Процессы, промсходящие в сфере языка

Каждый говорящий на том или ином языке твердо убежден в том, что, пользуясь данным языком, он не вносит в него ничего нового, поскольку всякое изменение языка лежит за пределами его возможностей.

Характеризуя речь ребенка, Л. С. Выготский в свое время писал: «Ребенок склоняет, спрягает, но эта деятельность им усвоена чисто структурно. Эти операции неосознанны. Ребенок употребляет верный падеж и верную падежную форму в структуре определенной фразы, но он не отдает себе отчета в том, сколько существует падежных форм. Это сказывается в том, что он владеет ими спонтанно в определенной ситуации, автоматически, т. е. <67> владеет ими тогда, когда ситуация в каких-то больших структурах вызывает его на проявление этих умений, но вне определенной структуры — произвольно, сознательно и намеренно — ребенок не умеет сделать того, что умеет делать непроизвольно» [12, 213].

Необходимо заметить, что любой человек, не имеющий никакого теоретического представления о строе своего языка, в этом отношении мало отличается от ребенка. Он также пользуется речью автоматически и не отдает себе отчета в том, сколько в данном языке падежей, времен, наклонений и т. д. В лучшем случае он может сказать на основании своего эмпирического опыта, что так не говорят.

Однако в действительности язык создается людьми, хотя сами люди этого не осознают. Язык никогда не создается всем коллективом говорящих одновременно. Отдельные изменения в языке производятся отдельными индивидами. Каждое звуковое изменение в языке, каждая отдельная его форма имеют какого-то безымянного автора. Возникшее в языке новшество затем подхватывается другими говорящими на данном языке, в результате чего оно становится общим достоянием. Действия отдельных индивидов в сумме создают деятельность, происходящую во внутренней сфере каждого языка. Эта деятельность может быть различной по своему характеру.

Выше говорилось о том, что несмотря на единство форм логического мышления, языковые формы выражения в разных языках мира обнаруживают большое разнообразие. Эти различия возникают уже в самом начале в процессе создания слов и грамматических форм. Трудно представить, чтобы новое слово создавалось всем коллективом говорящих на данном языке одновременно. Марио Пэй замечает по этому поводу следующее: «Мы можем предполагать, что общее принятие ( common acceptance ) символа осуществляется скорее через процесс возникновения индивидуальной инновации и ее постепенного распространения, а не как акт массового творчества» [73, 12]. Слова редко создаются из совершенно новых, ранее ничего не обозначавших звуковых комплексов. Индивид, создающий новое слово для ранее неизвестного ему предмета, пытается прежде всего найти какие-то черты сходства между этим предметом и предметами, ему уже известными, имеющими в данном языке особое наименование. Звуковой комплекс в период своего возникновения должен обязательно иметь какую-то опору даже в тех случаях, когда новое название создается по звукоподражательному принципу. В противном случае создать его было бы невозможно. Огромное значение в процессе создания новых слов имеют поэтому ассоциации.

