и сравнительно небольшим, о кодах с фиксированным числом сообщений, по терминологии Н. И. Жинкина, (см. [10]), т. е. о кодах, не исключающих возможности для тех, кто ими пользуется, запомнить все семиотемы и оперировать непосредственно ими. Но как только мы обращаемся к сложным кодам типа естественных языков, в которых число возможных семиотем (высказываний) является не только очень большим, но практически бесконечным — уже нельзя предполагать, что те, кто пользуется этим кодом, имеют какую бы то ни было возможность запомнить целые высказывания и в каждом не<165>обходимом случае просто выбирать из инвентаря высказываний подходящий к данному случаю полный знак. Наличие частичных знаков в таких системах не относится только к факультативному механизму экономии, а имеет самое непосредственное отношение к механизму функции. Совершенно справедливым является поэтому утверждение, что члены определенного языкового коллектива могут понимать друг друга только при наличии взаимного согласия относительно слов, а не только относительно целых высказываний; впрочем, их предварительное согласие относительно целых высказываний, строго говоря, просто невозможно: число возможных высказываний практически бесконечно, так что одинаковое понимание высказываний имеет место так сказать не непосредственно, а лишь в результате предварительного согласия, одинакового понимания слов. Вот почему лексикон языка, т. е. инвентарь именно частичных знаков (а не трудно вообразимый инвентарь высказываний) является социальным фактом, статус которого в качестве вполне определенного объекта живо ощущается говорящими, как об этом свидетельствует наличие словарей, различные споры о словах, определения слов, апелляции к норме и т. д. [61].

Наличие «гипосемиотематического» уровня, т. е. уровня низшего по сравнению с уровнем полных знаков, которое не является только фактом экономии, но оказывается неотделимым от функционального механизма, т. е. является необходимым условием овладения кодом, характеризует, кроме естественных языков, и систему десятиричного исчисления. Действительно, успешное функционирование этой системы обеспечивается социальным согласием на уровне цифр и порядков («единицы», «десятки», «сотни» и т. д.), а не на уровне чисел. Числа, количество которых бесконечно, не могут быть непосредственным предметом социального согласия, не могут быть кодифицированы — если не говорить о такой возможности в отношении небольшого количества наименее сложных и наиболее употребительных чисел. «Уметь считать (т. е. знать соответствующий код) — означает уметь считать до бесконечности. Это умение обеспечивается владением системой, состоящей из инвентаря конечного числа элементов, а именно из 10 цифр и определенного правила порядка (которое повторяется до бесконечности в своем приложении, но которое является единственным по своей формулировке)» [61].

Членение семиотем децимальной системы на частичные знаки, которое ведет к весьма существенной экономии, не имеет в то же время характера чистой экономии (не относится только к механизму экономии, не имеющему ничего общего с самой функцией кода), как утверждает Прието. В этом состоит сходство между этой системой и естественными языками, сходство, обусловленное общей особенностью этих двух кодов, а именно принципиальной неограниченностью количества сообщений, передачу которых они предусматривают.<166>

Однако язык представляет собой значительно более сложное образование, чем натуральный ряд чисел. Эта последняя система имеет дело с совершенно однородными сущностями, между которыми имеется только количественное различие — в то время как ситуации, являющиеся предметом сообщения естественного языка, бесконечно разнообразны. К тому же система счета допускает сколь угодно большую — собственно, бесконечную протяженность полного знака, так как ввиду специфической функции этой системы пределы усложненности структуры единицы оказываются независимыми от объема оперативной памяти человека (см. например, [19], где исследуется влияние оперативной памяти человека на синтагматическую структуру единиц различных знаковых систем в зависимости от выполняемой ими функции). Именно поэтому система исчисления может довольствоваться очень ограниченным инвентарем частичных знаков (цифр), сколь угодно сложные комбинации которых образуют бесконечный ряд полных знаков.

Напротив, в естественном языке, где «сказывается цейтнот, характерный в особенности для устной формы общения» [19, 50], синтагматическая сложность высказывания не должна превышать некоторого максимума, строго обусловленного объемом оперативной памяти человека [20; 79]. Ограниченная протяженность каждого из бесконечно большого числа возможных языковых высказываний является объяснением достаточно большого количества частичных знаков, из которых строятся высказывания, т. е. имеющихся в словаре каждого языка слов. Это обстоятельство делает целесообразным использование принципа экономии и на гипосемиотематическом уровне, т. в. на уровне, непосредственно предшествующем уровню полных знаков.

Здесь экономия проявляется в том, что не только семиотемы («предложения»), но и автономные конституенты предложения (знаки-наименования, «слова») обычно представляют собой синтагматическую структуру, состоящую из знаков меньшей степени сложности («лексических» и «грамматических морфем»). Как отмечалось выше, способ нерасчлененного выражения лексического и грамматического значений (как, например, в русском человек — люди илибрать — ваять) увеличил бы в несколько раз и без того огромное число имеющихся в каждом языковом коде лексических морфем. Соответствие построения автономных конституентов предложения, т. е. слов, из лексических и грамматических морфем принципу экономии было убедительно доказано Мартине [15, 462— 463; 59, 42].

Все, что было сказано говорит о том, что наличие двух уровней структурации и нескольких уровней интеграции в естественном языке, действительно является важнейшей типологической характеристикой языка как знаковой системы — не потому, что эти особенности отсутствуют в других знаковых системах, но по<167>тому, что они являются самым непосредственным следствием принципиальной безграничности ноэтического поля языка, т. е. свойства, которое делает язык действительно уникальным явлением среди всех сопоставимых с ним объектов. Именно поэтому многоуровневая организация языка является неотъемлемым и существенным его качеством, отличая язык от тех знаковых систем, в которых аналогичные особенности относятся лишь к факультативному механизму экономии.