Этноязыковой состав Российской Федерации по данным переписи 1989 г. Языковая лояльность и ее динамика

Результаты развития языковой ситуации в России в советский период можно видеть по итогам последней (1989) переписи населения (табл. 4).

Как видим, основная масса народов, переходящих на русский язык, – это те, кто не имеет в России компактной этнической территории. Из остальных в угрожающем положении находятся этнические языки карелов и вепсов, а также большинство языков народов Севера (в начале 1990-х годов к их числу отнесены и шорцы). Настораживает положение мордовского, обоих коми, удмуртского. Что касается народов Севера, то сравнительно хорошие шансы на выживание имеют лишь долганский (в структурном отношении очень близкий к якутскому), ненецкий и нганасанский языки; несколько хуже положение чукотского. Направление языковой ассимиляции эвенков, эвенов и юкагиров зависит от места проживания: около половины их живет в Якутии (48% эвенков, 50% эвенов, 61% юкагиров), где уже достаточно далеко зашел процесс их перехода на якутский, который объявили родным соответственно 88, 56 и 31% представителей этих народов. Вне Якутии они переходят на русский.

Заметная языковая ассимиляция, не связанная с русским языком, в недавнем прошлом была характерна также для башкир, но за последние десятилетия у них наметился рост языковой ассимиляции с татарами. Повышается языковая лояльность к этническому языку, а также усиливается языковая русификация. Вот данные трех переписей (%):

Надо отметить, что темпы языковой ассимиляции сильно зависят от демографических характеристик народа. При росте доли городского населения ассимиляция идет быстрее. В сельской местности она зависит от характера хозяйственной деятельности, но в первую очередь – от степени моноэтничности населенных пунктов. Например, на 1989 г. из 3564 селькупов России большинство (1530) жили в Ямало-Ненецком автономном округе (почти исключительно в Красновишерском р-не, не охваченном нефте- и газодобычей) и в Томской обл. – 1347. В первой территориальной группе этнический язык сохранялся в сравнении с другими народами Севера очень хорошо: русский считали родным только 15,2%. А у томских селькупов языковая ассимиляция уже завершалась, 88,7% из них назвали родным языком русский. Основная причина этого различия в том, что поселки томских селькупов заметно более многонациональны.

Почему народ забывает свой этнический язык? Почему в одних случаях смена языка идет быстрее, в других медленнее? Учитывая приведенную выше статистику и зная ареал расселения различных народов, а также детали языковой политики, мы не видим ничего удивительного в приведенных выше фактах.

В тех случаях, когда имеется надежная лингводемогра-фическая статистика, можно выяснить и некоторые подробности этого процесса. В разд. 3.3 мы говорили, что данные переписей о родном языке не всегда достоверны. Когда народ утрачивает этнический язык, статистика, в том виде, как она известна из переписей, склонна показывать замедленный темп этой утраты. Но все-таки массу поучительной информации из материалов переписей извлечь можно.

Таблица 4

Продолжение табл 4

Рассмотрим данные о доле калмыцкого языка как родного у разных возрастных когорт по материалам трех последних переписей. При анализе этих данных надо иметь в виду следующее.

Две младшие когорты каждой переписи сопоставимы с данными последующих условно: самая младшая содержит 11 лет (от 0 до 10 полных лет), следующая – 9 лет (от 11 до 19), последующие когорты содержат по 10 лет, исключая самую старшую. Кроме того, данные о владении этническим языком в младших возрастах обычно завышены: они заполняются со слов родителей, причем и для младенцев, которые еще не говорят ни на каком языке, – "на перспективу".

Самая старшая когорта каждой переписи при сопоставлении с предыдущими "улучшает" степень владения этническим языком: в когорту, условно названную "1920-е годы рождения", по переписи 1970 г. вошли люди 40-49 лет (1921-1930 гг. рожд.), в 1979 г. - 50-59 лет (1920-1929 гг. рожд.), а в 1989 г. те, кому исполнилось 60 и более лет, т. е. родившиеся не только в 1920–1929 гг., но и раньше.