Совершенно естественно, что у разных индивидов, находящихся в различных точках земного шара, ассоциации не могут быть одинаковы, хотя возможность случайных конвергенций не исключена. Этим, между прочим, объясняется такое интересное явление,<68> как отсутствие единой внутренней формы слов в различных языках мира. Данное положение может быть сравнительно легко подтверждено примерами, взятыми из самых различных языков. Так, например, греч. Ф rnij 'птица' этимологически связано с глаголом Ф rnumi и лат. oriri 'подниматься'; исп. pajaro и рум. pas a re 'птица' происходят от лат. passer , собственно — 'воробей'. Греч. prТ swpon 'лицо' буквально означает 'то, что находится перед глазами', но лит. veidas связано с индоевропейским глагольным корнем * weid - 'видеть', ср. лат. videre 'видеть', греч. e „ do n 'я увидел' из eweidon ; лат. facies 'лицо' связано с глаголом facere 'делать', собственно — 'творение', 'нечто созданное', ср. польск. twarz ; коми-зыр. нырвом 'лицо' означает буквально 'нос-рот', собственно — 'средоточие носа и рта'; греч. m љ twpon 'лоб' означает буквально 'то, что находится между глаз', нем. Stirn 'лоб' связано с лат. sternere 'простираться'; русск.лоб этимологически связывается с чешск. leb 'череп', лат. supercilium 'бровь' буквально означает 'то, что находится над веком', ср. лат. cilium 'веко', но лит. antakis буквально означает 'то, что находится над глазом'. Греч. po Ъ j 'нога', род. п. pod Т j этимологически связано с русск.под 'основание печи', тогда как русск.нога определенно связывается с греч. Ф nux , род. п. Ф nucoj 'ноготь', нем. Nagel 'ноготь', лит. nagas и латышск. nags 'ноготь'. Фр. maison 'дом' происходит от лат. mansio 'остановка, пребывание'; русск.дом связано с греческим глаголом d љ mw 'строить'; русск.окно этимологически связано со словомоко 'глаз', серб.прозор 'окно' этимологически связано с русским глаголомвзирать , т. е. 'смотреть', тогда как исп. ventana 'окно' связано с лат. ventus 'ветер', н.-греч parЈfuro 'окно' буквально означает 'то, что находится около двери'; греч tr Ј peza 'стол' из tetrapedia буквально 'то, что стоит на четырех ножках'. Русск,стол этимологически связывается с глаголомстлать ; русск.плотник связано этимологически с глаголамиплотить иплести, тогда как греч. tљktwn 'плотник' этимологически связано с русским глаголомтесать, ит. falegname 'плотник' связано с глаголом fare 'делать' и существительным legname 'дерево'; греч. ўgorЈ 'рынок', первоначально значившее 'место собрания, сборища', связано с глаголом ¤gw 'гнать'; русск.рынок связано с нем. Ring 'кольцо'; греч. teleuta « oj 'последний', собственно 'находящийся в конце' ( teleut» 'конец'), фр. dernier 'последний', буквально 'задний' из deretro 'сзади', русск.последний связано с глаголомследовать ; русск.старый этимологически связано с лит. storas 'толстый, сильный, тяжелый' и др.-норв. st у rr 'большой, мощный, важный, храбрый', шв. stor 'большой'; греч. palaiТj 'старый' связывается с валлийск. pell 'далеко отстоящий', лат vetus 'старый', по-видимому, связано с греч. њtoj 'год' из wetos , ср. алб. vit 'год', vetus , т. е. 'имеющий много лет', н.-греч. dЈsoj 'лес' связано с прилагательным dasЪj 'густой',<69> ит. bosco 'лес', фр. bois 'л ec ' происходят от лат. boscus , первоначально 'лесное пастбище', рум. p a dure 'лес' — от лат. palus , род. п. paludis , 'болото' др.-норв. skogr 'лес', датск. skov , шв. skog связаны с др.-норв. глаголом skag 'выдаваться', лит. giria 'лес' ассоциировано со словом 'гора' ('гора, покрытая лесом'), сербохорв. љ uma 'лес'— ассоциация с чем-то издающим шум, ср. русск.шуметь, нен.пэдара 'лес' этимологически может быть связано с финск. pet д j д, морд. и коми-зыр.пужым 'сосна'; нем. verstehen 'понимать' связано с др.-англ. farstandan и др.-норв. forstanda 'стоять впереди' или 'представлять', русск.понимать ассоциировано с идеей 'брать', ср. лат praehendere 'брать', тат. ан ла 'понимать' связано с существительныман 'рассудок, ум', венг. й rteni 'понимать' увязывается с идеей 'достичь чего-либо', ср. венг. й rni 'достигать'; коми-зыр.гцгцр воны 'понимать' восходит к значению 'ходить кругом';драться в русском языке буквально означает 'драть друг друга', а тат.сугышырга 'драться' можно объяснить как 'бить друг друга'; сопоставление русского глаголаискать с болг.искам 'желаю, требую', а также с др.-англ.a scian 'спрашивать' и др.-инд.icchati 'ищет, желает' показывает, что первоначально этот глагол имел значение 'искать или домогаться чего-либо', итальянский глагол cercare 'искать' этимологически связан с латинскимcirca 'около, вокруг', испанский глаголbuscar увязывается этимологами с нар. лат. существительнымbusca 'лес';buscar означало некогда 'ходить в лесу и искать дрова' татарский глаголезл q - 'искать' явно связан с существительнымез 'след' и т. д.

Таким образом, в истории почти каждого исконного слова конкретного языка можно наметить два основных этапа. Сначала появляется представление о каком-либо предмете или явлении, полученном в результате знакомства с ним на опыте. Затем возникает необходимость дать ему название. При этом новый предмет или явление ассоциируется с каким-нибудь другим предметом или явлением, так как человек обнаруживает в них какое-нибудь общее свойство. Само направление ассоциации не предопределено с самого начала в предмете или явлении, подлежащем наименованию. Ассоциация — результат чистого случая.

