logo search
Белянин В

1.7. Психиатрическая лингвистика

Применение психиатрического метода анализа личности может дать неожиданный лингвистический результат

Так, Р.Якобсон, будучи лингвистом, сделал объектом своего анализа творчество упоминавшегося нами немецкого поэта Гёльдерлина, который в зрелом возрасте страдал шизофренией. Исследователь установил, что стихи, написанные после начала болезни, существенно отличаются от предшествующего творчества этого поэта именно по языку. Якобсон писал: "В тяжело больном поэте нашла себе максимальное проявление утрата способности и воли к диалогической речи, и характернейший признак этой утраты — полное исчезновение "шифтеров", в частности грамматических лиц и времен (показателей 1 и 2 лица — В. Б.). Я убежден, — продолжает Якобсон, — что эта первая рекогносцировка должна положить начало последовательным лингвистическим разысканиям о психопатологической речи и поэзии и что такие сравнительные изыскания, в частности, необходимы для всестороннего понимания языка в роли инструмента взаимной коммуникации и личного познания" (Jackobson, Pomorska 1980, 132).

Тем самым, психиатрический анализ личности автора может стать инструментом, который позволяет дать представление не только об особенностях психического склада и глубинных основах его творчества, но и о языковых особенностях его произведений.

Существенным подспорьем в лингвистических изысканиях в этом направлении могут служить работы по психиатрической лингвистике. В них приводится много свидетельств того, как меняется речь под влиянием того или иного заболевания психической сферы.

Так, в частности, отмечается, что при паранойе человек чаще использует пассивные конструкции для выражения своих представлений и чувств; часто говорит о себе (в английском языке — это конструкции I alone, only me, just me, I work on alone, I did it myself, were it not for me); для его синтаксиса характерно некоторое нарушение связности (freestanding sentences).

При эпилепсии появляется сниженность стиля, вязкость речи, слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами. В состоянии депрессии человек может полностью отказаться от говорения (му-тизм), а при маниакальности его речи может быть присущ так называемый словесный понос, он может конструировать бредовые построения, громко говорить и петь. Речь

истероида может быть лжива, а шизофреника — абстрактна и псевдонаучна (см. серьезное исследование этой проблемы, Пашковский и др. 1994). В исследованиях языка истероидов (hysterical language) основное внимание уделяется механизмам переноса.

Общеизвестно и наличие количественных (статистически значимых) различий между текстами, написанными здоровыми людьми и душевнобольными (Zipf 1949).

В последнее время актуальным в том числе для психолингвистики стал анализ речи лиц с болезнью Альцхеймера. Исследования, однако, показывают, что основная проблема этих больных связана не с лингвистическими особенностями речи (что проявлялось бы. допустим, в понимании редких, длинных или абстрактных слов), а в нарушениях когнитивной основы памяти (MacDonald et at 1998, 66).

Эти и подобные наблюдения (прежде всего экспериментального плана) могут стать предметом особой дисциплины — патопсихолингвистики (Леонтьев А.А. 1997, 229-242).

Последней значительной работой в области лингвистики измененных состояний сознания (как в разделе патопсихолингвистики) были исследования Д.Л. Спивака. Он доказал, что при экстремальных внешних условиях, при действии психических препаратов, в т.ч.

Пение мы, вслед за нашим коллегой из Тайваня Габриэлем Хонгом относим к пятому виду речевой деятельности

Говоря об идентификации личности по речи, нельзя не упомянуть о графологии. К сожалению, результаты графологического анализа не всегда могут быть однозначно подтверждены данными психологических исследований по причине размытости и несогласованности некоторых положений графологии (Super 1992).

Попытаемся привести в соответствие результаты графологического анализа с психологическим. Совершенно очевидно, что почерк как проявление речевой деятельности человека также зависит от акцентуации личности.

Паранойяльность (как склонность к образованию сверхценных идей) проявляется в преобладании слов с прописных букв (capitalisation), частом использовании красных строк. Эпилептоидность (как характеристика возбудимой личности, для которой может быть

*.-*ft'^8 „ °^i&:#k***fr&**Si

1-iJ. ,?*&1*-Ъ*ЪЫ t-^&f-^r-b* F^-J**J ** *"

характерно сужение интересов) проявляется в мелком почерке, знаках препинания с сильным нажимом. Истероидность (желание обратить на себя внимание) — это прежде всего завитушки, витиеватость (в том числе и в подписи), открытые буквы, волнистые линии. Депрессивность (сниженность настроения) — снижение линии строки к концу, слабый нажим, маленький межстрочный интервал и маленькое расстояние между буквами, словами и полями. Маниакальность (повышенное настроение) — крупные буквы и повышение линии к концу строки. Маниакально-депрессивные расстройства настроения — волнистые линии на письме.

Конечно, для проверки подобных гипотез нужны более серьезные изыскания, чем курсовые, дипломные или даже диссертационные работы моих студенток из Московского государственного лингвистического университета, но и эти наблюдения говорят о том, что корреляции явно позитивны.

Допустив возможность психиатрического подхода к тексту, следует согласиться с

соображениями Г.О.Винокура о возможности реконструкции личности автора художественного текста с помощью филологического анализа.

Рассматривая понятие языка писателя и отличие его от "языка литературных произведений" и "языка произведения", исследователь полагал, что оно "может быть применимо с целью раскрыть психологию писателя, его "внутренний мир", его "душу". Такая возможность основывается на том, что в языке говорящий или пишущий не только передает ... то или иное содержание, но и показывает, как он сам переживает сообщаемое" (Винокур 1991, 44).

Из этого высказывания явствует, что и филологический анализ может предполагать обращение к тому, что стоит за словом.

"... частные акты речи, — писал Винокур еще в 1946 году, — ... в той мере, в какой они поддаются наблюдению, ... могут дать исследователю возможность проникнуть в душевное состояние писателя, угадать его настроение, почувствовать, с печалью или радостью он говорит свое слово, с сочувствием или безразличием он рассказывает о событиях в жизни своих героев и т.д.; причем все это может находиться в том или ином соответствии с прямым смыслом текста" (там же, 46).

Наличие разных типов построения текста, по мнению Винокура, "не может не заинтересовать того, кто хочет увидеть в языке писателя отражение его внутреннего мира, так как разные построения... могут оказаться связанными с разными психологиями" (там же, 47).

Предлагая свою типологию художественных текстов по эмоционально-смысловой доминанте, мы расцениваем ее как реализацию этого положения.

ГЛАВА ВТОРАЯ