В табл. 5 приведены данные трех переписей, отражающие процент калмыков (составляющих разные возрастные когорты), которые считают родным для себя язык своего этноса – калмыцкий:

Таблица 5

Мы видим, что языковая лояльность (в данном случае это признание родным для себя языка своего этноса, а не, скажем, русского языка) среди калмыков всех возрастов понижается. "Синхронное" снижение – то, что представители более молодых поколений реже указывают калмыцкий язык родным, – удивляет мало. Наряду с этим можно заметить "диахронное" снижение: среди представителей одной и той же возрастной когорты от одной переписи к другой доля калмыцкого языка как родного снижается (ср. особенно показательные данные по наиболее сопоставимым когортам 1930, 1940 и 1950-х гг. рожд.). Вообще говоря, эти цифры могут отражать всего лишь более высокую смертность среди тех, для кого калмыцкий язык родной. И в этом нет ничего абсурдного: этнический язык лучше сохраняется в сельской местности, а смертность там выше. Но снижение идет слишком неравномерно (за первые 9 лет оно у всех более значительно, чем за следующие 10) и чересчур быстро, чтобы объясняться только этим фактором. Остается другое объяснение: на протяжении жизни часть людей меняет свое отношение к этническому языку, причем все время происходит отказ от этнического языка как родного, снижение языковой лояльности.

Сходные процессы в той или иной степени затрагивают все народы; обратное явление – повышение языковой лояльности – очень редкое.

В городе понижение языковой лояльности идет интенсивнее, чем в селе, что естественно; давно замечено, что сельские жители больше привержены своему этническому языку, чем горожане. А зависит ли языковая лояльность от пола? Данные на этот счет, как и по городскому / сельскому населению, имеются лишь по двум последним переписям. У мужчин-калмыков всех возрастов за 1979-1989 гг. лояльность к этническому языку снизилась с 93,8 до 92,5%, у женщин - с 95,3 до 93,6%. Иными словами, калмычки проявляют больший "консерватизм". Связано это в первую очередь с положением женщины, менее склонной к внешним, в том числе и межэтническим, контактам.

Данные по другим народам имеют разный характер. У северокавказских народов, как и у калмыков, языковая лояльность женщин выше, у большинства остальных народов соотношение обратное. Вот данные 1989 г. для лиц 1950– 1959 годов рождения (табл. 6):

Таблица 6

Там, где языковая ассимиляция почти не происходит или идет медленно, разрыв показателей для мужчин и женщин составляет лишь долю процента. Что касается различий в языковой лояльности полов у народов, начавших утрачивать этнический язык, то надо иметь в виду, что показатель языковой лояльности лишь опосредованно указывает на реальное знание и использование этнического языка. Мужские показатели выше не столько за счет их повышенной по сравнению с женщинами эмоциональной привязанности к своему этническому языку, сколько в меньшей достоверности даваемых ими сведений: мужчине кажется, что назвать этнический язык родным более "правильно".

В целом справедлива следующая закономерность: чем выше темпы утраты этнического языка, тем больше межполовой разрыв в языковой лояльности. Другая закономерность кажется совершенно естественной: чем сильнее выражена утрата этнического языка, тем быстрее идет снижение языковой лояльности; при этом чем моложе поколение, тем ниже языковая лояльность и тем быстрее она снижается. В рассмотренной когорте лиц 1950-х годов рождения среди мужчин за десятилетие (1979-1989) языковая лояльность у осетин снизилась с 92,7 до 92,4, у бурят - с 89,2 до 88,7, у мордвы - с 68,2 до 63,6, у карел - с 43,0 до 36,6.