Многочисленные факты также свидетельствуют о том, что континуум объективного мира в разных языках может члениться по-разному и получать различное языковое выражение. В этом сравнительно легко убедиться, если проанализировать прилагаемый список слов, взятых из различных языков и обозначающих явления, для называния которых в русском языке нет специальных слов. Их сущность может быть выражена только описательно, ср., например, коми-зыр. рас 'смешанный лес', тыкцла 'небольшое озеро, образовавшееся на месте старого речного русла',личкыштлыны 'быстро надавить на что-нибудь и, подержав в течение небольшого отрезка времени, снова отпустить',кывтны 'плыть<70> вниз по течению',катны 'плыть вверх по течению', нен.ибцсь 'быть горьким',монась 'упасть (о человеке или животном)',пухуворцъ 'стариться (о женщинах),'пэдарасясь 'быть безлесным',сэлась 'высохнуть до хрупкости',варнась 'бежать (о небольших животных и птицах)',ямд 'ветвь хвойного дерева',яндо 'собака с короткой шерстью',янго 'горелое место в кустарнике или в лесу',сидрянгг 'тень человека или животного',лорц 'крупная кочка',вара 'черный гусь', эвенк.ирбэ 'период нереста карасей',иркукта 'период, когда ягоды еще не созрели',иргисэ 'еда на дорогу',калтан 'чум, закрытый покрышкой наполовину',конями 'попрыгать (о кузнечике)',лаванчэми 'быть высунутым (о языке)',лабикта 'мох на болоте',он нё 'река, высохшая от зноя', манс.каньсюн кве 'сохнуть (о деревянном предмете)',лэсьмалтан кве 'развести огонь', вост.-хант.к ор 'чистое, не заросшее лесом топкое болото',вир qс 'высокий строевой лес',мур 'снег на ветках деревьев',сдв 'ручей, вытекающий из озера'; нан.лoби 'гнездо белки',лoрин 'тающий весной лед',мaрон 'стая рыб',дэун 'небольшой залив в озере или реке', норв. саам. арре 'открытое море', duoddar 'гористая тундра', dol в stadd в t 'сидеть на открытом воздухе у огня или костра'; тат.тайпылу 'махать крыльями', нем. Arm . 'рука от кисти до плеча', Hand 'кисть руки', Fu Я 'нога (ступня)', Finger 'палец на руке', Zehe 'палец на ноге', исп. escarlata 'ярко-красный' (о цвете), esca с o 'скамья со спинкой', zafra 'сбор урожая сахарного тростника'; тур. bamsin 'вторая половина зимы', havali 'имеющий много воздуха'; перс.калаг е 'шелковый платок с черным узором по золотому фону',чарог 'грубая кожаная обувь на толстых подошвах' и т. д. Там, где английский язык, замечает Отто Есперсен, различает clock '(стенные, настольные, башенные) часы' и watch 'ручные часы', а французский — horloge '(башенные) часы'; pendule '(висячие, настольные) часы' и montre '(карманные) часы,' немецкий имеет одно слово Uhr 'часы'. Он компенсирует это положение с помощью сложных слов, которые дают возможность выразить гораздо больше оттенков [24, 51]. Как замечает О. Есперсен, предметы, представленные словами, группируются самым различным образом соответственно капризам данного языка [24, 50], и членение окружающего мира в разных языках оказывается выраженным различно. Так, например, в мансийском языке нет специальных слов для выражения таких понятий, как 'птица', 'зверь' и 'насекомое'. Все они выражаются одним словомуй 'нечто живое, живность', например,сали-уй 'волк',мань-уй 'мошкара',уй-рись 'птичка'(рись уменьшительный суффикс); в ненецком языке нет специального слова, соответствующего русскому словупогода. Нашему понятию 'погода' соответствует 'состояние неба', например,сарё нум 'дождливая погода' (букв.: 'дождливое небо'); в немецком языке нет специального прилагательного, обозначающего голубой цвет, нем. blau означает 'голубой' и 'синий'; в марийском языке такие по<71>нятия как 'день' и 'солнце' обозначаются одним словом, что указывает на то, что понятия 'день' в марийском языке в древности вообще не существовало; в эрзя-мордовском языке нег глагола, соответствующего по значению русскому глаголу 'развиваться'. Для его передачи обычно употребляется глаголкасомс 'расти' и т. д.

Причины разного членения могут быть различными. Иногда они зависят от образа жизни и занятий людей. По этой причине различные необычные слова могут рассматриваться как слова, относящиеся к профессиональной лексике. В некоторых случаях отсутствие слова может быть связано с отсутствием у данного народа соответствующего понятия. Могут быть и такие случаи, когда понятия различаются в мышлении людей, но не имеют различения в языке. Трудно представить, что немцы не различают таких оттенков цветов, как голубой и синий, или марийцы не осознают разницы между днем и солнцем. Тем не менее в языках нет специальных слов для различения этих понятий.

Совокупное действие различных типов ассоциативных связей приводит к созданию в различных языках синонимов, ср. русск. приказать, велеть, распорядиться; путь, дорога; страшный, ужасный, жуткий; обширный, просторный; смелый, храбрый, отважный; очи, глаза; чело, лоб; пурга, метель и т. д.

Основная причина образования синонимов состоит в том, что в одном и том же предмете или явлении человеческое мышление раскрывает новые стороны и признаки, в результате чего данный предмет или явление может быть названо вторично на основе новой ассоциации со сходным признаком другого предмета или явления, уже имеющего в данном языке наименование. Русские прилагательные 'большой' и 'рослый' имеют разные источники, несмотря на очень большую смысловую близость. 'Большой' первоначально было ассоциировано с понятием 'сильный', ср. др.-инд. bala 'сила', поскольку большие размеры тела часто связаны с наличием силы, тогда как 'рослый' связано с глаголом 'расти', первоначальным значением которого выражено было 'подниматься вверх', ср. лат. orior 'поднимаюсь', др.-инд. noti 'подниматься' [75, 494].

Образование таких синонимов, как путь идорога, первоначально также было связано с совершенно разными ассоциациями. Словопуть имеет многочисленные параллели в других индоевропейских языках, ср. др.-инд. panthas , 'тропа, дорога'; авест. pant б, др.-перс. pa i ; осет. fandag , f д nd д g ; др.-прусск. pintis 'дорога', лат. pons , pontis 'мост', др.-греч. p Т ntoj 'морской путь, море'. Устанавливается также связь этого слова с гот. fin ю an , др.-в.-нем. fandann совр. нем. finden 'находить' [75, 469]. Первоначальная идея — 'осуществление прохода путем ориентации в труднопроходимой местности', чем и объясняется связь этого слова с немецким глаголом finden 'находить'.<72>

Слово дорога, имеющее параллели в других славянских языках, связывается с глаголомдергать, и.-е. корень * dorgh [75, 363—364]. Первоначальная идея — 'проход, продранный в непроходимой чаще леса', ср. русск. выражение 'продираться через лес' [75, 363—364].

Немецкие синонимы Armut , Not и Elend выражают понятие нужды или нищеты. В основе их также лежали разные ассоциации. Armut образовано от прилагательного arm 'бедный', которое может быть связано с и.-е. * orbh ( mo )- 'осиротелый', ср. лит. orbus 'похищенный', греч. orph ( an )у s 'осиротелый'. Первоначальное значение 'покинутый' [71, 30—31]. Not восходит к корню nг m : *n q m :пи 'измучить до истощения' [71, 514]. И наконец, Elend связано с др.-в.-нем. eli - lenti 'находящийся в изгнании в чужой стране', ср. лат. alius , гот. aljis 'другой' и совр. нем. Land 'страна' [71, 163].

