Язык и диалект

Народный язык существует как совокупность диалектов. В вопросе о верхней временной границе праславянского языка мы сле­дуем за Трубецким, который писал: «С того момента, как разви­тие данного диалекта настолько уклонится от развития соседних диалектов, что представители этих диалектов утратят возможность свободно понимать друг друга без посредства переводчика, мож­но считать, что данный диалект превратился в самостоятельный язык... за момент этого распадения можно принять мо­мент последнего изменения, общего всем диа­лектам данного языка. По отношению к праславянскому языку таким последним изменением, свойственным всем диалек­там этого языка, является так называемое "падение слабых еров"... Явление это охватило все славянские диалекты, но произошло в одних диалектах раньше, в других — позже».

Бесспорно, сегодня болгары, чехи и русские говорят на раз­ных языках. Откуда такая уверенность, что до XII в. язык славян был еще единым? Иногда высказывается мнение, что противопо­ставление языка и диалекта едва ли не надуманное, искусствен­ное. Якобы провести границу между языком и диалектом в прин­ципе невозможно. Из того, что трудно провести границу между ними, вовсе не следует, что такой границы в принципе не суще­ствует. С одной стороны, есть очевидные вещи. Сомнительно, что кому-то может прийти в голову объявить калужские и орловские говоры разными языками. С другой стороны, еще труднее объ­явить о принадлежности к одному языку русского и китайского языков. Структурная близость первых и структурные различия вто­рых слишком очевидны. Попытаемся сформулировать, чем отли­чается язык от диалекта, и проиллюстрировать это примерами из истории славянских языков.

Важнейшее отличие указано Трубецким: диалекты характери­зуются общей направленностью языковых процессов, тогда как языки существуют каждый по своим специфическим законам.

Вспомним, что закон открытого слога характеризовал все сла­вянские диалекты, однако выполнение его различными группами славян осуществлялось зачастую специфически. Закон требовал преобразовать сочетание *tolt так, чтобы не было закрытого слога. Все славянские языки подчинились этому общему для всех требо­ванию, но подчинились по-разному. За пределами славянских язы­ков закон открытого слога не действовал.

При разграничении языка и диалекта важен также социолинг­вистический критерий. Он состоит в том, что сами говорящие ре­шают, говорят ли они на одном языке или на разных. Если сегод­ня боснийцы, хорваты и сербы утверждают, что говорят каждый на особом языке, ученые, вопреки всем другим соображениям, обязаны признать их раздельное существование, хотя совсем не­давно речь шла о сербохорватском языке, которым в качестве литературного пользовались различные народы.

А.А. Соколянский предложил еще один, собственно лингвистический, способ разграничения языка и диалекта.

Известно, что каждый язык представляет собой систему. Сте­пень закрытости ее от воздействия со стороны других систем раз­лична. Наиболее открытой является лексическая система, которая принципиально открыта для заимствований.

Другой характер имеет фонетическая система. Она является за­крытой, хотя на периферии может принимать в себя элементы, не свойственные центру фонологической системы. В начале XIX в. мать Татьяны Лариной по молодости «...русский Н как N фран­цузский произносить умела в нос», такое же произношение мно­го позднее сохраняла теща Кисы Воробьянинова. Может ли быть заимствован новый звук из одного языка в другой? Ответы на этот вопрос даются разные. Вместе с тем нельзя сбрасывать со счетов простой эмпирики: к примеру, в русском языке ф встреча­ется почти исключительно в заимствованных словах. Конечно, си­стема языка должна быть подготовлена к принятию новой едини­цы, в противном случае эта единица будет отторгнута. За послед­ние два столетия русский язык заимствовал огромное количество слов из французского языка, но носовых гласных, характерных для французского, у нас не появилось. Сегодня в наш язык кося­ком идут английские заимствования, но все они, проходя через фонетический контроль русского языка, утрачивают то, что не может быть принято нашей фонетической системой (например, межзубные согласные английского языка).

Еще более закрытой является морфологическая система, кото­рая практически не допускает в свой состав иноязычных элемен­тов. Вопрос о проницаемости грамматического строя языка неоднократно поднимался в научной литературе. Немецкий линг­вист Г.Пауль (1846—1921) писал: «Гораздо реже... заимствуются флексии. Для этого нужно особенно тесное соприкосновение язы­ков друг с другом». Более категоричен американец Э. Сепир (1884— 1939): «...мы вообще не вправе заключать о способности одного языка непосредственно оказывать преобразующее морфологиче­ское влияние на другой язык». Сколько бы русский язык ни за­имствовал лексики из английского языка, мы никогда не начнем говорить столе вместо столы. Показатель множественного числа так и останется фактом английской грамматики.

Если принять это положение, то удивительнейшую картину дают древнейшие письменные памятники русского языка, в ко­торых смешение южнославянских и восточнославянских морфологических элементов представляет правило, а не исключение. Это смешение настолько привычно, что, кажется, уже перестало быть предметом осмысления. Южнославянские и восточнославянские элементы не отторгали друг друга, а образовывали сплав, что воз­можно только при взаимодействии диалектов.

Таким образом, мы вправе прийти к выводу, что во время появления письменности язык славян оставался единым, но диа­лектно многообразным. Это единство существовало приблизительно до XII — XIII вв. — эпохи падения редуцированных. После этого времени целесообразнее говорить об отдельных славянских языках.