Рост языковой лояльности по отношению к этническому языку характерен только для башкир, но там этот процесс связан с переоценкой отношения к татарскому языку: за тот же период 1979-1989 гг. в когорте 1930-х годов рождения доля лиц с родным башкирским повысилась с 66,5 до 74,2%, в когорте 1950-х годов рождения - с 73,6 до 75,6%.

Народы, о которых шла речь выше, практически не были затронуты внешними (по отношению к РСФСР) миграциями, поэтому есть все основания утверждать, что за вычетом незначительной естественной убыли, люди, составляющие когорты 1950-х годов рождения, зафиксированные переписями в 1979 и 1989 гг., - это одни и те же лица. В данном случае демографическая статистика позволяет делать утверждения относительно эволюции языковой лояльности в онтогенезе.

Миграции могут сильно менять статистическую картину. Например, на характеристиках армян, переписанных в 1989 г. в РСФСР, успела отразиться начавшаяся в 1988 г. иммиграция из Азербайджана и зоны спитакского землетрясения; доля лиц с родным армянским языком среди въезжавших была значительно выше, чем среди заметно обрусевших армян России, в основном городских жителей. В результате по РСФСР показатель лояльности к армянскому языку в когорте 1950-х годов рождения за 1979-1989 гг. повысился у мужчин с 73,9 до 74,7%, а у женщин - с 64,6 до 68,0%.

Такая этноязыковая композиция составила основу языковой ситуации современной России.

* * *

Идеологическое осмысление языковых процессов в СССР хорошо умел резюмировать Ш. Р. Рашидов (в 1959-1983 гг. - первый секретарь ЦК компартии Узбекистана): "Все языки нашей страны – а их в Советском Союзе более 130 - постоянно развиваются, становятся все ярче, богаче, колоритнее, многообразнее"; "В возникновении новой, невиданной ранее исторической общности людей – советского народа, укреплении его единства выдающуюся роль играет русский язык. Сегодня он является родным языком этой подлинно интернациональной общности более ста наций и народностей СССР, мощным и действенным фактором духовной коммуникации всех советских людей"; "Язык межнационального общения <...> помогает всем национальным языкам в достижении новых вершин в своем совершенствовании" [Рашидов 1980: 13, 14, 25]. Детальному обоснованию таких положений посвящены десятки монографических исследований советских социолингвистов. В советский период на Западе, а в постсоветский – и во многих вновь образовавшихся государствах, наоборот, часто доминирует интерпретация всех этнокультурных процессов в СССР как злонамеренной русификации, осуществлявшейся Сталиным – Хрущевым – Брежневым по ленинским заветам.

Правда, по-видимому, посредине. В целом в течение советского периода шло естественное распространение языка межэтнического общения на едином государственном и экономическом пространстве, характерное для любого государства такого размера и уровня развития. В отличие от многих стран, традиционно относимых к типичным демократиям, в СССР никогда не существовало общих законодательных ограничений на использование негосударственного языка. Хотя политика в отношении отдельных на-родов-"предателей" граничила с геноцидом, она – увы – укладывалась в социальную практику построения коммунизма. Не будем забывать, что жертвы "обострения классовой борьбы" численно сильно превышали тех, кто был репрессирован по национальному признаку.

Ранний период советской истории, напротив, дал пример беспрецедентного национально-языкового расцвета, без всяких кавычек. И более чем вероятно, что именно реальная практика выстраивания межнациональных отношений в СССР до середины 1930-х годов, позднее постепенно свернутая до демагогических лозунгов, но продолжавшая оставаться законодательно закрепленной на знамени строителей коммунизма, как раз и была одной из причин того, что в современном наборе общечеловеческих ценностей сохранение этнического и языкового многообразия человечества имеет столь большое значение.

Языковая ситуация на постсоветском пространстве чрезвычайно многообразна, существующие тенденции во многом противоречивы. Ее детальный предварительный анализ дан в неоднократно цитированной выше книге В. М. Алпатова, особенно во втором ее издании [Алпатов 2000а].