Абсолютных синонимов типа русск. велярный ~ задненёбный; лингвистика ~ языкознание, т. е. таких, которые без всякого различия могут употребляться один вместо другого (в любых контекстах и без ощутимой причины предпочтения одного другому) в языках очень мало. Чаще всего члены синонимического ряда имеют разную дистрибуцию, они имеют различия в оттенках значения, иногда очень тонкие. Так, например, возможность сочетаемости русского прилагательногобольшой с другими словами довольно велика, тогда как эпитетрослый применяется только по отношению к человеку. Русск.страх довольно близко по значению к словубоязнь , однако мы не можем в предложенииБоязнь совершить ошибку употребить словострах вместо словабоязнь. Еще более ограниченной сферой дистрибуции обладает словоужас, выражающее более высокую степень проявления этого чувства.

В немецком языке для обозначения материальных затруднений можно употребить слова Not , Armut и Elend , причем Not обозначает низшую, а Elend — высшую степень этого состояния.

В синонимические отношения часто вступают слова, заимствованные из других языков, ср. русск. метель ~ пурга; контроль ~ проверка; атеизм ~безбожие; аэронавтика ~ воздухоплавание; милитаризм ~ военщина и т. д.

Возможность образования различных ассоциаций приводит к тому, что в разных языках мира число синонимов не одинаково. Так, например, в русском языке существуют синонимы путь идорога, ключ иродник, тогда как в других языках такого синонимического ряда может не быть. Поэтому русские синонимыпуть идорога могут быть переведены на татарский язык одним словомюл, которое в разных контекстах может соответствовать русским словампуть илидорога. Русские синонимыключ, родник иисточник обычно переводятся на немецкий язык словом die Quelle .

Ассоциации играют огромную роль в образовании различных переносных значений, когда на основании известных элементов<73> сходства название одного предмета или явления может быть применено к названию другого предмета или явления, ср., например, нем. Wagen первоначально 'телега', 'экипаж' использовано для наименования автомобиля и железнодорожного вагона. Ср. также русск. рукав 'часть одежды' ирукав — 'разветвление реки', фр. punaise 'клоп' и 'канцелярская кнопка', осет.домбай 'зубр, лев' идомбай 'силач', англ. clear 'очищать' и clear 'устранять препятствие', финск. selv д 'ясный' и selv д 'трезвый', тат. к з 'глаз' и к з 'ушко иголки'; коми-зыр.вой 'ночь' ивой 'север' и т. д.

Возможность разных ассоциаций приводит к тому, что переносные значения в разных языках могут быть неодинаковыми. Так, например, в русском языке в отличие от татарского название глаза не перенесено на название ушка иголки, в немецком языке слово Nacht 'ночь' не переносится на название севера, как это имеет место в коми-зырянском, английский глагол stand 'стоять', не может быть употреблен в значении русского 'замерзнуть', например, река стала, русское словолуна не может иметь переносного значения 'пятна на шкуре или родинки', как это имеет место в испанском языке.

Одной из главных причин образования полисемии слов является метафоризация. При сохранении внешней звуковой формы слово становится полисемантичным. Ср., например, нос название части человеческого тела и передней части судна, а также мыса в географических названиях.

Акад. В. В. Виноградов рассматривает полисемию как своеобразное разрешение противоречия между ограниченными ресурсами языка и беспредельной конкретностью опыта. Язык оказывается вынужденным разносить бесчисленное множество значений по тем или другим рубрикам основных понятий [9, 15].

Метафоризация уберегает язык от непомерного разрастания словарного состава, способствуя в этом отношении общей тенденции к экономии языковых средств.

Надо полагать, что способность образования переносных значений имеет самостоятельное проявление, которое по своим результатам совпадает с действием тенденции к экономии.

Возможность объединения различных значений в рамках одного звукового комплекса создает обусловленность значений слов контекстом. Только в связной речи мы можем узнать, имеется ли в виду при слове завернуть — 'покрыть со всех сторон, упаковать (например,книгу в бумагу )', или, 'вертя, закрыть, завинтить (например,кран )', или 'загнуть, отогнуть, подвернуть в сторону (например,рукав )', или, 'двигаясь, направиться куда-нибудь в сторону (например,за угол )', или же 'зайти мимоходом (например, вприятелю )'.

Из контекста вполне ясно, например, идет ли дело о фотографической карточке: Я сразу узнала его по старой карточке, или<74> о визитной карточке:Он успел набросать На карточке только несколько слов приглашения на товарищеский ужин, или о карточке для картотеки:Занесите эту книгу на карточку и т. п. [5, 28-29].

Часто говорят о том, что значение слова определяется контекстом. Следует различать контекст ситуативный, когда название предмета, о котором идет речь, уточняется ситуацией, и контекст фразовый. Фразовый контекст сам по себе не создает никаких значений. В результате переноса значения образуется новое понятие, имеющее собственную сферу связей, обнаруживающихся в языке. Эта специфическая сфера связей и создает впечатление, будто бы фразовый контекст придает слову новое значение.

