2.1.3. Гетерогенные языковые традиции

В западном мире принято, чтобы письменная культурная традиция придерживалась одного языка. Переключение и смешение кодов допускается лишь в речи персонажей художественных текстов или с юмористическими целями. В

России наиболее известным мастером таких текстов был И. Мятлев. Вот, например, отрывок из его "Сенсаций и замечаний госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже":

Патриот иной у нас Закричит: "Дю квас, дю квас, Дю рассольчик огуречный!" Пьет и морщится, сердечный: Кисло, солоно, мове, Me се рюс, э ву саве: Надобно любить родное, Дескать, даже и такое, Что не стоит ни гроша!

Же не ди па, ла каша Манная, авек де пенки, Ла морошка, лез опенки, Поросенок су ле хрен, Ле кисель э ле студень Очень вкусны; но не в этом Ле патриотизм! Заметим, Что он должен быть в душе! В кушанье с 'ет ен neuiel

(Использованы следующие французские единицы: du – партитивный артикль: du квас '[хочу] квасу'; mauvais, Mais c'est russe, et vous savez 'гадко, Но это русское, и вы знаете'; Je tie dis pas 'я не говорю'; la, des, les, le - артикли; avec V; sous 'под'; c'est un peche 'это грех'.)

В многоязычной Индии положение было и во многом остается иным. "В классических пьесах Калидасы, Бхасы и других языки распределяются по социальному принципу: цари и знатные господа говорят на санскрите, знатные дамы – на шаурасени, простолюдины – на магадхи, женщины поют на махараштри" [Елизаренкова 1990: 391]; шаурасени, магадхи и махараштри – среднеиндийские языки начала нашей эры с различной территориальной привязкой (северо-западная, восточная и центральная Индия). В дравидийских литературах Южной Индии широко практикуется смешение кодов. Существует особая форма тамильского языка manippiravaalam, в которой тамильские предложения или их части замещаются текстом на языке заимствования. "В средневековой литературе в качестве последнего выступал санскрит <...> В наше время (в особенности в устной речи, а также и в художественной литературе) место санскрита занимает английский, и порой бывает трудно определить, каким же языком пользуется говорящий – тамильским или английским" [Андронов 1983: 39].

То же произошло и в складывавшейся независимо от западных традиций гавайской литературе. Вот первый куплет гавайской песни Ku'u pua i Paoa-ka-lani ("Мой цветок в Паоа-ка-лани"):

Имея в виду особенности сверханалитичной гавайской грамматики, можно сказать, что граница кодов проходит здесь даже внутри того, что является аналогом нашей глагольной словоформы. Так, вербальная составляющая е waft mat nei 'доносящийся' оформлена рамочным показателем континуальности е ... nei, внутрь которого в постпозиции к неизменяемому знаменательному слову (в данном случае – английскому) включается показатель направления действия (mat, к говорящему). Автор песни – королева Лилиу-о-ка-лани, естественно, прекрасно владела гавайским культурным наследием, ее поэзия целиком лежит в рамках традиции²⁰. До открытия островов европейцами гавайцы не имели языковых контактов, и язык не мог рассматриваться как элемент идентичности. Во второй половине XIX в. в условиях полного билингвизма значительной части населения королевства (независимо от этнического происхождения) переключение кодов стало неотъемлемой особенностью языкового поведения. Пуризм не был свойствен и гавайской литературе этого периода, как раз переживавшей расцвет. В европейских культурах внешне сходный поэтический прием не случайно называется макаронизмом (от ит. maccherone 'паяц, балагур'): переключение кодов в поэзии всегда воспринимается юмористически.

В наши дни в двуязычном социуме, противопоставляющем себя монолингвам, элементом идентичности, который обладает для его членов высокой символической ценностью, может оказаться само двуязычие. Так, например, в испано-американской среде на юго-западе США под названием Spanglish институализировалась смешанная речь с постоянным переключением и смешением кодов. Письменную фиксацию она получает редко, но широко представлена в средствах массовой информации. В японском документальном фильме о языках национальных меньшинств (Kotoba-no Seikimatsu, NHK ETV) диск-жокей одной из техасских радиостанций говорит: "Я не задумываюсь о переключении кодов²¹ с английского на испанский, с испанского на английский – это тот самый язык второго поколения мексикано-американцев, на котором я говорю с детства". А вот его типичная фраза в эфире: All right, all right, recordan-do una vez mas: tomorrow night it's gonna happen en el parque Rosdeo, Tejano Thunder! Be there! 'Ладно, ладно, напоминаю еще раз: завтра вечером это случится в парке Росдео, Tejano Thunder! Будьте там!' Показательно, что даже само название рекламируемой местной группы, которое, вероятно, надо переводить как Гром-по-черепице, двуязычно: tejano – от исп. teja 'черепица', thunder – англ. 'гром'.

* * *

Итак, каково же соотношение языка и диалекта? Несмотря на то что это противопоставление родилось в рамках "чистой" лингвистики, там оно не является необходимым. «При синхронном лингвистическом описании некоторой локальной лингвистической разновидности, при исследовании ее истории или определении ее генетической, типологической или даже ареальной отнесенности применение по отношению к ней терминов "язык" или "диалект" (а также в ряде случаев "наречие" или "говор") практически безразлично: оно не является здесь квалификационным (хотя иногда употребление термина "диалект"» вместо "язык" может и затемнить общую лингвистическую картину данного ареала в целом) [Эдельман 1980: 128-129].

Анализ социолингвистического материала показывает, что решающее мнение в этом вопросе принадлежит самим носителям языка. К числу "объективных" показателей разграничения языка и диалекта относится взаимопонятность и/или наличие престижного наддиалектного идиома (устного или письменного), а также политико-экономического центра интеграции носителей родственных идиомов.