Различные ассоциативные процессы в языках происходят постоянно и приводят к образованию новых слов, появление которых часто не обусловливается какой-либо надобностью. В древнегреческом языке существовали слова Ыdor 'вода', o Ќ koj 'дом', Ыlh 'лес', † ppoj 'лошадь' и Уroj 'гора'. Казалось бы, в каком-либо новом наименовании этих необычайно устойчивых понятий не было абсолютно никакой необходимости. Тем не менее в истории греческого языка произошла смена этих названий и теперь они звучат уже по-иному: ner Т 'вода', sp … ti 'дом', dЈsoj 'лес', Ґlogo 'лошадь' и boun Т 'гора'. Следы прежних наименований сохраняются только в сложных словах, например, Шdoиpikaj 'водянка', o„konom…a 'бережливость', Ш lotom … a 'рубка леса' и т. д.

Подобные ассоциативные процессы имеют место и при создании грамматического строя языка, хотя возможности ассоциативных связей в этой области более ограничены. Так, например, в финно-угорских языках наблюдается формальное совпадение суффиксов многократного действия с различными суффиксами собирательной множественности. Это означает, что при создании глагольных суффиксов многократного действия множественность отдельных актов действия была ассоциирована со множественностью предметов.

Для осуществления функций утраченных падежей чаще всего используются предлоги, ср. фр. de (например, l ' industrie de I ' URSS 'промышленность СССР'), англ. of , норв. af , голл. van и т. д., основным первоначальным значением которых было удаление от чего-либо. Понятие удаления в данном случае было ассоциировано с понятием принадлежности. 'Принадлежащий кому-либо' значит 'исходящий от кого-либо'. Совершенно по-иному обстояло дело в тех иранских языках, где отношение принадлежности выражается так называемой изафетной конструкцией, ср. таджикск. барода-р-и китоб 'книга брата'. Связующая частицаи (изафет) по своему происхождению является относительным местоимением (ср. др.-перс. уа 'который'). Следовательно, изафетная конструкциябародари китоб 'книга брата' построена по схемекнига, которая брата. Анафора, т. е. указание на предшествую<75>щий предмет, была использована как Средство для выражения отношения принадлежности.

Проекция действия в план будущего в ряде тюркских языков может выражаться суффиксом -r, ср. тат. килдр 'он придет'. По мнению некоторых исследователей, этот суффикс материально совпадает с суффиксом древнего направительного падежа- ger , - garu , - ger u [1]. Совершенно очевидно, что в данном случае проекция действия в план будущего была ассоциирована с движением по направлению к какому-нибудь предмету.

Для создания формы будущего времени в новогреческом языке был использован глагол љ lw 'желать, хотеть', формы которого со временем приняли вид обобщенной частицы ¦ , ср. ¦ gr Ј fw 'буду писать'. Это произошло потому, что осуществление всякого желания представляет проекцию в план ближайшего или более отдаленного будущего.

Континуум потенциально возможных связей и отношений между предлогами и явлениями окружающего мира с присущими этим отношениям специфическими особенностями и отношениями в разных языках мира оформляется по-разному. Грамматические категории не являются одинаковыми для всех языков, в одних языках их больше, в других меньше. Для того чтобы обосновать этот тезис, попытаемся охарактеризовать такое явление, как глагольное действие. Глагольное действие может иметь много характеристик. Оно может быть курсивным или длящимся, может прерываться и вновь повторяться через некоторые промежутки времени, совершаться мгновенно или протекать с незначительной интенсивностью, происходить в данный момент, предшествовать какому-нибудь другому действию или вообще не иметь отношения к какому-нибудь определенному моменту речи. Оно может быть направленным на какой-нибудь объект, но может и не иметь объекта. В своем значении оно может содержать модальный оттенок. Многочисленны различные локальные характеристики действия: движение от чего-либо или к чему-либо, через что-либо, вдоль чего-либо и т. д.

Любопытно то, что ни один язык мира в своей морфологической системе не выражает всех этих возможных характеристик одновременно. В разных языках согласно принципу избирательности в грамматическом строе получают выражение какие-то определенные черты, характеризующие действие. Все остальные черты могут не получать никакого формального выражения. Так, например, русский глагол выражает категорию вида, но есть языки, где глагол совершенно индифферентен к выражению видовых различий, законченность и незаконченность действия определяется по общему контексту; в коми языке есть специальный глагольный<76> cуффикс, выражающий действие, завершившееся только на определенное время, во многих других языках суффиксы с подобным значением вообще отсутствуют. Большинство европейских языков имеют несколько прошедших времен: имперфект, перфект и плюсквамперфект, тогда как русский язык обходится одним прошедшим временем; в латышском и эстонском языках есть так называемое пересказочное наклонение, обозначающее действие, о котором сообщается со слов других, подобного наклонения нет, например, в таких языках, как немецкий, английский, русский и т. д. Ненецкому глаголу свойственно специфическое наклонение — аудитив, который употребляется обычно в тех случаях, когда говорящий судит о наличии действия по акустическому восприятию (например, кто-то вошел в комнату, стукнув дверью). Говорящий при этом может не видеть вошедшего. Есть языки, которые включают в состав глагольной формы показатели объекта, тогда как другие языки могут обходиться без них, глаголы в одних языках могут иметь приставки, но есть языки, в которых приставки полностью отсутствуют и т. д.

Благодаря действию различных ассоциаций одно и то же отношение в языке может быть оформлено разными способами. Так, например, в коми языке существуют два падежа — родительный и притяжательный, соответствующие по значению русскому родительному падежу. Единственное различие состоит в том, что притяжательный падеж употребляется в тех случаях, когда определяемое им имя выступает в роли объекта. В албанском языке аорист и перфект соотносятся между собой как синонимические времена.

Все это свидетельствует о том, что в области грамматических форм также возможна синонимия.

Подобно словам, грамматические формы также могут быть полисемантичными, например, форма родительного падежа множественного числа от латинского прилагательного bona 'хорошая' bonarum обозначает множественное число, женский роди родительный падеж, а окончание формы tegerentur (от tego 'покрывать') — множественное число, 3-е лицо, имперфект, сослагательное наклонение, страдательный залог [24, 55].

Если в языках образуются более или менее одинаковые по своей внутренней сущности грамматические явления, то при более внимательном их изучении между ними обнаруживаются различия. Это можно наблюдать, замечает О. Есперсен, на примере такой категории, как сослагательное наклонение: языки, имеющие для сослагательного наклонения специальную форму, вообще не используют ее для одних и тех же целей. Поэтому, несмотря на то, что наклонение одинаково названо сослагательным, или условным, в английском, немецком, датском, французском и латинском языках, оно не является строго идентичным в каждом из них. Совершенно невозможно дать такое определение сослагательному накло<77>нению, которое позволило бы нам решить, когда следует употреблять в том или ином из упомянутых языков сослагательное наклонение, а когда изъявительное [24, 50].

В мансийском языке, как и в русском, имеется страдательный залог, но формы страдательного залога в мансийском языке употребляются значительно чаще, чем в русском. В русском и мордовском языках множественное число имен существительных получает определенное языковое выражение. Однако, в отличие от русского языка, в мордовском языке в косвенных падежах неопределенного склонения имен существительных множественное число не получает никакого языкового выражения. Эрзя-морд. кудосто может означать и 'из дома' и 'из домов',кудос 'в дом' и 'в домб'.

Поскольку основным условием понимания произносимой человеческой речи является понимание ее смысла, значений составляющих слов, в языке благодаря действию различных ассоциаций могут создаваться различные параллельные способы выражения, например, бороться ивести борьбу; рыбачить, ловить рыбу, заниматься рыболовством; разрушать, учинять разгром, предавать разрушению; сжигать, уничтожать огнем, предавать огню и т. д.

Любопытный пример того, как при помощи различных комбинаций слов может быть выражена по существу одна и та же мысль, приводит О. Есперсен:

Ia moved astonishingly fast.

Он двигался удивительно быстро.

Ia moved with astonishing rapidity.

Он двигался с удивительной быстротой.

His movements were astonishingly rapid.

Его движения были удивительно быстрыми.

His rapid movements astonished us.

Его быстрые движения удивляли нас.

His movements astonished us by their rapidity.

Его движения удивляли нас своей быстротой.

The rapidity of his movements was astonishing.

Быстрота его движений была удивительна.

The rapidity with which he moved astonished us.

Быстрота, с которой он двигался, удивляла нас.

Ia astonished us by moving rapidly.

Он удивлял нас тем, что двигался быстро.<78>

Ia astonished us by his rapid movements.

Он удивлял нас своими быстрыми движениями.

He astonished us by the rapidity of his movements.

Он удивлял нас быстротой своих движений [24, 101].

Огромное богатство словарного состава фразеологических и стилистических средств языка, разнообразнейшие смысловые связи каждого слова со множеством других слов данного языка позволяют путем умелого выбора слова и фразеологического окружения для него передавать тончайшие оттенки понятий, тончайшие оттенки эмоциональной, стилистической, эстетической окраски мысли [4, 224].

Мощность самой лексической системы всегда достаточна, чтобы путем различных сочетаний и грамматических конструкций передать все доступное человеку на данной ступени богатство знаний о мире [29, 48].

Комбинаторика позволяет выразить то, что в грамматическом строе или словарном составе того или иного языка оказывается невыраженным. Значение ненецкого слова мора может быть передано описательно 'весенний, незатвердевший рог оленя', хантыйскоевонсь передается как 'массовый подъем рыбы вверх по реке', коми-зырянская глагольная формаличкыштлiс может быть объяснена описательно как 'быстро надавил, некоторое время подержал и снова отпустил' и т. д.

Все это свидетельствует о том, что неправомерно судить о развитии мышления на основании анализа грамматического строя языка, поскольку выражение мышления в языке осуществляется общей совокупностью всех — грамматических и лексических — средств языка.

Помимо образования слов и грамматических форм, в языке происходят и другие процессы, связанные с созданием пригодной для целей общения системы коммуникативных средств. Часто происходит классификация слов по различным принципам, создаются типичные для каждой группы слов суффиксы, происходит известное упорядочивание фонемной системы в смысле создания и большей симметричности противопоставленных фонемных пар, устанавливаются определенные сферы употребления слов, слова приобретают различную социальную и эстетическую окраску и т. д.

Даже после того как система коммуникативных средств языка оказывается в основных чертах созданной, различные процессы, совершающиеся во внутренней сфере языка, не прекращаются. Поскольку различные внутренние тенденции языка имеют достаточно разнообразный, а иногда и противоположно направленный характер, их действие нередко приводит к известной дезорганизации внутренней слаженности. По этой причине в языках постоянно возникают тенденции к улучшению системы коммуникативных<79> средств, стремление избавиться от излишнего балласта: параллельных форм, устаревших слов и конструкций, менее выразительных языковых средств, омонимов, компенсировать утраченные необходимые элементы языковой системы и т. д. В системе каждого конкретного языка наблюдаются две основных противоположных тенденции. С одной стороны, стихийность внутренних процессов приводит всегда к известному нарушению внутренней гармонии, с другой стороны, возникает противоположная тенденция к улучшению системы языковых средств и устранению возникших диспропорций. Многие внутренние процессы, совершающиеся в языке, являются постоянно действующими. Они целиком и полностью зависят от функции общения и объясняются ею.

* * *

В специальной литературе нередко дискутируется вопрос, может ли язык, подобно мышлению, отражать окружающий мир. На этот счет существуют две противоположные точки зрения. Согласно одной точке зрения, язык не обладает функцией отражения. Так, например, по мнению Г. В. Колшанского, язык не является отражением действительности. Мышление и язык соотносятся с предметами и явлениями действительности, только первое соотносится с ними отношением отражения, второй — отношением выражения [29, 16—17].

«Сущность языка,— замечает П. И. Визгалов, — не отражательная, а знаковая. Язык как деятельность органов речи и звуки, получающиеся в результате ее, представляют собой не процесс отражения, а процесс формирования и выражения отражательного процесса, каким является мышление» [8, 5].

Противоположную точку зрения представляет Л. О. Резников, по определению которого слово является обозначенным отражением предметов и явлений [51, 418].

Вряд ли кто-либо будет спорить по поводу того, что мышление человека отражает окружающую действительность. Но не совсем верно утверждение, что язык только выражает мышление и ничего не отражает. Язык отражает действительность через значения знаков, составляющих его лексическую и грамматическую систему. Следует также учесть и тот факт, что человеческое мышление не только отражает окружающую действительность, но и участвует в создании системы языка, в процессе чего действительность получает специфическое отражение.

Ради соблюдения точности следует сказать, что уже в мышлении отражение действительности выступает до некоторой степени в преломленном виде, в сфере же языка оно получает дальнейшее преломление. Отражение окружающей действительности в мышлении и языке как бы напоминает солнечный луч, проходящий че<80>рез две преломляющие среды. Графически этот процесс можно было бы представить следующим образом.

Первая горизонтальная линия схематически изображает предметы и явления окружающего мира и их закономерные связи. Отражение их в мозгу человека приобретает некоторую специфику (вторая горизонтальная линия).

Во всех формах отражения, присущих живому и неживому миру, имеются две основные особенности: тело, испытывающее воздействие, изменяется в соответствии с этим воздействием. Это означает, что в изменении тела есть содержание, не зависящее от данного тела и являющееся отражением. В то же время каждый предмет изменяется согласно своей природе, и поэтому в его изменении имеется момент, не зависящий от воздействующего тела и связанный со спецификой тела, испытывающего воздействия [42, 19].

Эти два основные свойства отражения в одинаковой мере присущи и отражению внешнего мира живыми организмами, в особенности человеком.

«Человеческое сознание,— замечает В. В. Орлов,— издавна поражает людей своей загадочной особенностью, которая длительное время оставалась непонятой и считалась сверхъестественной.

Предметы внешнего мира обладают разнообразными телесными свойствами: весом, формой, плотностью и т. д. Они существуют вне человека и независимо от него. Но человек может осознавать предмет, и в его сознании появляется образ предмета. И здесь-то начинается непонятное: отражаясь в сознании, предмет как-бы отделяется от самого себя и начинает существовать вне своих конкретно-чувственных форм; если предмет сам по себе имеет вес, размер, плотность и т. д. ,то образ предмета невесом и невеществен; если<81> огонь есть стихийная разрушительная сила, то образ огня — нечто совершенно безобидное; если все предметы в конце концов разрушаются и прекращают существование, то образ предмета существует так долго, как мы этого хотим, и появляется в сознании по нашему произволу» [42, 5].

Отражение предметов и явлений окружающего мира в голове человека не является зеркальным. Головной мозг превращает поступающую извне информацию в образ. Образ вещи — не сама вещь, а ее отражени е. Он не совпадает непосредственно со своим предметом. Обобщение, абстрагирование от бесконечного числа свойств вещи и фиксирование только его наиболее устойчивых и постоянных черт превращает образ в некий идеальный объект, инвариант класса предметов, не существующий фактически в реальной действительности. Вещи не существуют в нашей голове в чистом виде. Они представлены в идеальной форме, субъективно. Такой образ изоморфен отображаемому предмету, но не тождествен ему.

Формирование этого образа во многом зависит от особенностей физиологической организации человека. Некоторые качества вещей приобретают специфическую субъективную форму отражения, например, цвета, запаха, вкуса. Так, поскольку глаз в физическом отношении несовершенен, он не может непосредственно отображать длину световых волн и отражает длину волн в виде специфических ощущений цвета (700 милимикрон, например,— это синий цвет). Соленость как вкус есть субъективное выражение объективного свойства соли и т. д. Следует также иметь в виду, что эффект действия различных раздражителей, идущих извне, неодинаков. Некоторые раздражители являются особенно интенсивными, они тормозят действие слабых раздражителей.

Формы мыслительного отражения предметного мира определяются не только структурой и свойствами самих предметов, но и материальными условиями жизни людей, их практической деятельностью, направлением их интересов, уровнем их интеллектуальных способностей и т. д.

Предметы воспринимаются людьми нередко через призму социально-политических, правовых, эстетических и религиозных оценок .

Большое значение в отражении предметов имеет род занятий человека, определенный опыт и т. д. «Гора и пригорок в представлении горного жителя имеют наверняка не одну зрительную форму, но также сравнительную истину восхождения. У носильщика тяжестей на голове есть наверняка род таблицы удельных весов для очень разнообразных предметов» [56, 493].

Отражение действительности в сознании человека домарксовский материализм рассматривал как пассивный отпечаток вещи в результате ее механического воздействия. Дидро прямо сравнивал человеческий мозг с воском, на котором вещи оставляют свой<82> отпечаток. На самом деле само отражение объективной реальности есть процесс деятельности субъекта, в ходе которой образ становится все более адекватным своему объекту.

«Познание,— указывает В. И. Ленин,— есть отражение человеком природы. Но это не простое, не непосредственное, не цельное отражение, а процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов etc , каковые понятия, законы etc ... и охватывают условно, приблизительно универсальную закономерность вечно движущейся и развивающейся природы...

Человек не может охватить = отразить = отобразить природы всей полностью, ее непосредственной цельности, он может лишь вечно приближаться к этому, создавая абстракции, понятия, законы, научную картину мира и т.д. и т. п.» [38, 163—164].

В образовании абстракции огромное значение имеет творческая работа воображения.

«Подход ума (человека),— писал В. И. Ленин,— к отдельной вещи, снятие слепка (= понятия) с нее не есть простой непосредственный, зеркально-мертвый акт, а сложный, раздвоенный, зигзагообразный, включающий в себя возможность отлета фантазии от жизни: мало того: возможность превращения (и притом незаметного, несознаваемого человеком превращения) абстрактного понятия, идеи в фантазию (в последнем счете = бога). Ибо в самом простом обобщении, в элементарнейшей общей идее («стол» вообще) есть известный кусочек фантазии» [38, 330].

Между тем фантазия в отражении действительности может иметь очень большое положительное значение. Любая творческая деятельность человека, направленная на преобразование окружающей природы, всегда содержит элементы фантазии, без которой вообще невозможно творческое планирование деятельности.

Человек даже может создавать понятия о материальных предметах, не существующих в природе, а конструируемых им в соответствии с познанными закономерностями. К таким предметам относятся машины, технические устройства, сооружения и т.п. [21, 37]. С другой стороны, познание осуществляется людьми, которые в силу недостаточности соответствующих фактов, несовершенства техники, эксперимента, процесса измерения и т. п. могут делать неверные обобщения, образовывать понятия, связывать их в систему неудовлетворительным образом [21, 39].

В сфере общения людей (третья горизонтальная линия на схеме) обобщенный образ должен быть перекодирован в чувственно воспринимаемую форму, т. е. соотнесен с каким-нибудь звуковым комплексом. В этой области также возможны некоторые сдвиги. Выше уже говорилось о том, что при наименовании предметов огромную роль играют различного рода ассоциации. Наименованию предшествует сравнение. Сравнение может привести к смещению доминантных черт обобщенного образа. Так, например, обобщенное представление о бруснике связано с представлением целого ком<83>плекса ее отличительных черт. Наименование ее в татарском языке нарат r илеге (буквально 'сосновая ягода') было связано с выделением одной черты — особенности этой ягоды расти под соснами — как доминантной. С утратой первоначальной внутренней формы эта доминантная черта может утратиться. Наличие синонимов ведет к известной регламентации узуса данного слова, хотя в реальной действительности может не быть логических оснований для такой регламентации, ср. русск.путь идорога. Слова могут приобретать в речи различную стилистическую окраску, употребление их может быть нормированным и ненормированным.

Чисто языковым явлением следует считать реляционные свойства слова. Реляционная семантика (структурное значение) слова характеризует положение его в языковой системе, т. е. его дистрибуцию в семантической и формальной структуре языка, а также его частотность.

«К реляционным свойствам слова принадлежат такие его признаки, как сочетаемость, стилистическая тональность (например, книжность, разговорность, просторечность и т. д.), архаичность, новизна и др. Реляционные значения слов, как и реляционные значения фонем, в отличие от лексических значений в традиционном смысле не имеют коррелятов (референтов) в объективной действительности. Они целиком и полностью обусловлены внутренними отношениями компонентов языковой системы» [7, 19—20].

Необходимость познания человеком действительности и последующего ее выражения средствами языка ведет к известной конструктивизации действительности. «Окружающая нас материальная действительность постоянно изменяется, развивается по законам диалектики, все в ней взаимосвязано друг с другом, она «текуча», в ней отсутствуют строгие разграничительные линии. Поэтому процесс познания действительности связан с выделением каких-то отдельных предметов, с их наименованием, с их отождествлением между собой, с превращением непрерывного в дискретное, текучего в жесткое» [17, 76].

Вынужденное дробление действительности в речи приводит к созданию большого количества искусственно объективированных и как бы изолированно существующих атрибутов различных предметов и явлений, которые в действительности раздельно не существуют. В речи появляются различные элементы, обслуживающие только технику речи и т. п.

Формы выражения мышления в языке относительно независимы. Не все изменения в языке могут быть рассматриваемы как прямое отражение изменений в мышлении.

Однако наличие этих двух преломляющих сфер никогда не приводит человека к конфликту с действительностью. Жизненная практика всегда коррегирует возможные отклонения отражения и в конечном счете обеспечивает человеку правильное понимание истинной сущности предметов и явлений материального мира.<84>